А тебе обязательно.
Потом снова посмотрел на часы и добавил:
Попробуй решить до конца урока.
«Ну вот, подумал я про себя, придётся попотеть». Переписал условие задачи на листок и принялся решать. «Раз, подумал я и сделал действие, два. И-и-и вот так ТРИ!» И у меня получился ответ! Да, вот так на «раз, два, три». Я не поверил лёгкости решения задачи (в чём «звёздочка-то»? ) и решил проверить себя. И снова «раз, два, три». Попробовал ещё раз. И снова задачка с лёгкостью решалась. Я переписал решение, которое уместилось у меня буквально на четверти тетрадного листа, в беловой вариант контрольной и направился к учительскому столу.
А «со звёздочкой»? удивлённо и недовольно спросил у меня учитель.
Я сделал.
Взгляд учителя из удивлённого стал хмурым:
Ну ладно, сдавай, так же недовольно, а может, уже и равнодушно сказал он.
Я положил листок на край стола. Учитель уверенно проверять его не стал. Я вышел из класса. Учитель, наверное, по опыту своему знал, что эта задачка не решается на «раз, два, три», что для поиска пути её решения надо попотеть, поломать голову и потратить время. Поэтому и не рванулся проверять моё однозначно для него неверное решение. Да, наверное, эта «звёздная» задачка и не должна была так просто решаться. Наверное, её вот так никто и никогда не решал. Может, и не стоило ей так решаться, но
На следующий день первым уроком у нас как раз была математика. Мы, столпившиеся перед началом урока у двери в класс ученики, были очень удивлены тому хорошему настроению, в котором пребывал наш учитель. Он буквально летал по классу. В нём сидела какая-то огромная радость, которой он незамедлительно и восторженно хотел поделиться с целым миром. Он порхал по рядам и нервно посматривал на часы, словно хотел сам двинуть минутную стрелку навстречу долгожданному звонку на урок. И вот, наконец, звонок прозвучал.
Проходим! Проходим! торопил он нас у входа.
Мы зашли в класс, где нас встретила нарисованная почти на всю чёрную классную доску вчерашняя «звёздная» шестая задачка.
Без обязательных приветствий и объявления темы урока и даже не дождавшись, когда все рассядутся на свои места, учитель подбежал ко мне, схватил за руку и потащил меня к доске:
Объясни! Объясни всем! Как! Как ты это решил! Своими словами объясни. Как всё это просто.
Не имея опыта подобного рода публичных объяснений, я как-то поначалу замялся, но потом спокойно, но всё же стеснительно показал путь, по которому я шёл к решению задачи.
Да! Да! Как же это просто! продолжал порхать учитель. Да!
Он продолжал радостно порхать и летать по классу всю первую половину урока. Летал он не оттого, что для него стало откровением такое решение задачи, а скорее оттого, что такое «гениальное» своей простотой решение нашёл его, его! ЕГО ученик! Вторую половину урока он как-то вяло и с неохотой объяснял новую тему урока. Вяло потому, что все его мысли были там, в ощущении той радости, что ЕГО ученик может так нестандартно и «гениально» разбираться с математическими задачами. Урок закончился, и я вместе с моими одноклассниками уже торопился покинуть класс, как вдруг был одёрнут интеллигентным учителем:
Постой! Подожди.
Я остался в классе и подошёл к учителю.
У меня к тебе предложение, начал он. У меня сегодня уроки во всех твоих параллельных классах. Я попросил бы тебя в начале каждого урока подойти ко мне в класс и самому на уроке объяснить ребятам из других классов решение этой задачи. Самому. Своими словами. По-своему. По-вашему. По-ребячьи. Я думаю, так будет лучше. Договорились?
В некотором смущении я посмотрел на учителя. Конечно же, я не скажу «нет», я уже готов сказать «да». Правда, в отличие от многих моих одноклассников, я не общаюсь с ребятами из параллельных классов. Не знаю почему. Может, просто потому, что мне хватает того круга общения, который у меня есть. Но мне уже интересно выступить перед ними. Во мне уже зародилось бескорыстное детское тщеславие. Тщеславие, что задачку так решил именно я. Но внутри меня было ещё небольшое сомнение, и учитель словно прочитал мои мысли:
Какие у тебя сегодня уроки?
Я достал дневник. Ведь я должен буду опоздать на каждый сегодняшний урок. Учитель изучил моё расписание.
Да, да, да, бежит по расписанию его взгляд, да, да. Я с ними со всеми договорюсь. Да. Бегу!
И учитель действительно выбежал из класса и запорхал по школьному коридору. Побежал договариваться со всеми учителями, чьи уроки были у меня в этот день.
Разрешите? робко захожу я на урок математики параллельного класса.
Да! Да! Да! Конечно, подбегает ко мне учитель и ведёт меня к доске. Ребята, обращается он к классу, вот на доске задачка. А вот ученик параллельного с вами класса «В». И сейчас он расскажет, как легко можно решать вот такие вот сложные задачки. Расскажет, как он нашёл своё решение.
В первом классе я даю объяснение ещё стеснительно и запинаюсь, но уже начиная со второго я вхожу во вкус и даю объяснение строго и рассудительно и даже неожиданно для себя делаю в нём красивые эмоциональные паузы. Перед каждым заходом в новый класс я бегу на первый этаж к висящему там в фойе зеркалу и проверяю, правильно ли завязан мой пионерский галстук, не расхлябался ли он и не повернулся ли набок за перемену. Объясняя решение, я с наивным и нескрываемым удовольствием ловлю на себе разглядывающие меня взгляды, принадлежащие обладательницам косичек и скромных отглаженных школьных фартучков. Когда я поворачиваюсь к доске и вожу по ней мелом, за спиной я слышу, как обладательницы косичек склоняются друг к другу и по классу разносится еле слышное «хи-хи-хи-хи-хи». А когда на следующей перемене я сталкиваюсь с этими «косичками» и «фартучками» в коридоре, они снова склоняются друг к другу, нарочито стыдливо пробегают мимо меня и я снова слышу «хи-хи-хи-хи-хи». С каждым уроком и с каждой переменой мне всё приятней и приятней быть в этом дне.
Есть у меня такая особенность: люди узнают меня гораздо чаще, чем я их. Не знаю, с чем это связано, но физиономия моя имеет какое-то свойство оставаться в памяти людей. Как-то, будучи уже взрослым человеком, я оказался за столом в незнакомой для меня компании. С первых же минут общения я заметил на себе пристальный добрый женский взгляд. Некоторое время мы сидели, общались, выпивали. После того как обладательница доброго взгляда немного захмелела, её взгляд стал ещё более пристальным и даже искренним. И когда желание покурить проредило количество присутствующих за столом и между мной и девушкой с добрым пристальным взглядом никого не оказалось, она пододвинулась ко мне и сказала:
Я тебя помню.
??? я поднял брови и стал делать вид, что пытаюсь вспомнить, где мы могли с ней встречаться.
Мы учились в школе в параллельных классах, пояснила она.
Я стал перебирать в памяти выпускную параллель, но найти там обладательницу искреннего взгляда не мог.
Ты задачку нам объяснял, как решать, и тут она рассмеялась.
«А-а-а, понял я, я не в той параллели пытаюсь вспомнить её. Не о той школе перебираю воспоминания».
Она продолжала смотреть на меня искренним взглядом и смеяться:
Ты задачку нам объяснял. А мы ни хрена не понимали, что ты нам объясняешь! и дальше она просто залилась добрым смехом. Но ты так объяснял!
Да, это была одна из обладательниц косичек. Мне стало приятно оттого, что её искренний взгляд был оттуда, ещё из почти детства, что её положительные чувства ко мне рождены были тогда, в тот солнечный весенний день. Я вспомнил его. Мне стало приятно от воспоминаний, и только кисть моей правой руки непроизвольно дёрнулась, как будто внезапно встретившись с раскалённой сковородой. Дёрнулась и сжалась. Я даже испугался, что этим непроизвольным сжатием руки я разобью бокал вина, который держал на весу. Но я просто поставил бокал на место, и это чувство быстро прошло. Я на целый вечер был обеспечен приятной собеседницей, так изначально уже положительно настроенной ко мне. И я тоже пододвинулся к ней.