Историю нашего сотрудничества мы преподнесли в форме диалога, отталкиваясь от заранее составленного нами списка вопросов. Как получилось, что мы встретились? Я, живущая в США британский антрополог, и русская активистка и исследователь? Как мы затеяли совместный проект? Почему члены группы, к которой принадлежит Валентина, согласились работать со мной, чужаком с Запада? Естественно, что, отвечая на эти вопросы, мы обращали внимание на разное. Я говорила о теоретических и методологических аспектах власти при антропологическом взаимодействии. О том, как я стремилась к созданию более демократичной формы работы. Валентина рассказывала, как она пришла к созданию группы «Женский свет», о своих целях и ожиданиях от организации, о выгодах от сотрудничества с западными феминистками. Цитата была реакцией на последний вопрос аудитории: как мы чувствуем себя по завершении проекта? Не жалко ли нам заканчивать наше сотрудничество?
Валентина сделала паузу и с обезоруживающим блеском в глазах сказала, что ей вспомнился «Маленький принц». «Вы помните? Что мы ответственны за тех, кого приручили, что-то в этом роде». Все рассмеялись. Это была великолепная находка для финала показательного выступления, но ее слова поставили меня в тупик. О книге у меня были лишь смутные воспоминания. Я понятия не имела, на что она намекала. Приручили? Что она имеет в виду?
Эта глава посвящена использованию власти и политики в группе, динамике власти, присущей социологическим исследованиям, и стратегии в работе этнографа. Я рассказываю о моей собственной попытке сделать исследование более демократичным с опорой на метод исследования совместных действий, о том, как эта попытка свела меня с Валентиной и с «Женским светом». В первой части главы я рассматриваю этические особенности проведения исследований в постсоветской России и объясняю, почему власть стала такой насущной проблемой. Я знакомлю читателя с исследованием совместных действий (PAR), говорю о выбранных мною методах изменения общества, которые позволяют достичь более диалогичной формы проведения феминистских исследований. Во второй части я представлю моих коллег: Валентину и «Женский свет». Я попала в группу в критический момент ее существования. Члены группы, изначально преданные идее волонтерства, из-за постепенного обнищания стали задаваться вопросами о целесообразности своей деятельности. Я была иностранкой, аутсайдером. Мое присутствие послужило толчком для обсуждения будущего группы и возможности сотрудничества с международными организациями-спонсорами. Глава заканчивается тем, что мы начали обдумывать план совместного исследования и заложили основу того, о чем я буду говорить в последующих главах.
Илл. 1. Валентина и автор этой книги делают доклад на сетевом совещании в Корнельском университете. Февраль 1999 года
Я описываю наш общий доклад и то, что Валентина напомнила присутствующим «Маленького принца», по ряду причин. Во-первых, этот эпизод ярко характеризует радостный настрой и сам дух нашей совместной работы. А во-вторых, отражает напряженность, присутствовавшую в нашем сотрудничестве.
Несмотря на то что это обсуждение проблем власти было публичным, оно проводилось в безопасной обстановке. На моей территории. Присутствовали исследователи, которым тема доклада была интересна и которые с сочувствием относились к моим сомнениям. Участие Валентины, представителя общественности, было необычным и даже смелым шагом. Она согласилась участвовать и, значит, соблюдать правила игры. Тем не менее, приведя цитату из «Маленького принца» и застав меня ею врасплох, она нарушила стереотипы. Ее слова свидетельствовали о том, что она видит сложившиеся между нами непростые отношения силы и власти и выводит их противоречия на передний план. Ее слова говорили о близости, возникшей во время совместного проекта, и ответственности, которую эта близость повлекла за собой. Оглядываясь в прошлое и вспоминая слова Валентины, сказанные на этом мероприятии, мне нравится менять ракурс моего взгляда: что она имела в виду? Кто и кого приручил и одомашнил? И что дальше?
Конец холодной войны и новые возможности сотрудничества для феминисток
Развал государственного социализма в Советском Союзе способствовал возникновению новых отношений между странами Востока с государственным социализмом и капиталистическим Западом. Границы стали более открытыми. Снова появились возможности выстраивать личные и институциональные связи между странами первого и второго мира.
Советские граждане стали выезжать из страны (в рамках обмена студентами, как члены научных «совместных предприятий», позже как туристы). В страну пустили любопытствующих западных ученых, активистов, туристов, потом инвесторов. Я стала одной из первых, кто воспользовался этой новой возможностью. Я приехала в Советский Союз в 1989 году по частному приглашению в гости к моим русским друзьям, с которыми недавно познакомилась в Англии. В 1990 году я снова вернулась и прожила в Москве год, изучая русский язык и преподавая английский.
Благодаря знанию русского по возвращении в Англию мне удалось поучаствовать в нескольких научных исследованиях, и это позволило мне снова приезжать в теперь уже постсоветскую Россию.
В этих поездках я увидела проблемную сторону культуры со-участия, появившейся в результате демократизации.
Я уже говорила, что в начале 1990-х годов правительства США, Великобритании, Германии и других западных стран направляли в Россию и другие ставшие независимыми государства бывшего СССР средства для помощи в переходе к демократии.
Но этот процесс, как и другие моменты начавшегося развития, был очень напряженным. Несмотря на навязчивое использование высокопарных слов, вроде «партнерства» и «сотрудничества», на демократизацию смотрели как на улицу с односторонним движением.
У консультантов и экспертов из Северной Америки и Западной Европы, ввозивших в Россию свои «ноу-хау» (в бухгалтерском учете, управлении, организационных технологиях и навыках) и направлявших эти потоки, часто были весьма скудные представления о культуре, истории, политике этого региона. А проконсультироваться у своих советских коллег они не желали [Bruno 1997; Sampson 1996; Wedel 1998].
Сразу после окончания холодной войны эти проекты были миссионерскими, их ревностные участники не обращали внимания на локальные особенности.
Полученные в России знания считались коммунистическим наследием и особо не принимались во внимание.
Критикуя эти годы, известный антрополог Джанин Ведель пишет, что в рамках представлений о развитии после холодной войны второй мир (постсоветские государства Восточной Европы и Новые независимые государства (ННГ)) считался скорее «неправильно развитым», чем «недоразвитым».
Соответственно, когда говорилось о помощи постсоветским странам, то «речь шла об изгнании духа наследия коммунизма» [Wedel 1998: 21].
Россия представлялась чистым листом, а опыт, ценности, квалификацированность советских людей обесценивались.
Вот почему многие из россиян, изначально полных надежд и настроенных прозападно, постепенно разочаровывались в потенциале так называемого обмена между Востоком и Западом быть площадкой для диалога, взаимного обучения и уважения24.
Такова оказалась реальность этих ведущих инициатив по развитию. То же самое случилось и с феминизмом, несмотря на самые добрые намерения участниц первых обменов.