Если позволите ироническое допущение, думаю, сам Малевич счел бы подобный перфоманс «мадонн и бесстыдных венер» весьма супрематистским по духу, ведь он многократно заявлял, что фигуры и формы основы мироздания.
Все случилось ночью в то время, когда выставочное пространство оживает в магических лучах лунного света. Если вы оказывались в музее после закрытия, то непременно поймете, о чем речь. Остальных же должен предупредить от излишне бурных фантазий скульптуры не бегают по коридорам, портреты не покидают холсты, а чучела волков не нападают на зайцев. Как представители мира культуры, музейные экспонаты, в основном, обладают некоторой сдержанностью и манерами. Оживая, они чуть слышно шепчутся, переводят дух и аккуратно переступают с ноги на ногу, чтобы расправить затекшие члены и снова замереть к приходу первых посетителей. Да и это заметит не каждый.
Впрочем, кое-что удивительное в музейных залах все же бросалось в глаза. Уже которую ночь от картины к картине с крепко нахмуренным лбом медленно бродил сторож Леонид. Он мог бы спокойно спать или смотреть сериал про бандитов на канале с сериалами про бандитов, но мужчина уже давно для себя определил, что должность музейного охранника предполагает помимо прочих три обязанности: называть женщин «сударыни», носить пышные усы и хоть немного разбираться в искусстве, что представлено на вверенной ему территории.
Делая вид, что следит за порядком, днем Леонид ходил по длинным белоснежным коридорам вслед за экскурсоводами, а ночью, пользуясь полной на то свободой, внимательно рассматривал картины, соотнося наблюдаемое с услышанным накануне. Так он уже весьма неплохо изучил основные направления живописи, вероятнее всего отличил бы Репина от Рериха, а Венецианова от Васнецова, но авангардное искусство ему давалось с трудом.
Эх, была бы здесь наш экскурсовод Юлечка Лантратова, пробормотал себе под нос Леонид, вглядываясь в эскиз художника Ч., она бы непременно обратила внимание, что в супрематизме геометрические плоскости словно парят в безвоздушном пространстве, а в этой работе такое ощущение не складывается
И что эта вещь в целом больше похожа на кубистическую, хотя форма не сломана, раздался вдруг откуда-то мягкий учтивый голос.
Леонид испугано отпрянул от картины и завертел головой. Выставочный зал был пуст.
А потом она бы добавила, что Ч. один из самых верных последователей Малевича и всегда оставался в рамках его учений, хотя все же сумел найти свою индивидуальность, продолжал звучать неведомый голос.
Ой, да она всегда это говорит возле Ч., а потом переходит к С., вдруг ответил ему другой, такой же тихий, слегка шуршащий, но отчетливо различимый.
Кто здесь? Леонид лихорадочно вглядывался в сумрак музейного коридора, но никого не видел. А ну выходи! Или буду стрелять! зачем-то добавил он, хотя единственным оружием в амуниции охранника выступала шариковая ручка для кроссвордов.
Сharmante! иронично пропел голосок.
Воинственный какой! хмыкнул другой.
А ну замолчите! шикнул на них третий голос, явно женский, и затем добавил чуть тише, вам не кажется, что он нас слышит?
Слышу-слышу! крикнул в пустоту Леонид, а ну выходите с поднятыми руками! Где вы прячетесь, не вижу!
Наступила полная тишина. Охранник судорожно крутил головой и тяжело дышал, тщетно стараясь разглядеть в сумраке очертания неведомых гостей.
Нет у нас рук, вдруг пробурчал таинственный незнакомец.
Жора! с досадой воскликнула женщина.
А что Жора? снова пробормотал невидимый Жора, если он на нас ствол настоит, как мы руки поднимем, мол, сдаемся? О тебе же забочусь, Марин.
Самому не верится, но в этой ситуации я Георгия поддержу, раздался другой голос.
Петр, и ты туда же? устало вздохнула женщина. Почему только мне здесь не наплевать на элементарные правила конспирации?
Ах, Ma chérie, Мариночка-Марина, протянул Петр, неужели тебя не интересует сия vita nova? В нашем-то стесненном рамой положении, три бесприютные фигуры, напрочь лишенные каких бы то ни было красок жизни! Я с вами уже покрываюсь кракелюрами от тоски!
Это не кракелюры, хмыкнул Жора, это у тебя от раздутого самомнения рожа трескается.
С меня довольно! взвизгнул Петр, бросаю перчатку! Дуэль! Дуэль до последней капли краски! Да начнется Danse macabre!
Какую перчатку? У тебя даже рук нет, балда, прыснул Жора.
Да прекратите, сколько можно! тщетно пытаясь унять спорщиков, тараторила Марина. Страсти кипели нешуточные.
Прислушиваясь к перепалке неизвестных, Леонид шаг за шагом медленно шел на звуки спора, пока не остановился у картины художницы Л. в конце зала. Постсупрематическая работа, по всей видимости являющаяся оммажем на живопись самого Малевича, состояла из трех мягких округлых фигур, изображенных по пояс двух мужских позади и женской по центру на переднем плане. Бледное небо на фоне, обозначенное вверху картины полоской легкой синевы, почти совсем выцветало к горизонту. В холодном пространстве угасающих красок яркими цветовыми пятнами были четко выписаны геометричные фигуры с округлыми телами, длинными шеями и желтоватыми лицами, полностью лишенными черт. Леонид застыл перед картиной, потеряв дав речи голоса явно доносились из холста.
А ну заткнулись оба! властно прогремела вдруг Марина, и спорщики тут же угомонились. Кажется, он стоит прямо перед нами.
Не вижу, у меня ведь нет глаз, язвительно отозвался Жора.
Мсье, если вы и правда здесь, подал бы вам руку, чтобы засвидетельствовать свое почтение, но таковой возможности не имею, извиняющимся тоном добавил Петр.
Что за чертовщина!? закричал на весь зал Леонид.
(Прим. Вернее, он употребил несколько другое выражение, но оную газету читают в том числе нежные цветочки, норовящие упасть в обморок от любой скабрезности, посему, укажу так. Уверяю вас, это единственное намеренное искажение в нашей истории! Продолжим!)
Пожалуйста, не при дамах! испуганно воскликнул Петр.
Да, не при Петеньке, хихикнул Жора, он у нас чувствительный!
Я схожу сума, замотал головой Леонид, этого не может быть! Да-да, этого никак не может быть. Наверное, я сплю. Я сейчас просто ущипну себя и проснусь. Да-да, конечно, это просто дурной сон, закемарил на посту, известное дело.
Леонид закрыл глаза и принялся щипать себя за все, до чего дотянулся. Перестарался и сделал больно. Поморщился, укорил себя за излишнее рвение и приоткрыл один глаз перед ним все еще висели «Три фигуры».
Ну как? раздался из картины меланхоличный голос Жоры.
Нет-нет-нет-нет-нееет, протянул охранник, отошел от картины, сделал круг по залу и вернулся, продолжая мотать головой.
Вы здесь? раздался голос Петра. Он старался говорить нарочито мягко и любезно.
Это какая-то шутка? Леонид стал пристально вглядываться в картину и бегать глазами по стене в поисках устройства, откуда мог звучать голос. Где-то должен быть динамик, бурчал себе под нос охранник, я ведь такое уже видел, да-да, точно видел, в скульптурах этих, как их, питерских «перфораторов» с цветными волосами и железками в носу.
Должно быть, вы хотели сказать «перформеров», вежливо уточнил Петр, смею вас заверить, мы не относимся к современному искусству, хотя и придерживаемся прогрессивных взглядов. По крайне мере, некоторые из нас.
Так, мне надоел этот цирк, парни, выпалила Марина. Хотели пообщаться? Что ж, пожалуйста! Только давайте тогда уж по существу. Я Марина, добавила она уже мягче, справа от меня Георгий, слева Петр.
Друзья зовут меня Пьер, учтиво добавил Петр.
Откуда у тебя друзья? не преминул уколоть того Жора, но шпилька ответа не удостоилась.