Целая, практически двухкомнатная квартира!
Я прилетела на встречу с хозяевами на крыльях безмерного счастья. Меня встретили с виду приличные люди в возрасте женщина и мужчина. Они нахваливали, какая квартира теплая, не угловая, а соседи приличные. Словом, мечта!
«Так в чем же подвох, думала я, раз брали они за эту мечту по московским меркам копейки?».
В общем, к квартире прилагался кот. Черный старый кот, доставшийся им от бабули в наследство с жильем.
А история этого жилья такова: после смерти матери мужчины они с супругой решили квартиру сдавать. Но не с котом же? Конечно! Поэтому было утверждено отдать старого кошака в приют. На том и порешали, дело сделали! Нашли квартиросъемщиков и спокойно зажили недолго, правда, потому что через пару недель квартиранты бежали из дома с воплями, что по ночам кто-то скребётся в их дверь.
Оказалось, что Степан Васильич каким-то образом сбежал из приюта и вернулся домой, где он прожил с Беллой Мироновной всю свою жизнь (к слову, сколько лет коту, никто не знает). Мужчина рассказывал, что его мать, Белла Мироновна, подобрала этого кота, когда он уже был немолод, поэтому в слухи о том, что у кошек семь жизней, даже я патологический скептик поверила.
После того как квартиранты сбежали, хозяева нашли других, но их постигла та же участь, потому что куда бы ни завозили кота, он возвращался обратно и царапал дверь с устрашающими воплями.
Тогда было решено оставить кота и сдавать квартиру вместе с ним.
Мне этот рассказ показался забавным. Просто я скептик до мозга костей, и во всю мистическую лабуду не поверила. Тем более тогда, когда цена за съем квартиры была такой волшебной!
Таким образом, мы стали делить одну жилплощадь с котом на двоих. Первым делом Степан Васильевич отжал у меня комнату. Он сразу дал понять, кто в квартире хозяин. Честно, я и не претендовала, потому что в той комнате оставались сложенные вещи Беллы Мироновны, от которых веяло старьем и тяжелой аурой.
Мне досталась микроскопическая гостиная, служащая мне спальным местом и местом работы.
Полгода мы привыкали к друг другу и отвоёвывали территорию. Тогда мне стало казаться, что дух Беллы Мироновны реинкарнировал в кота и теперь она ревностно относится к тому, что в ее квартире поселился чужак и пользуется вещами. В итоге мы поговорили со Степаном Васильевичем по душам и пришли к консенсусу, который устраивал нас обоих. Клянусь, он умеет слушать и понимать! Когда я сказала, что, если он и дальше продолжит изводить меня своими выходками и выживать, я уйду, его отправят обратно в приют, там усыпят, а в квартиру пустят жить гастарбайтеров, но до этого сожгут всё барахло Беллы Мироновны.
На том и порешали: спальня его, гостиная моя, никто никому не мешает, но в дом обусловились мужиков и кошечек не водить.
Степан Васильич периодически где-то гуляет, уходя ночами через балкон, таким же макаром возвращается, и где шляется в это время, он мне не докладывает. Но одно нас все-таки объединяет: работа. Но об этом чуть позже.
Мя, мя, мя, мя, мя монотонно долбит в ухо.
Накрываюсь подушкой, но она уползает от меня, словно у нее есть ноги.
Не могу.
Я не могу разлепить глаза. Только же уснула. Какого водоотведения?!
Мя, мя, мя, мя
А-а-а-а-а!
Заткнись! Распахиваю глаза и встречаюсь нос к носу с черной небритой мордой. Твою ж пехоту!
Лизнув себе нос языком, Степан Васильич откидывается на бок и задирает ногу, вытягивая морду к мужским причиндалам.
О, нет! Степан Васильич, я приличная девушка. Не обязательно делать это при мне, брезгливо морщусь и вскакиваю. Это работает и заставляет мой мозг проснуться.
Вообще так он показывает, что хочет жрать. Я тоже хочу. Об этом сообщает мой булькающий желудок.
Шаркаю в кухню, замечая, что на мне до сих пор надеты свитер и джинсы. Включаю чайник, и пока он подогревается, иду в ванную.
Степан Васильич, сколько раз можно говорить, чтобы вы поднимали крышку унитаза! злобно рычу, замечая желтые подтеки на ободке.
Наглый котяра ходит не в лоток, к которому я его бесполезно приучала, а в унитаз. Как у него это получается, я даже себе представить не могу. И не хочу.
Принимаю душ, решая голову не мыть. Парик будет лучше держаться на лощеных необъемных волосах.
Переодеваюсь в домашнее трико и футболку.
Степан Васильич сидит на кухне за столом и выжидающе следит за моими движениями.
Открываю холодильник и долго в него пялюсь.
Есть мышь. Будете? спрашиваю.
Мя?
Ну та, которая повесилась. В холодильнике, уточняю.
Потому что в нем пусто. Кроме заплесневелого куска чеддера и сливочного масла.
А что вы так возмущаетесь? Вы у нас кто? Кот? Ловить мышей ваша генетическая обязанность, а не борщи наворачивать. Вы зажрались, Степан Васильич! причитаю я.
Смотрю в хлебницу и искренне радуюсь, когда нахожу в ней булочку. Не первой свежести, но все-таки.
Нам нужны деньги, Степан Васильевич, за которые мы сможем купить продукты. Поэтому сегодня работаем.
Мя-я-у-у-у?
Чаевые? Вот же паразит! Знает, что по пятницам в баре хороший оброк, и не брезгует мне об этом напомнить. Чаевые я отдала Наташке. В счет прошлого долга: занимала у девчонки, когда мне срочно потребовались деньги на ветеринара. Между прочим, этому вшивому коту, который подавился костью и чуть не издох. Ваш должок, Степан Васильевич, укоризненно бросаю кошаре.
Мя, виновато накрывает лицо лапой.
То-то же! Так-с, что у нас есть? Открываю дверцы навесных шкафов.
Наливаю себе горячий чай, Степану Васильичу воды в миску. Делаю бутерброд с маслом и булкой для себя, а кошаку вскрываю консервную банку с килькой в томате, заныканную мною на черный день.
Так и завтракаем.
Когда на часах время стремится к половине девятого, оголтело несусь в ванную, чтобы нанести рабочий макияж. Надеваю парик, униформу и подготавливаю комнату. Убираю все ненужные вещи, распихивая по комодам, задергиваю темные шторы и достаю рабочие материалы. Осматриваю гостиную, когда раздается звонок в дверь.
По местам! бросаю коту и, делано нахмурив брови, иду открывать.
Глава 5. Потомственная гадалка в седьмом поколении
Что-то не торопится твоя Белладонна открывать, широко зевнув, изрекаю.
Привалившись к лестничным перилам, лениво разглядываю дверь: китайская дешевая поцарапанная «консервная банка», которую при желании можно вскрыть ножом. За такие бабки, которые она гребет, можно было и получше поставить. Или это спецом для таких, как моя ба и Агнесса Марковна, демонстрация скромного жилища? А сама, наверное, эта аферистка живет где-нибудь на Рублевке.
Не зуди! песочит ба.
Оглядываю Рудольфовну: приоделась, губы накрасила, сумочка в тон молочным сапогам, на бледно-голубое пальто брошь прицепила. Шляпки только с цветами не хватает, и точно была бы как Королева Елизавета.
Слышу звук проворачиваемого замка.
Подбираюсь.
Дверь со скрипом отворяется, встречая нас темнотой.
Смотрим с ба в пустоту.
Это, типа, нам открыли врата ада?
Входить или что?
ХоспАди?! Ба отшатывается и прикладывает ладонь к сердцу, когда неожиданно в проеме появляется мрачная фигура.
Женская.
Нет. Белладонна, представляется низким голосом. Входите.
Отворачивается и бесшумно скрывается в потемках квартиры.
Рудольфовна крестится, а я прыскаю в кулак.
Входим.
Закрываю за собой дверь и улавливаю сладкий запах арома-свечей. Удивительно, что не какими-нибудь дурманящих сознание трав.
На стене в узкой прихожей прибиты два крючка, и мы с моей спутницей решаем, что они для верхней одежды.
Бросив на меня настороженный взгляд, Рудольфовна опасливо шаркает в сторону комнаты, из которой исходит тусклое свечение. Иду следом за ба, прижимающей к груди сумку.