Эх, город с завистливой тоской мечтательно произнес Сергей. Театры, кафе, бульвары Девушки в красивых платьях он даже прикрыл глаза. А с другой стороны слишком много всяких не поймешь, кто есть кто. Люди там неискренние, понимаешь? он заглянул Луканову в глаза. Он тебе одно говорит, а на душе совсем другое. Притворяется, понимаешь? Как как оборотень.
А здесь не так? хмуро спросил Луканов.
Здесь не так, Сергей с бульканьем наполнил очередную стопку. Здесь лес. Людей-то нет почти! Здесь если кто мудак так сразу видно. Все на поверхности, все всё про всех знают.
И ты всё про всех знаешь?
И я. Знаю, кивнул Сергей.
И про Веру Павловну?
А что Вера Павловна? насторожился Сергей.
Да какая-то она
Какая? Сергей взглянул как-то исподлобья, и Валерий понял, что ступил на тонкий лед.
Странная.
Чем же?
Ну вот сам посуди: приехал новый врач. Разве я враг ей? Я же работать приехал. У меня квалификация, опыт! А встречает меня, как будто у нее мужа увел.
Вера Павловна женщина серьезная. Ты лучше держись от нее подальше.
Здесь это сложно сделать, сказал Луканов, вспомнив размеры больницы.
Это только ради твоей же безопасности, пьяно проговорил Сергей. Такие женщины они, знаешь ли, хищницы. Опасно! Сергей поднял указательный палец вверх. Посмотрел на него, и, видимо поняв, что не может сфокусироваться, сказал: Ладно, пора мне. Засиделся.
Сергей встал, пошатываясь, и принялся упаковывать в пакет нехитрую закуску и изрядно опустевшую бутылку.
А что за девушка в белом? спросил Луканов.
Здесь больница, здесь все в белом, пробормотал Сергей.
Нет утром я видел девушку. Она бродила одна в тумане.
Э, брат, это ты меня не так понял насчет женитьбы! В ту сторону точно смотреть не стоит.
Кто она?
Местная сумасшедшая. Бродит по лесам, улыбается.
Какой диагноз?
Я же не психотерапевт! развел руками Сергей. Живет она с матерью, да с братом младшим в деревне.
Луканов проводил его до двери. Сергей остановился в двери.
Ты только это, городской гуляй тут аккуратнее. И на болота ни-ни! он погрозил пальцем. Нам и одного утопца хватит.
По болотам я точно не ходок сказал Луканов, вспоминая городской досуг с присущими ему театрами, ресторанами и огнями витрин.
Сергей вывалился в трезвящую прохладу вечера когда на небе уже начали зажигаться первые звезды. Он замер, потом обернулся к Луканову.
Не хочу трезветь, внезапно сказал он. Не хочу. Никогда. Не хочу помнить, что я здесь, в Болотове
Он развернулся и, слегка шатаясь, исчез во тьме.
Полдень
Утро выдалось солнечным. Казалось, огненные лучи дневного светила разогнали давящую атмосферу Болотова. День принес новые заботы, и предаваться рефлексии было некогда.
Слегка помятый после ночных посиделок Сергей показал Валерию его кабинет. При виде старого дубового стола с растрескавшейся столешницей и древнего стула Луканов поморщился. Видно было, что в помещении давно не было ремонта (как метко подметил Сергей с прошлого века). Стены облупились, кое-где под слоем старой краски была видна штукатурка, словно обнажившаяся рана умирающего больного. В углу стоял шкаф с бумагами, в стене находилась широкая дверь, выводящая на небольшой личный балкончик с колоннами и видом на сад. Луканов сумрачно оглядел свое новое рабочее место и постарался не вспоминать шикарный и удобный кабинет в Первой Городской. Радовало хоть то, что к приезду нового доктора кабинет был идеально прибран. Уборщица Нина Гавриловна как раз прошествовала мимо него с ведром, полным грязной воды и чувством выполненного долга, написанном на сморщенном, как сухое яблоко, лице.
Шикарный кабинет тебе достался, вот бы мне такой! Раньше все это принадлежало одному помещику, представляешь? сказал Сергей, жуя яблоко, и добавил завистливо: Да, кто-то умел жить на широкую ногу!
Как широко ноги не расставляй, все равно потом в гробу их сведешь, хмуро заметил Луканов. Время никого не щадит.
А я смотрю, ты осваиваешься в Болотове! засмеялся Сергей.
Не хотелось бы пробормотал себе под нос Луканов, но Горин уже не слышал. Он продолжал расхваливать балкон с видом и завистливо щелкал языком, оглядывая кабинет Валерия.
Было тихо, только птицы пели за окном, да скрипели половицы в коридоре и слышался плеск грязной воды в ведре Нины Гавриловны.
Со звукоизоляцией здесь беда, развел руками Сергей, заметив нахмуренный брови Валерия. Все здание слышно. По звуку можно определить кто где ходит. О! он прислушался. Слышишь, по-другому скрипит? Это лестница. Кто-то спускается.
Действительно, к звукам в коридоре добавился другой, какой-то особый скрип ступенек лестницы, ведущей на первый этаж.
Никак, Вера Павловна на обед пошла, сделал вывод Сергей. У нее короткий день. Не встречались сегодня еще?
Надеюсь, и не встретимся, бросил Луканов, и, как ему показалось, Сергея такой ответ полностью удовлетворил. Он продолжал щебетать, что птицы за окном, то расхваливая усадьбу, то кляня Болотово за отсутствие развлечений.
Впрочем, скоро он попрощался и ушел по делам, чем несказанно обрадовал Валерия. Хотелось побыть в тишине на новом месте и собраться с мыслями.
Оставшись один Луканов распахнул пошире окно, и теплый летний воздух ворвался в кабинет, принося запахи лесных цветов. В пышных кронах лип надрывались птицы. Решив, что оплакивать свою участь можно вечно, Луканов принялся за работу. Он распаковал чемодан и достал оттуда идеально белый халат, небольшой хороший утюг, несколько книг по нейрофизиологии, всегда носимый с собой карманный фонарик (привычка детства) и рабочие туфли. Затем аккуратно извлек из бокового отделения маленькую потертую коробочку. Отложив все в сторону, он сел у окна и раскрыл ее.
Внутри, свернувшись змейкой, блеснула подвеска в виде крылышка на серебряной цепочке. Луканов в последнее время все реже и реже доставал ее. Обычно это происходило в тяжелые дни. Еще в городе он запирал кабинет, когда ему было особенно грустно, доставал подвеску и подолгу смотрел на нее, вспоминая глаза цвета неба. Кроме воспоминаний, это было то единственное, что ему удалось забрать из своего детства в память о несбывшейся любви.
Луканов никогда не надевал эту цепочку. Она должна быть чистой и нести только воспоминания о ней, память ее тела. Он вновь вспомнил распахнутые глаза, милое еще совсем детское лицо, слегка расплывающееся под толщей воды, и нежную шею, на которой блестела серебряная цепочка Все эти годы он не давал себе оценивать тот свой поступок, совершенный в некоем стремительном порыве. Потому что это было все, что он мог оставить себе от той любви. Ему необходимо было чем-то залепить стремительно разрастающуюся дыру в сердце, внезапно возникшую тем солнечным летним днем. И он опустил руки в воду, протянув их к нежной шее все еще прекрасной, но уже не живой девочки.
Луканов захлопнул коробочку вместе с воспоминаниями. Пора было браться за работу.
До обеда он скрупулезно разобрал бумаги и навел в кабинете подобие того порядка, к которому он привык в городе. Он как мог попытался восстановить привычную обстановку передвинул стол ближе к окну, вынул из чемодана памятные фотографии в рамках, сертификаты о повышении квалификации и даже грамоты за победу в школьных олимпиадах. Валерий придирчиво оглядел кабинет. Пока еще это место казалось ему чужим, точнее он был чужд этому месту. Кто знает, получится ли у него вжиться в местную среду, стать болотовцем? Может, как и Сергей, он начнет медленно спиваться? Или превратится в нелюдимую стерву, как Вера Павловна? А может, проникнется идеей профессора Сосновского, и на полную включится в восстановление клиники?