А я думал, ты захочешь его себе оставить, хмыкнул Мустафа. На память.
Нет уж, старина, мысленно поморщился я, это тебе. Вот если бы ты мне дал свой здоровый зуб выдрать, обещаю, я б его на шее носил.
Свой здоровый зуб я и у себя во рту прекрасно ещё поношу.
Мы помолчали.
Слушай, сосед, можно спрошу? А почему ты остался? Почему на Родину не уехал? Ваши же за эти десять лет столько раз организовывали возвращение желающих.
Потому что я уже и не помню свою Родину, понимаешь? объяснил Мустафа, проникновенно глядя мне в глаза. Я живу здесь больше сорока лет, это две трети моей жизни. Я знаю, кто я здесь. Наверное, это и есть понятие Родины. Там я давно никто.
Я сел в соседнее кресло и откинулся на мягкую спинку. На улице поднялся ветерок, он подразогнал тучки и солнышка стало заметно больше. Птицы пели, молодые листочки трепетали на ветру, а воздух был свеж. Солнечные лучи заливали мою гостиную и стресс от удаления испорченного сирийского бивня отступал. Жаль, чуть пораньше эта история не произошла, можно было бы песню написать.
Я молю Аллаха, после паузы продолжил сосед, что он не даст мне дожить до момента унизительной смерти, а приберёт меня сам. Как достойного мусульманина. Не хочу жить вот так, как стадо.
Мы поговорили с ним ещё минут десять. Мустафа сетовал, что из своих у него в нашем районе никого не осталось все уехали. Что жалеет, что в свое время оставил семью и теперь остался совсем один. Я поддержал его, как мог. И еще я дал ему инструкции, как ухаживать за разодранной дырой в десне, чем полоскать и как часто. А потом он ушёл, не забыв прихватить с собой металлическую коробочку с выдранным зубом, а я так и остался сидеть в гостиной.
Я не понял его. Точнее, я как бы понял его в общих чертах, так сказать, в контексте. Но я не понял деталей. Раз за разом прокручиваю в голове его слова о стаде. Вот в общих чертах понимаю, но если пробовать разбираться детально в его послании через рот, то вопросов возникает достаточно. И все равно жаль его. Если сильно упростить, то выходит, что он такой один среди своих новая Родина здесь, а вот такие же старые-новые соотечественники предпочли старую родину новой. Не мне судить.
С такими мыслями я встал с кресла и пошел на кухню домывать посуду. Часы показывали одиннадцать.
Однако, когда намыленная моющим средством с ароматом яблока губка снова заелозила по тарелкам, мысли мои быстро переключились на совсем другое. Я думал о предстоящем концерте, о том, что было бы неплохо собраться на репетицию, даже несмотря на то, что мы играли свой материал уже миллион раз. Я думал, что было бы неплохо в последний раз хоть немного обслужить инструмент: пройтись лимонным маслицем по накладке, добраться тряпочкой до самых сокровенных мест, и, может, еще протереть уставшие струны остатками водки, чтобы смыть с них жир от пальцев.
Но когда я добрался до ложек, вилок и ножей, в дверь снова настойчиво постучали. Да что ж такое, а? Второй раз не могу с бардаком разобраться. Решив, что это Мустафа всё же решил мне отомстить за причинённую боль, я выключил воду, кое-как обтёр руки полотенцем и отправился открывать. На пороге стоял мой давний хороший товарищ Юрген. Чуть больше двух метров ввысь, весом под сто двадцать кило, голубоглазый, везде блондин. Юрген был одет в лёгкую куртку с капюшоном жёлтого цвета, синие джинсы с надорванными коленями и чёрную футболку с изображением игральных костей, выдавших 6:6. Ну что ж, пришёл авантюрист и игрок, как его не впустить?
Привет, начал белобородый великан, не занят?
Занят, честно ответил я, но проходи, ты не помешаешь.
Юрген вошел, не забыв пригнуться на пороге. Сколько он этих дверных косяков на моей памяти лбом или макушкой собрал, не сосчитать.
Тапок нет, как всегда?
Нет.
Можно не разуваться?
Нет.
Недружелюбного типа ответ, буркнул себе под нос блондин и, скинув в два счета кроссовки, в носках проследовал за мной на кухню. Там он осмотрелся, быстро догадался, чем я был занят, и уселся на стул за столом. Я вернулся на свое место к мойке и опять пустил воду в надежде это все закончить. На столе стояла небольшая стеклянная ваза с конфетами в ассортименте от желейных разноцветных до грильяжа. Юрген их увидел и тут же сделал глаза охотника-убийцы. Жрать хочет, понял я. Хана конфетам. Новые уже не найти, всю неделю при чаепитии буду обходиться воспоминаниями. Может, если его отвлечь расспросами о состоянии дел, он забудет о моем сладком сокровище? Отличный план, подумал я и спросил:
Рассказывай, с чем пришёл, какие новости? и с этими словами я повернулся в его сторону. Белобрысый великан уже сидел, что-то жуя, а уголки его рта были испачканы шоколадом. Не сработал план.
Да дело у меня к тебе есть, дружище, шумно сглотнув мою конфету начал он. Боюсь, только ты мне в этом сможешь помочь.
Остальные уже отказались? догадался я.
Да, не стал отпираться он и взял новую конфету.
Не тяни тогда, попросил я.
Окей, быстро согласился он, в мгновение ока освободил сладость от обёртки и коротким броском закинул её в открывшееся отверстие в верхней части бороды. Жевнув пару раз, товарищ начал излагать суть вопроса.
Дело в том, что Юрген был моим уникальным другом. Он был единственным, кто искренне хотел создать семью. В эти тяжёлые для морали годы, сердце великана было ее оплотом. В те дни, когда мы вели соревнование по длине списка сексуальных побед, он мечтал приходить вечером с работы, целовать жену (почему-то я её обязательно представляю в халате и в бигудях), потом есть приготовленный ею ужин, смотреть телевизор, а ночью заниматься с нею же любовью. С одной и той же женщиной. Каждый день. Или как часто это бывает у женатых?
Смешнее всего было то, что те же самые его подружки, которых из-за его весьма эффектной внешности всегда было в избытке, даже слушать ничего не хотели о женитьбе, и испарялись сразу же после объявления Юргеном его светлых намерений. А он страдал. И в какой-то момент решил больше никогда не поднимать эту тему. Прошло время, и он внезапно понял, что он просто обязан довести дело до конца. Ну не может же быть такого, что в нашем, хоть и изрядно опустевшем, но все еще огромном городе не найдётся ни одной женщины, разделяющей с ним семейные ценности?
И я наконец-то познакомился с замечательной девушкой в приложении для знакомств, страшно довольный собой, рассказывал он. Ребекка, двадцать два года. Работает ветеринаром в Вандсбеке, живет там же. Сегодня мы идём на свидание.
Та-а-ак, протянул я, уже предполагая, что он от меня хочет, и наблюдая, как грильяжная конфета так же, как и её предшественницы, молниеносно осталась без своей обертки и исчезла там же в бороде, где-то чуть ниже носа.
Она согласилась пойти только с подругой, наконец подошел к сути он.
Ни за что, тут же отреагировал я.
Комплект стальных струн, круглая обмотка, лонг-скэйл, толщина стандарт, выпалил он на одном дыхании и, видя, как у меня вытянулось лицо, добил:
Новые. Отдам после свидания.
Во сколько идём и куда? без колебаний, выпендрежа и подколов, сходу согласился я.
Это звучало невероятно! Струны на бас было не найти уже полгода назад. И речь о никелевых! А в стальной обмотке я их последний раз доставал уж как года три! А на них сатану вызывать куда интереснее. Знает, гад, чем купить.
В шесть встречаемся в Хафен-Сити, там есть ресторан «Шеф Боровски».
По рукам.
Мы помолчали. Я прикидывал в уме маршрут.
А что из себя хоть подруга представляет? задал запоздалый вопрос я. И, конечно же, получил самый ужасный ответ:
Понятия не имею.
Всё ясно. Эгоист. Мог бы хоть и поинтересоваться для приличия. Тогда спрашивать, скольких он попросил до меня, тоже не буду. Чтобы совсем не расстраиваться.