* * *
Эддис склонилась над Эвгенидесом и откинула волосы с его влажного лба. Гален коротко остриг длинные волосы вора, и без них он выглядел совсем иначе. Раньше ей и в голову не приходило, что его волосы, став короче, будут завиваться мелкими кудряшками на висках и за ушами. Она поправила один из таких локонов.
Он открыл глаза и еле слышно произнес:
Моя королева.
Мой вор, грустно ответила она.
Она знала, что я был во дворце, сказал он тихим, очень усталым голосом. Знала, где я прячусь, знала, каким путем буду уходить из города. Всё знала. Прости.
Напрасно я тебя послала.
Он покачал головой:
Нет. Это я наделал ошибок. Только еще не знаю каких. Пытаюсь понять. Не знаю. Я подвел тебя, моя королева. Его голос стал слабее. Прости, повторил он. Прости.
Простить протянула Эддис. Рано или поздно она будет висеть вниз головой на собственной дворцовой стене. Она смяла в кулаках тонкую ткань своего платья. Расправила, встала и принялась расхаживать по комнате. Если я тебя огорчу, Гален меня вышвырнет, сказала она, усаживаясь обратно.
Ты меня не огорчаешь. Приятно видеть, как ты ходишь и бушуешь. Она не бушует, сказал он, глядя в пространство. Когда она сердится, то просто сидит, и когда печалится, тоже сидит. И даже когда счастлива, тоже, наверное, сидит. Это была его самая длинная речь за много дней. Умолкнув, он закрыл глаза. Эддис решила, что он уснул. Встала и отошла к окну. Оно было высоко подоконник на уровне ее глаз, стеклянные створки доходили почти до потолка. Встав на цыпочки, она выглянула во двор. Никого. Она была в своем праве, раздался за спиной голос Эвгенидеса.
Эддис резко обернулась.
Ничего подобного!
Это обычное наказание для воров.
Не говори глупостей, выпалила Эддис. В Аттолии уже сто лет не отрубают руки ворам. И вообще ты не обычный вор. Ты мой вор. Ты из королевской семьи. В твоем лице она напала на весь Эддис, и ты это понимаешь.
Эддису нечего было являться к ней во дворец, прошептал Эвгенидес. Королева поняла, что он устал.
А Аттолии нечего заигрывать с медийцами, повысила голос она.
Гален открыл дверь и бросил на нее предостерегающий взгляд.
Уйди! бросила она.
Он покачал головой, но отступил, оставив дверь открытой.
Это поступок, достойный варвара! обернулась Эддис к Эвгенидесу. Его глаза были закрыты. И она за него поплатится, добавила королева, уходя.
* * *
Она вышла в библиотеку. Гален отвесил ей очень официальный поклон, принес извинения и прошел в спальню. Осмотрев Эвгенидеса и напоив его снотворным, вернулся в библиотеку. Эддис ждала его там. Сидела в одном из кресел, поджав ноги.
Ну вот, теперь вы оба плачете, сказал лекарь.
Эддис всхлипнула:
Я злюсь.
А у него не хватает сил выносить ваш гнев. Лекарь взглянул беспомощно.
Понимаю, вздохнула королева. У него не хватает сил слушать, как я кричу, и, если он умрет, виновата буду только я, и я уже виновата в том, что он потерял руку, и надо благодарить богов за то, что он не ослеп. Она чуть приподняла подол и краем нижней юбки вытерла глаза. Всхлипнула и встала.
Гален смотрел на нее с иронией. Она улыбнулась ему:
Ну же, продолжайте свою лекцию.
Которую? осведомился Гален.
Эддис прижала руку к груди и с выражением заговорила:
Если после долгих лет службы вашей семье вы придете к выводу, что к моим советам не следует прислушиваться и я должен оставить свой пост, то это в вашей власти, но покуда я являюсь дворцовым лекарем, то буду настаивать, чтобы ради благополучия пациента мои предписания неукоснительно выполнялись Я верно излагаю?
Да.
И остальное я тоже могу угадать.
Спасибо, ваше величество, поклонился Гален. Я рад, что мне не пришлось говорить этого самому.
* * *
С тех пор королева Эддиса стала навещать Эвгенидеса, пока он спал. Лихорадка миновала, но он страшно похудел и обессилел, только спал дни и ночи напролет. Гален сказал, силы вернутся к нему, нужно только время.
В те редкие моменты, когда Эвгенидес просыпался, Эддис толковала с ним об урожае, который обещал быть хорошим, о погоде, которая тоже была хорошей, и никогда не упоминала о своих встречах с министрами, с управляющими рудников, с начальником королевской кузницы, с командирами своей небольшой армии, о бесчисленных дипломатических письмах, прибывающих из Сауниса и Аттолии. Когда его боль стихала и он дольше бодрствовал, она пересказывала ему дворцовые сплетни и извинялась за то, что приходит нечасто.
Даже будь ты не так занята, Гален все равно бы тебя не пустил.
Верно, подтвердила королева. И он слушает наши разговоры, боится, как бы я тебя не огорчила. Наверняка и сейчас стоит, прижав ухо к двери, прошептала она, и ответом была нечастая улыбка.
Она откинулась на спинку кресла, сняла с головы тонкий золотой обруч и провела пальцами по коротким волосам.
Как мне все надоело, пожаловалась она. С рассвета и до заката ко мне каждый миг кто-нибудь подходит и о чем-нибудь спрашивает. Ксанта, когда будит меня по утрам, спрашивает, хочу ли я позавтракать. Лучше бы просто поставила тарелку передо мной. Одной проблемой было бы меньше.
Он не стал спрашивать, какими проблемами она так занята. А она не стала рассказывать.
Загляну через несколько дней, если смогу. Она склонилась над кроватью и поцеловала его в лоб. Поешь чего-нибудь. И ушла.
* * *
Королева Аттолии внимательно выслушала доклад, присланный ее послом из Эддиса.
Значит, лихорадка его не убила, заметила она.
Кажется, нет, ваше величество.
Очень хорошо, ответила королева.
Глава Пятая
Когда в горах уже наступила ранняя осень, Эвгенидесу наконец надоело лежать и глазеть в потолок. Он усилием воли встал с постели и выглянул в окно. Во дворе на земле выпала изморозь. Армейский вестовой гарцевал на горном пони, уже обросшем лохматой зимней шерсткой. Эвгенидес отошел, сел в кресло у камина, давно поджидавшее его. Он был одет в теплый халат и тапочки. На обрубке руки белела чистая повязка. Вообще-то она была уже не нужна, рана зажила, но Эвгенидесу не хотелось на нее смотреть, и повязка казалась наилучшим выходом.
Левая рука, принявшая на себя работу правой, казалась неуклюжей и нескоординированной, хотя дед всегда требовал от Эвгенидеса тренировать обе руки. Эвгенидесу казалось, что с воровскими инструментами обе руки управляются одинаково хорошо, пуговицы тоже не доставляли сложностей, однако застегнуть пряжку на ремне оказалось непросто, и дед никогда не учил его откидывать волосы с лица и заправлять их за правое ухо левой рукой. Так обнаружилась дедова недоработка. Эвгенидес долго смотрел в огонь, потом провел пальцами по отросшим волосам они уже падали на глаза и окинул взглядом комнату. Слева от камина стоял книжный шкаф, справа письменный стол. В задней части стола скопилась неровная стопка бумаг. Видимо, под этими бумагами лежит свиток, который он переписывал перед тем, как отправиться в Аттолию. Если он еще там, сложно будет найти его под мисками, повязками, флаконами бесчисленных снадобий, оставленных Галеном и его помощниками. Стул, стоявший возле стола, исчез. Его перенесли в библиотеку, а взамен поставили между изножьем кровати и камином удобное кресло.
Эвгенидес встал, потянулся к бумагам на столе, но медицинский хлам занимал все свободное пространство, и для нормальной сортировки не осталось места. Кто-то опрокинул чернильницу на текст, который он переписывал, и вся левая сторона длинного абзаца скрылась под большой кляксой. Эвгенидес вздохнул. Вероятно, ему удастся вспомнить почти все слова, но все равно их придется тщательно сравнивать с другой достоверной копией. Он скатал свиток, бросил его в груду бумаг, опять вздохнул. Сохранилось слишком мало достоверных копий первоначальных мыслей Фалеса об основных элементах Вселенной. Вот почему этот свиток был таким ценным, и вот почему его надо переписать. Если документ еще какое-то время поваляется в глубине письменного стола, от него ничего не останется. Надо убрать его в футляр и положить на полку в библиотеке.