И толка нет считать года,
Не стоит вопрошать: куда же?
Ну да, бегут они, ну да,
Но, что отпущено, то наше.
И мы пойдём, не торопясь,
Но поспешая потихоньку,
Чтоб радость каждого из нас
Догнала, не несясь вдогонку.
Включи моря
За окном туман, за окном как-то так.
И в душе как-то так, и в душе туман.
Сейчас в наш мир поставим маяк
И разглядим океан.
В океане спрут, в океане кит,
Фрези Грант бежит по волнам.
В океане, гляди-ка, солнышко спит
И улыбается нам.
Над океаном летит альбатрос,
А над ним горит звездопад.
И бескозыркой нам машет матрос,
Приглашая на свой фрегат.
А ещё в океане есть царь Тритон,
А в пучине плывёт морской змей.
И русалка поёт песню о нём,
А змей мечтает о ней.
Но ты говоришь: Она принца ждёт!
И я киваю: Ах, да!
И в пене пряных подлунных вод
К дальним странам идут суда.
За окном восход, за окном заря.
И в душе уже не туман.
Если на сердце хмуро, включи моря
И свет таинственных стран.
Гвоздями по небесам
Вилами по воде это вчерашний день.
Гвоздями по воздуху вот новый тренд.
Сколько можно ходить в глубине стен?
Когда ты выглядываешь оттуда, всё говорят: О, какой неловкий момент.
Но если долго живешь внутри твёрдых тел,
Видишь, что вокруг творится беспримерная чушь.
И вдруг становишься настолько смел,
Что меняешь пароли заблудших душ.
Тут Господь, конечно, хватает тебя за ухо,
Тащит под софиты звёзд.
Ты уже напоследок желаешь себе ни пера ни пуха,
А Он говорит: Рисуй эти миры. Вот тебе краски и холст.
И ты рисуешь вилами по воде.
И ты рисуешь гвоздями по небесам.
А Он твердит: Нанеси на картину побольше света, иначе бывать беде.
И становится рядом. И вместе с тобою рисует Сам.
Часы на башне (2023)
Но тут часы на башне
В ночи часы на башне пробили сорок раз.
Я слышал тридцать восемь! воскликнул Мардиграс.
Да нет же, ровно сорок, ведь звон гремел, как гром,
ответил очень важно отважный Тилибом.
А может, просто восемь?
А может, это осень?!
вскричала тут мисс Прозит
и выбежала вон.
А Мардиграс остался.
И Тилибом остался.
Они достали трубки, кларнет и патефон.
И эль они открыли.
И бренди. И вина.
И шахматы, и шашки.
И чай разлили в чашки.
А славная мисс Прозит
металась в снах и грёзах
по улицам одна.
Потом, завидев почту,
она сказала: «Вот что
Пожалуй, телеграмму
отправлю им сейчас».
И тут же написала,
что «в жизни очень мало
того, что нужно даме.
Вины не ощущайте.
О, Тилибом, прощайте!
Прощайте, Мардиграс!».
Мой друг, она пропала!
вдвоём они вскричали.
И бродит одиноко, без шляпки и сапог!
Она была на почте
Но где искать нам ночью?
Спасём её и точка!
И скинули шлафроки, и вышли за порог.
Ах, милая мисс
Прозит, ну, право, где вас носит?
Пыхтели джентльмены, во мраке по колено,
и был их путь неведом,
а мгла темным-темна.
Она же без печали
стремилася к причалу,
чтоб всё начать сначала
прекрасная и вольна.
В душе метался пламень
быстрее, лишь куда бы!
И выбежала в гавань
где океанский флот.
А там спросила прямо:
Куда?
В Иокагаму.
И взобралась по трапу
тотчас на пароход.
И вот она в Бангкоке, а вот на Ориноко,
а позже на Клондайке, а после в Шангриле.
В пропавшем Эльдорадо разыскивала клады,
катила в таратайке, неслась на корабле.
Плыла по водам Нила, прошлась по Пикадилли,
не ведая пристанищ, не каясь во грехах.
Взошла на Фудзияму, искала тропы к храму,
и даже вышла замуж однажды впопыхах.
И тут за чашкой мате она сказала: «Хватит!».
И в дирижабль села, а там уже и дом.
Войти бы ей скорее, но постучать не смела.
Но здесь открыл ей двери отважный Тилибом.
Ах, чудная мисс Прозит,
мы пояснить попросим,
ну, где ж вы пропадали
до самого утра?
И сальца ей подали,
и рыбки, и колбаски,
и было всё как в сказке,
ну, прямо, как вчера!
Была мисс Прозит кошкой.
И ела понемножку.
Мурчала потихоньку, не открывая глаз.
Жизнь становилась краше,
но тут часы на башне
Опять часы на башне?
Да-да, часы на башне
пробили сорок раз.
Презрев часы
Как хорошо, презрев часы,
Цедить слезу златой лозы,
Не размышляя о веках,
Миры баюкать на руках,
Презрев часы.
Потом сбежать, дела забыв,
Туда, куда ведёт мотив.
И жизнь опять прожить на бис,
Писать картину не эскиз,
Дела забыв.
Как хорошо с тобой вдвоём
Уйти потом за окоём,
Но чтоб и там, не разлучась,
Шагать путями звёздных трасс
С тобой вдвоём.
Девочка на шаре
Раздробленный на тысячу чертей,
В мирах между собой полярных
Ищу я между строчек и путей
Ту, что была когда-то девочкой на шаре.
Она была. И я когда-то был.
Что жив сейчас я в этом не уверен.
Я сел на мель, зарывшись в донный ил,
Попутный ветер где-то мной утерян.
Мы ходим рядом по одной земле,
Но мне видны лишь отражения и тени.
Вот если б протрубить: Парад-алле!..
Тогда б, наверное, сошлись мы на арене:
Она, силач, гимнасты и жонглёр,
И я, что шёл канатом так свободен.
Да, время не жалело нас с тех пор,
Но я её узнаю среди сотен.
Но трубный глас молчит, и я молчу.
Лишь вглядываюсь в лица безответно.
До циркача нет дела трубачу,
Но я найду её следы по свету,
Которым так была она полна,
Который я забыть уже не в силах.
И я читаю в небе письмена,
Что пишут звёзды о любви, что не остыла.
Из самых глубин
Летит, летит космонавт
К центру вселенной.
Из самых глубин.
Кораблик он вырубил из полена.
Полено живое он не один.
И они летят, и болтают о том о сём,
Скажем, о том, что никуда не летят, а видят какой-то сон.
И даже не видят, а просто смотрят друг в друга, словно в экран.
И время сейчас вышло за пределы вселенной, а там разогнавшись, им идёт на таран.
А иногда ему кажется: он забыл, куда и зачем летит.
Иногда ему чудится: он Иона, а бревно его кит.
Иногда он думает: он последний человек на земле, и больше никого и нигде.
А потом вспоминает, что забыл сделать людей Ладно, они как-то сами заведутся в воде.
Во мне
Мой светлый человек живёт во мне,
А в нём темнеет всё, что не сбылось.
Мы едем, застревая в болтовне,
Куда-то вкривь да вбок, да малость вкось.
Наш машинист не верует в простор,
Он отрицает промысел времён.
Он нашу жизнь поставил на повтор,
И буркнув «не скучайте», вышел вон.
За ним в трубу умчался кочегар,
Сошли по трапу в ночь проводники.
Сказал кондуктор, что в душе гусар,
И были так шаги его легки.
Случились тут разлады и разброд,
Война и мир, затем девятый вал.
Но проронила ты: Ну, значит, наш черёд,
Пора самим нам взяться за штурвал.
Пробуй!
Я воевал так долго,
Что смерть устала тащить меня на своём хребте.
Она проворчала: В этом нет никакого толка,
Поскольку ничему вечному, скажем, ни одной звезде
Не приходит в голову устраивать какие-то битвы и сечи.
Человечу вас, человечу
И, знаешь, это, конечно, классно, что стрелки на твоих курантах стоят,
Но на кой ляд ты подкручиваешь циферблат?
В общем, сел, задумался, голову обхватив
Что же я так с житьём и бытьём строптив?
Судьба она, конечно, та ещё проводница,
Но коль дали жизнь, так пробуй с этой жизнью ужиться.
По шажочку
Плод жизни так ярок,
Так чуден и сладок,
А жизнь из помарок,
Сплошных опечаток.
Повсюду так зыбко
То тени, то эхо.
Нельзя без ошибок,
Промашек, огрехов.
Но мы кособочно
Идём по шажочку,
И вот из шажочков
Цепочка из точек.
А от многоточий
Круги по мирам.
Кружок на кружочек
И выстроен храм.
На бумаге рисовой
Рисовал на бумаге рисовой
Светотени лиловых ирисов,
И чабрец, и душицу с ромашками,
И дрожащего в мареве бражника.
И, почти не дыша, на папирусе
(Вдох диастола, выдох систола)
Рисовал я стрекозью грацию
Меж платанами и акациями.
Расцветали ирис с душицею,
Улетали на небо жар-птицами.
И ромашка взметнулась над высями,
Помахав в небе перьями-листьями.
Принакрывшись стрекозьеми чарами,
Канул бражник в закатное марево.
Я для красок возьму чабрецовый цвет,
Нарисую тебе букет.
Три дождика
Сошлись как-то три дождика
На промозглой улочке.
Промокшие ноженьки,
Отсыревшие дудочки.
Запели, заиграли,
Запрыгали по лужам
Вот и нет печали,
Да городок разбужен.
Все открыли окна,
Глянули на брусчатку.
А там три дождика мокнут
Ни шапочек, ни перчаток.