Ты обнаглел? взвилась я, и попыталась скинуть с себя мужские ладони. Предупредил, и спасибо, с остальным сама разберусь. Может, я влюбилась до смерти? Может, мне плевать, что твой брат меня кинет, и я просто хочу насладиться тем, что что ты делаешь?
На последней фразе запал схлынул, волна ярости ушла обратно в море. Антон слушал меня, скулы его заострились, я видела, что он хотел заорать на меня, я даже хотела этого разругаться с ним вдрызг, и уже поставить для себя хоть какую-то точку. Прекратить это.
Но он вдруг прикоснулся к моей щеке большим пальцем, и на удивление нежно и медленно провел. По щеке, ниже и к уголку губ, огладил нижнюю, полноватую губу, и я задрожала снова будто в лихорадке. Губы стали чувствительными, щеки обожгло краской, а сердце начало отплясывать тарантеллу.
Антон
Ты испачкалась. Известь вроде, хрипло пробормотал он, и я кивнула, чувствуя себя как под гипнозом.
Да, известь, испачкалась. Наверное. А Антон рядом, не отстраняется, прикасается. И эта тишина вокруг нас гулкая, темная. Я нервно облизнула губы.
Антон резко выругался, и начал склоняться ко мне. Ближе и ближе, я чувствую его дыхание, между нами уже не сантиметры, а миллиметры.
И я закрыла глаза, готовясь к поцелую если не поцелует, я его убью!
Глава 8
АНТОН
Тонкая белая полоса на щеке Маши давно стерта, а я все не могу заставить себя отодвинуться от нее. Как мальчишка себя веду, хотя даже тогда так не штырило. В юности другого хотелось чтобы не ломались, и поменьше нежностей, просто чтобы давали и мозг не делали.
А Маша черт, красивая такая, нежная. Свет фонарей падает на ее лицо, освещает слабо, драматично. Она глаза закрыла, не дышит почти, чуть дрожит в моих руках. Хочется и поцеловать ее так, как мое тело требует жестко, впиться в губы, ее дыхание пить. Всю зацеловать, получить ее доступную, нежную, податливую. Присвоить.