«Завтрашний день будет ужасен», сказал Элиот, поясняя это тем, что он отсутствует дома уже три часа, с 20 до 23. Мы посоветовали другого врача. Но что именно поможет вылечить этот маленький нервный застенчивый комочек: врачи, здравый смысл, отдых, путешествие или какой-нибудь неизвестный радикальный метод, одному богу известно. Элиот сказал, что у нее абстрактный, а у него исторический склад ума. В итоге я ощутила странное волнение от его визита и искреннего рассказа; каким-то образом это затронуло не только мое тщеславие, но и чувство человеческого достоинства. Симпатия и привязанность к нам, доверие Леонарду и то, что Элиот держался столь непринужденно, каким-то подсознательным образом, как он говорил, но не в разговоре, а мне лично, заставили меня похлопать его по плечу; не ахти какая забота, но это максимум, на что я была способна.
А теперь я немного волнуюсь по поводу «Обыкновенного читателя»; ни слова о нем ни от одной души; возможно, завтра будет рецензия в ЛПТ. Однако чувства мои явно поверхностны; за внешним волнением скрывается существенное спокойствие.
1 мая, пятница.
Это, как говорится, заметка на будущее. «Обыкновенный читатель» вышел 8 дней назад, а до сих пор нет ни одной рецензии, и никто не написал мне, не обсудил со мной книгу и вообще никак не дал понять, что знает о ее существовании, кроме Мейнарда, Лидии и Дункана. Клайв совершенно онемел; у Мортимера грипп и ему не до отзывов70; Нэнси [Кунард] видела, как он читал ее, но умолчала о его мнении; все указывает на отсутствие интереса и полный провал. Я только что миновала стадию надежды и страха, а теперь вижу, что мое разочарование уплывает вдаль, словно старая бутылка с запиской, а я готова к новым приключениям. Не стоит удивляться, если то же самое случится с «Миссис Дэллоуэй». Но мне надо написать Гвен71.
4 мая, понедельник.
Вот температурная кривая книги. Мы ездили в Кембридж, и Голди72 сказал, что считает меня лучшим из ныне живущих критиков; парализованный человек, Хейворд73, в своей резкой неловкой манере спросил: «Кто написал ту необычайно хорошую статью о елизаветинцах, которая вышла два или три месяца назад в ЛПТ?». Я указала пальцем на себя. Итак, в «Country Life74» появилась одна насмешливая рецензия, ужасно слабая и невнятная, пытающаяся объяснить, что такое «Обыкновенный читатель», а другая, говорит Ангус, вышла в «Star75» и высмеивает обложку Нессы. Исходя из этого, я прогнозирую массу критики в том ключе, что я пишу невразумительно и странно; быть может, некоторый энтузиазм; медленные продажи и укрепление репутации. О да, репутация закрепится. Вот только у меня болит голова, и я не могу пойти с Ангусом на концерт, а Леонард устраивает Рэндаллу прощальный ужин76, и какое же это облегчение посидеть в тишине (избавление от обязательств высшее счастье), и я бы хотела описать Пернель77, Кембридж, Брейтуэйт78 и Хейворда с постскриптумом о Томсоне79. Прекрасное место, полное, как и все сейчас, дуновений прошлого. Проходя мимо дома Дарвинов, я заметила ивы80; с растущей материнской нежностью, которая сейчас приходит ко мне, я там думала о себе; о Руперте81; потом пошла в Ньюнем и воодушевила миссис Палмер82 разговорами о том, что Пернель выходит замуж за архиепископа.
Ничего не могу закончить; миссис Асквит83 застряла как ком в горле; буду читать Мура до ужина и после него, пока не придет Леонард. Нет, я не хочу слушать Баха84, так что, отдав билеты Ангусу, я обеспечила ему компанию в лице очаровательного молодого человека.
С Пернель было намного проще, чем раньше. Мы сидели у ее камина и сплетничали о смерти Кейт85, которая еще за неделю до своего ухода гуляла с собакой; которая была совершенно замкнутой и напоминала скелет, мертвеца, ходившего с саркомой; никаких врачей. Никаких упоминаний и 58, кажется, сожженных коричневых дневников.
9 мая, суббота.
Только что вернулась из театра «Chiswick86», где вместе с Лидией и Бертой Рак87 смотрела греческую пьесу; прекрасный весенний день, все деревья по пути через парк зацвели; это мимолетное путешествие напомнило мне прогулку с Нессой, Клайвом и Тоби88, с которым мы в один голос назвали Гайд-парк «урбанистическим».
Что касается «Обыкновенного читателя», то в ЛПТ было почти две колонки рассудительных и разумных похвал ни то ни се такова моя судьба в «Times». А Голди пишет, что, по его мнению, «это лучшая критика на английском языке юмористическая, остроумная, глубокая»89. Мои критики ударяются в крайности или называют меня посредственной такая вот судьба. И то же самое ждет скоро «Миссис Дэллоуэй».
Я измучилась и вымоталась сидеть рядом с моржихой Салли Онион, которая распаляется при виде танцующих молодых людей. Прошлой ночью у нас был скудный ужин с Сэнгерами90, чей посредственный комфорт и вкус меня огорчают; ох, немного эстетики в жизни им бы не помешало, как сказала бы Берта Рак бесстыдная женщина, которую поселили в непристойном доме в Южном Кенсингтоне; она напоминает всадницу в бледном батисте с гвоздикой, а еще у нее выраженные передние зубы с красным гребнем десны на них. Малышка Лидия мне понравилась; как работает ее разум? Она словно парящий жаворонок, ведомый каким-то великим инстинктом; полагаю, у нее прекрасная натура, обретающая форму в руках Мейнарда.
Вчера вечером у нас были Морган91 и Брейс92; Морган умолял Леонарда приехать в гости; я хотела добавить, что его прооперировали из-за перелома кости запястья, но сейчас
14 мая, четверг.
Первый день лета, распускаются листья, и Тависток-сквер почти вся в зелени. Ох, как, должно быть, хорошо за городом, где некоторые из моих друзей к тому же читают сейчас «Миссис Дэллоуэй»93.
Я планировала больше писать о судьбе своих книг. «Обыкновенного читателя» мало покупают, зато много хвалят. Мне было очень приятно открыть сегодня утром «Manchester Guardian94» и почитать мистера Фоссетта95 о мастерстве ВВ о сочетании блеска и честности с глубиной и эксцентричностью. Вот если бы так написали в «Times», но они мямлят, словно люди, говорящие с набитым ртом. Я ведь рассказывала, что в «Times» мне посвятили почти две невнятные колонки? Но вот что странно: я, признаться, совсем не нервничаю из-за «Миссис Дэллоуэй». С чего бы это? Если честно, мне впервые скучно при мысли о том, как много придется говорить о своих книгах летом. Правда в том, что писать это глубокое удовольствие, а быть прочитанным поверхностное. Сегодня я вся на взводе от желания отбросить журналистику и приступить к роману «На маяк». Он будет довольно коротким; нужно полностью раскрыть характер отца и матери, Сент-Айвс, детство и все обычные темы, которые я обычно пытаюсь вместить: жизнь, смерть и т.д. Но в центре будет отец, сидящий в лодке и декламирующий «Поодиночке гибнем мы в клубящихся пучинах тьмы»96. Однако надо повременить. Сначала я должна написать несколько маленьких рассказов, а «На маяк» пускай настаивается и занимает мысли между чаем и ужином, пока не будет готов к написанию.
Вчера был день бесконечной болтовни с Дезмондом97 после доктора Лейса98, с лордом Оливье99 после Дезмонда, с Джеймсом100 и Дэди в завершение, а у Л. в это время было множество, я забыла сколько, переговоров по поводу издательства и в придачу комитетов. Лига Наций процветает (Иннес101, я имею в виду). Но я хотела описать милого старину Дезмонда, которого я была рада снова увидеть; он протянул мне обе руки, а я усадила его в кресло, и мы проговорили до семи вечера. Он довольно изможденный и постаревший, смутно, я полагаю, чувствующий, что в свои 45 лет у него нет особых достижений, кроме детей, которых он обожает: пишущего Микки102 и Дермода103 с Рэйчел104, играющих на флейте и фортепиано. Все отношения Дезмонда с людьми очень плодотворны, но, как сам он сказал о Хаусмане105, «боже, не дайте ему бросить зерновую биржу106 и заняться литературой!». В течение пяти лет я слушала его размышления о пятидесяти разных статьях, о множество старых бумаг, пылящихся в ящиках, а теперь о Джеффри Скотте107, которого повысили, чтобы тот написал о Донне108; Дезмонд собирался сделать это еще в 1912 году. Помню, как он давал обещание на Брунсвик-сквер. А я говорила, что мне не терпится подержать книгу в руках и прочесть ее от корки до корки, и Дезмонд был очень тронут, поскольку одних только детей недостаточно; каждый мечтает сделать что-то исключительно своими руками, а 5 ящиков пыльных бумаг изрядно потрепались и сгнили за 45 лет. А еще он с энтузиазмом хвалил «Обыкновенного читателя» и собирается выпустить рецензию109. Так мы и болтали обо всем подряд: о Вернон Ли110 с ее дешевыми вычурными кольцами, идиоматическим итальянским и злобными взглядами, из-за которых она не осмеливается писать мемуары; о спускавшейся по ступенькам театра Лилли Лэнгтри111 и о ее маячащей сзади дочери112 «красота, поразившая в самое сердце»; а еще о Логане113 и Оттолин114, о рецидиве рака Элис115 «самой несчастной на свете женщины». У Логана под боком новая миссис116 Бертран Рассел117, так что соседство с Оттолин его просто добьет, однако он, как дурачок, ничего толком не пояснял, а только жаловался, что Оттолин разрушит деревенский покой Челси, что, разумеется, ее возмущает. Во всем этом Дезмонд выступает в роли платежеспособного посредника, добротой и здравым смыслом которого просто пользуются. Что еще мы обсуждали? Быть может, Елизаветинцев? Феникса; огромный рот и маленькое тело бедняжки Рэй Литвин118; потом вернулся Л., а я как раз успела прогуляться по площади перед званым ужином; и Дэди, и Джеймс, оба были очень веселы и приветливы, а к Дэди я, кстати, очень привязалась такой он чувствительный и нежный, а в один прекрасный день он возьмет себя в руки и станет менее зыбким. Время шло, и он действительно все более серьезно и взволнованно говорил о своей диссертации119, о том, как поэты используют слова и фиксируются на каком-нибудь одном, наполняя смыслами и символами. Вот только эти ученые хотят понять книги через их написание, а не через прочтение.