Потом она подняла руки и повысила голос:
Альвы, мы призываем вас! Старый Бьярнхедин и прочие духи, светлые альвы, темные альвы, отцы, деды и прадеды всех нас, жителей Бьюрланда, собравшихся здесь, жители могильных холмов, мы призываем! Дис мы призываем добрых старых матерей, помогающих людям родиться на свет и нарекающих им судьбы! Фрейра и сестру его Фрейю мы призываем придите к нам, сущие из рода ванов, верхом на вепрях, с колосьями в руках! Одина и Фригг мы призываем, тех, кто ведает все во всех девяти мирах и вершит судьбы мира, придите к нам! Скачите по тропам воздушным, асы и ваны, альвы и духи, дисы и норны!
Арнэйд говорила все увереннее, неосознанно наполняясь удивительным чувством она призывала богов, но в то же время боги призывали ее; боги нисходили на вершину Бьярнхединова кургана, а она возносилась куда-то ввысь и смотрела на эту площадку так, как смотрят Фрейя и Фригг. В эти мгновения ей стало окончательно ясно, для чего жрица должна внешне уподобиться богиням: чтобы дух богинь, обратившись к земле, нашел здесь достойное, привычное вместилище в теле той, что их вызвала. Для этого и яркие одежды, и дорогие украшения, и прическа валькирии, которую не следует носить в обычные дни.
Обряд продолжался; Арнэйд обнесла людской круг пивом, налитым в посеребренный рог, а долю богов вылила на жертвенник. Ее братья подвели жеребца; Даг оглушил его, вместе с сыновьями уложил и перерезал ему горло, и Арнэйд, собрав кровь в священную чашу, окропила ею сначала самых знатных людей в капище, потом всех остальных на площадке, и склоны кургана со всех четырех сторон, перенося благословение богов на всю землю Бьюрланда. Она ни о чем не думала, не помнила, кто она такая и в чем ее судьба, она была лишь орудием богинь, явившихся на ее зов.
В Силверволл возвращались уже в густых сумерках. У подножия кургана продолжали гореть огни, и от них зажгли множество факелов, так что на недлинной дороге в Силверволл было светло как днем. В Силверволле шествие направилось к гостевому дому сразу возле ограды. Здесь каждую зиму останавливалась дружина сборщиков дани, а в прочее время здесь никто не жил, но устраивались собрания и пиры. Припасы для пира уже несколько дней собирали со всего Бьюрланда, и десятки женщин с утра трудились, варили похлебки, пекли хлеб, жарили птицу. На высокий большой очаг поставили варить в котлах части жертвенного жеребца, а тем временем Даг провозглашал кубки в честь предков, богов и дис.
На пиру в честь дис женщины тоже садятся за стол, и Арнэйд предназначалось самое почетное место напротив ее отца. Но поесть и попить хозяйке пира почти не удается: и времени нет, и мысли не о том. Часто Арнэйд подходила к отцу, чтобы снова наполнить рог, обходила столы, подливая в чаши знатных гостей пива или медовой браги, следила, чтобы вовремя подносили новое угощение. Пока шел пир, главы родов поднимались и каждый рассказывал о самых славных своих предках, после чего выпивал чашу в их честь.
Постепенно в длинной палате становилось все шумнее. Возбуждение праздника, звуки рогов, блеск огня, пиво, медовуха, изобильная еда сказывались на всех. Арнэйд вызывала всеобщее восхищение, и мужчины выражали его все более оживленно.
Смотри, Даг, кричал старик Торстейн, когда придут эти хольмгардские, чтобы они вместо дани не забрали у тебя эту дису! Они ведь живо разглядят, где есть хороший товар!
Мы им нашу дису не отдадим! кричали в ответ другие мужчины.
Уж больно они там ушлые, в Хольмгарде, да и мы тоже не рохли!
Хватит с них того раза, как они увели дочку у старика Тойсара! Если они потянутся к дочке Дага, можно будет им эти руки укоротить! Правда, Арнор?
Илетай сама пожелала выйти за Велерада, спокойно отвечал Арнор, которого это напоминание больше всего касалось. Они поступили по закону, и я не жду, чтобы люди Олава вздумали обойтись нечестно с нами, своими товарищами.
Ну, тебе виднее!
Арнэйд с тревогой взглянула на брата: почти четыре года назад Даг пытался сосватать за него старшую дочь Тойсара, и таково же было горячее желание самого Арнора. Илетай и правда была прелестной девушкой: очень красивой, во всем искусной, многое перенявшей из хитростей своей матери, авы[5] Кастан, но далеко не такой вредной. Однако Илетай сделала иной выбор: убежала из дома и вышла за Велерада, Свенельдова младшего брата. Конечно, Арнор не мог отнестись к этому равнодушно, это его задело, но он сумел одолеть обиду, а уж теперь, после похода на сарацин, никакие насмешки не вредили его чести. Никто не сомневался: пожелай он, и к нему доставят любую невесту Бьюрланда и Мерямаа, даже, пожалуй, другую дочь того же Тойсара. Ведь непреклонной покшавы Кастан, что противилась браку дочери с русом, давно нет в живых
Но тут же мысль Арнэйд перескочила к Свенельду ей хватало и меньшего повода, чтобы о нем подумать. Люди из Хольмгарда приходят в Силверволл после йоля, когда никаких пиров и праздников нет. Вот если бы он увидел ее сейчас, в этом ярком наряде, с прической валькирии, со священной чашей в руках! Пусть в ней нет крови конунгов, но выглядит она едва ли хуже тех женщин, в ком она есть!
Можно найти средство повернее! раздался довольно близко знакомый голос, вторгаясь в ее мысли. Нашей дисе нужно выйти замуж, и тогда никто не сможет ее у нас отнять!
Арнэйд повернулась. Гудбранд, красный от пива, приветливо ей улыбался и делал знаки подойти. В руке он держал питейный рог, явно пустой, и Арнэйд не могла пренебречь этой просьбой. С медным кувшином тоже из числа сарацинской добычи она подошла к нему, осторожно наклонила кувшин и стала лить пиво в рог.
Арнэйд, что ты думаешь об этом? Когда она закончила, Гудбранд взял ее за руку.
О чем? Она отняла руку из его горячих пальцев, стараясь не хмуриться.
О том, что я говорил тебе. Не хотела бы ты выйти за меня? Дом нуждается в хозяйке, хозяйство мое тебе известно, оно и вашему не уступит. И детей у меня всего двое, после вашей оравы тебе будет гораздо легче. Не думаю, чтобы твой отец счел меня неподходящим родичем. Если ты согласна, то мы можем справить свадьбу на этих праздниках. У меня найдет, из чего варить пиво!
Не спеши так, Гудбранд! Арнэйд старалась говорить ровно, не выдавая того, что это лестное предложение вызывает в ней лишь неловкость и досаду. Я ведь еще не дала согласия.
Она бросила быстрый взгляд по сторонам, отыскивая Арнора, в надежде, что брат как-нибудь спасет ее от этого разговора. Но Арнор сидел далеко, увлеченный беседой с Торлауг, дочерью Торстейна, и их не слышал. Да и какой у него был бы повод вмешиваться Арнэйд довольно взрослая, чтобы жених имел право обращаться к ней самой.
Ну так дай! ответил Гудбранд, будто речь шла о безделице.
Люди вокруг, прислушиваясь к этому любопытному разговору, одобрительно посмеивались. И в самом деле во всем Бьюрланде едва ли найдется мужчина, больше подходящий дочери Дага. А сама Арнэйд подумала: наверное, вид ее возле жертвенника, с чашей в руках, где он раньше видел собственную жену Хильд, укрепил намерения Гудбранда, а пиво и вовсе стерло в его глазах разницу между двумя «дисами».
Или он для того и предложил Дагу доверить ей эту обязанность, чтобы подвести всех к этой мысли?
Я не могу, с прорвавшейся тоской ответила Арнэйд.
Она досадовала на Гудбранда: этим разговором он убил ее воодушевление и снова сделал «домашней дочкой», засидевшейся в невестах. А главное, вклинившись в ее мечты о Свенельде, будто попытался подменить его собой, и этого она не могла ему простить.
Что тебе мешает? Не думаю, что твой отец будет против. Чем я могу ему не понравиться? Гудбранд добродушно усмехнулся такой нелепости. Он обещал тебя не удерживать.