А мать?
Она знала это не к добру, но дала согласие на его заточение. Без сопротивления, будто речь шла о выносе мусора. Она отказалась от родного сына.
Но не от тебя.
Конечно. Я была их любимицей, но увидела к чему приводят мечты когда из ребенка пытаются вылепить чью-то фантазию. Меня почти не трогали, ведь я не выделялась особыми талантами Зато, едва они заметили, что «их маленькое чудо» самостоятельно освоило счеты, тут же возгордились и В общем, брата грузили не по возрасту. Он не справлялся, сбегал из дома, его силком возвращала стража, лупил отец, а соседи и вовсе считали избалованным дитем. Поживи с десяток лет в домашнем терроре и озлобишься на мир
И что же он совершил в итоге?
Убил закрепленного за ним Корректора.
Душегуб должен помнить свою суть.
Чего же вы, офицеры, тогда расхаживаете, красуясь погонами?
Он отрицал вину? Уронил мужскую честь?
Опять эти бабские разговоры про публичный позор. Не ожидала подобного от взрослого мужчины, произнесла Катрин с сарказмом, обычно вы орете: «пускай работает тварь. Содержанец государственный. Кровь пьет, пока мы охраняем отечество». Думал с дурой сошёлся? А я мнение имею и на поводу всеобщего помешательства не иду. Хочешь простушку ты в городе. Оглядывайся и клюй, а ко мне не лезь, докончила девушка и снова отдалилась.
Он должен находиться в лечебнице, строже произнес Дион, намереваясь забрать юношу.
Катрин встала поперек кровати, блокируя ход.
Ты не видишь? Раны свежие, ему нужна медицинская помощь, настаивал офицер.
Он недавно участвовал в протестах, получил по голове за то, что тихо стоял с плакатом. Предлагаешь посадить за это в карцер?
Он из
Я уважаю смелых мужчин, что не прячутся за огнестрелом или чином.
Какой смысл в нарушении порядка? Император протянул руку дружбы и в ней не было камня, ответил Дион, на что ему возразила женщина с прохода:
Дорогой мой солдатик, а свои мысли-то имеются? Это пересказ вчерашнего выпуска, газеты то мы читаем!
Раненый очнулся. Оказалось, он давно следил за разговором в выжидательной позиции. Он хотел было что-то донести до публики, но губы непослушно сомкнулись, придавив выпавший язык.
Тише, тише дорогой, присела девушка рядом, Дион, ты же принимаешь меня иначе зачем ты здесь пойми и их. Людям запрещают собираться на площади, гонят к окраинам. Создается иллюзия, будто все всем довольны.
Верно! поддакнул мужчина из зала.
Вы подрываете безопасность страны, в которой живете, прокомментировал ответ Дион.
Скажи, милок: а куда мне деваться? влезла старуха, ваши разбомбили мою хату, скотину на мясо порезали, а дочку увели. От хорошей ли судьбы мы с мужем застряли здесь? Пленные измучаются от голода, изойдут от жажды, свалятся в яму не важно. Они пораженцы, и выброшены на скамью запасных.
Женщины помешаны на мире.
Нет, милок сказала бабка, стара я для мира, потому жду сонтейвцев. Наступит день, и они освободят сородичей от имперского ига.
Мы застряли здесь не по своей вине, проговорил ее сожитель.
Рука помощи была я правда так считаю, понятно? в край возмутился офицер.
Главное, чтобы жене будущей не диктовал, как надобно жить.
Как ни странно, но среди малочисленной обители, он ощущал себя повинным в их бедах. Все были настроены против него. Даже Катрин милая девушка, с сомнением взвешивала его слова, не горя желанием принимать чью-либо сторону.
Оставим разногласия за порогом, предложила она, лучше поешьте, пока лепешки не пропали.
Согласен, чужая политика не стоит испорченного настроения.
Диона позвали за стол. Ему ничего не оставалось, как присоединиться к незатейливому обеду. Все-таки она ему симпатизировала «Или я внушил себе это в силу ее недоступности?». Стол накрыли.
Без излишеств. Отведаешь подвальной кухни.
На войне и не такое проглотишь.
Мы то в городе, проворчал хозяин.
Ели молча. Хрустел хлеб, отскакивающий от зубов. Шипела горячая подливка. Катрин подавила зевок. В густом облачке повисла тянущаяся скука. Их засадили в тюрьму из прошлого. Они жевали, растягивали пищу точно так же, как и грезили наяву. Женщина монотонно теребила нити платья. Вспышки Катрин более не забавляли, и он утомился от своего дыхания и собственной к ней предрасположенности. Казалось, соседи по трапезе тоже имитировали. Они по-настоящему не избрали отчаяния. Безоглядно предаться чему-то можно лишь на миг, а вечность сравняет счеты. Отбросит несущественное, невозможное «как если бы». Сидя в прохладном помещении Дион устал и от назойливого присутствия вечности, замыкающей их намерения, и от натянутой паузы, пропускающей противоречивые мысли. Но вот он, помешивая хлеб, поднимает голову. Решающий поворот. Встречная улыбка. Девушка выглядела удивительно посвежевшей. К щекам прильнул румянец, украшающий вмешательство пустоты и безотчетности. Он не без удовлетворения следил за ее косым взглядом, нарочитой хмурости, сквозь которую просачивалась улыбка. «Ай озорница!» офицер едва не смеялся. Она играла, отлично вписываясь в интерьер и инородную царящую атмосферу угнетенного сознания. Уготованная роль или хитрый ход? «Значит, проверка?». Она вызывала в нем эмоции, пробовала на вкус, провоцировала, исследуя реакции, препарируя душу. Неприятно быть объектом изучения «Кроме ситуаций, связанных со столь привлекательной особой». Хозяин недоуменно уставился на пару. Резко выпрямился: «У нас не принято». «Мы уже уходим» заторопилась девушка, поцеловала «старуху» в лоб и поманила Диона за собой.
Думал, ты не избегаешь конфликтов, сказал он на улице.
Считал, что знаешь меня? Позволь спросить: ты веришь в шанс прознать человека до конца?
Это имеет отношение к нашему делу?
Какому делу?
Вот видишь, тебя выдает любопытство.
Отчитываешь, как маленькую девочку? Нехорошо пользоваться чужими слабостями, улыбнулась Катрин.
Нам не помешало бы доверие.
Девушка утвердительно кивнула, не спуская с него светлых глаз. Офицеру явно не нравилось, когда ему открыто перечили Но в этом дерзковатом поведении милой «пташки» было нечто, на что он сам бы никогда не решился Или ему просто нравились черты ее лица?
После того визита в «подпол» их отношения стремительно укреплялись. Дион вспомнил, как подставил плечо в трудную минуту, подал руку, помогая подняться на убегающий поезд. Как Катрин неловко споткнулась о ступеньку, повиснув на его шее. «Врожденная неуклюжесть» улыбнулась девушка, пока он притягивал ее к себе. Сколько невинности и воздушности скользило в ее кротких жестах и взгляде.
Он пригласил ее на танец. Затем: ржаные поля и вереск. Пурпурный небосвод «Ха! Надеешься, мы сойдемся?» опередила она его предложение. Милые нотки сарказма и веселости. Идут по подлеску. Он набросил на ее плечи китель, а ручки обнял и согревал дыханием. «Знаешь, я не хотела тебя мучать родней мне в некотором роде стыдно, но я такая и никуда от себя не денусь». «Хватит болтать», шепнул он, закрывая ее рот поцелуем.
Задавать прямые женские вопросы, не считаясь с тактом или чувством приличия. Она всегда нарушала дистанцию полушутя, полусерьезно. Переходила грань допустимого, но никогда не обманывала, оставаясь искренней и легкой на подъем. О эта умиляющая наивность! Офицерский дом оживал в ее присутствии, наполнялся треском радио, тоненьким пением с пластинки, грохотом посуды, одним словом жизненным, одушевленным, пусть и приземленным, теплом. Чего таить капрала отвращала жизнь в среде монашки, а здесь, среди всеприемлющего сердца, податливой доступности и неприступности одновременно, он находил дом. Перемены пошли ему на пользу. Со временем он не брезговал и пойти наперекор начальству, позволял себе выпить, стал свободнее от строгих клятв. Меньше страшился запретов.