Я вздыхаю. Нет смысла что-либо скрывать.
Сказала, что жду ребёнка.
Ирааа, разочарованно тянет тётя Глаша. Ну зачем?
А зачем что-то скрывать? Какой в этом смысл? Он бы всё равно узнал. Пройдёт пару месяцев и признание в том, что я беременна не будет иметь смысла.
Тётя вздыхает, садится рядом на диван.
Он хороший мужчина. Лучше того, что в плену тебя держал. А ты взяла и оттолкнула его.
А что мне было делать? Врать ему? Зачем? поворачиваю лицо к тёте Глаше, и та сдаётся.
Ну и то верно. Только одной тебе сложно будет. Я рядом, конечно, но тебе нужно сильное плечо, на которое можно опереться. Мужское плечо.
Тёть Глаш Хватит. Не хочу мужчину другого. Вообще ничего не хочу, кроме своего малыша. Он меня утешит и поддержит. Ради него глаза по утрам открываю.
Хорошо, вздыхает она. Двигает ко мне тарелочку с пирожками. Поешь. Ты очень худая. Ребёночку сил брать неоткуда.
Я откусываю пирожок, и желудок отвечает мне радостным урчанием. В дверь звонят, и мы с тётей Глашей переглядываемся. К нам никто не приходит. Никогда. Кроме Димы.
Я пойду открою. А ты ешь, поднимается тёть Глаша и выходит из гостиной.
Через секунду слышу голос Димы, невольно улыбаюсь. Всё равно пришёл. Даже не смотря на то, что я ему сказала.
Привет, через секунду он появляется в гостиной с огромным букетом роз, на что я смотрю расширившимися от удивления глазами. Он подходит к дивану, а тёть Глаша зачем-то забирает у меня из руки пирожок. С днём рождения, Ириш. Это тебе, Дима суёт мне в руки букетище, целует меня в щеку. Пусть все твои мечты сбудутся.
Спасибо отвечаю потерянно. У меня день рождения. А я и забыла совсем
Ну конечно. Как обычно в облаках витаешь, шутливо ругает меня тётя Глаша и, забрав букет с тортом, уносит всё на кухню. По пути оборачивается, подмигивает мне. Получается, она обо всём знала? Ну и хитрецы.
Ну как ты, Ириш? Дима садится рядом, смотрит на меня своими голубыми, как небо, глазами. Говорю же, идеальный.
Спасибо, Дим. У меня даже из головы вылетело, а ты вот узнал Очень приятно. А я Я нормально, Дим. Всё как обычно.
Как обычно это не совсем нормально в твоем случае, ведь так?
Улыбаюсь.
Ты меня уже хорошо знаешь.
Так, все на торт! Быстро! слышим строгий окрик тёти Глаши, смеёмся.
Последующие полчаса сидим на кухне, пьём чай, и мне, как никогда, хорошо. Рядом со мной близкие люди (да, Диму я уже могу называть близким), и вкусный торт. Это точно лучше ежедневного выживания в тюрьме, которая называется резиденцией шейха. Или я себя в этом убеждаю?
Интересно, как там моя Саадат? Скучает ли по своей несостоявшейся госпоже? И Он Как Он там? Почему не остановил меня тогда? Почему позволил сбежать? Задаётся ли он сам этими вопросами? Думает ли обо мне, как я думаю о нём.
Мне сложно не признать, я скучаю по нему. По его тёмным глазам, по широкой груди, к которой он может прижать до дрожи сильно. По его голосу, вкрадчивому и чарующему.
Я влюблена в своего похитителя. Я та, которая никогда не оправдывала за подобное жертв в кино. Оказывается, в реальности всё обстоит несколько иначе
Смотрю на тётю Глашу и Диму, улыбаюсь. Дима рассказывает какую-то смешную историю, и мы хохочем, хотя я не расслышала ни слова. Потому что в голове звучит одно: «Райхана. Моя Райхана».
Звонок в дверь заставляет вздрогнуть. Причём не только меня, но и тётю Глашу. К нам кроме Димы некому приходить. Дима здесь.
Я открою, успокаивает он нас, сам встаёт и идёт к двери. А мы, словно мышки, на полусогнутых крадёмся за ним.
Кто там? спрашивает Дима, но в ответ тишина. Он приоткрывает дверь, застывает на пороге. Застываю и я.
Перед дверью никого. Зато стоит большущая корзина цветов, а рядом коробка в подарочной упаковке. По спине проходит мороз и мне это чувство уже знакомо. Он рядом. Только рядом с ним я испытываю это.
Может ошибся кто? первой тишину разрушает тётя Глаша. У нас в подъезде девок вон сколько. Не все ж цветы нашей барышне, у неё даже получается пошутить. А Дима вот отчего-то не улыбается. Достаёт открытку и передаёт её мне, мельком глянув на арабскую вязь. Я сглатываю, опускаю глаза на открытку.
«Отчего-то я уверен, что мой подарок тебе понравится. С днём рождения, Райхана.»
Меня пошатывает, и тётя Глаша с Димой подхватывают меня под руки.
Ну что там, милая? Что там написано?
Это он шепчу обескровленными губами почти беззвучно. Отдаю открытку тёте Глаше, сама иду к подарку и поднимаю небольшую коробочку. Несу её в дом, прямо на кухню. По пути сдираю бант и слои подарочной упаковки. Вытаскиваю увесистую шкатулку из золота, открываю. В ней не драгоценности, как подумала сразу. Там книга. Тоже из чистого золота. «Красавица и чудовище» на арабском языке.
Моё чудовище меня нашло. Отыскало среди миллионов, миллиардов красавиц. Уверена, он даже не напрягался. Сделал это, как обычно, с нарочитой ленью в движениях. Отдал приказ своим людям и незамедлительно получил то, что хотел, как получает всё, чего желает. В шкатулке я нахожу ещё кое-что. Кое-что, от чего подкашиваются ноги, и Диме с тётей Глашей приходится усадить меня на стул. А я сжимаю дрожащими пальцами браслет в виде змеи.
ГЛАВА 7
Ира? Ты не съела до сих пор ничего, может супчику тебе сварить? Тётя Глаша, как обычно, беспокоится обо мне, не находит себе места.
Дима задумчиво рассматривает цветы, присланные Халимом. А я покручиваю в руках браслет и тупо взираю на книгу.
Если её продать, хватит денег на новое жильё. Где-нибудь, где он не найдёт, вру сама себе, потому что знаю Халим найдет. Он не может не найти.
А вот не надо нам их золота! возмущённо перечит тётя Глаша. Без него нам лучше было! Отправим назад. Пусть не думает, что всё и всех можно купить! Поганец, чтоб ему! тётя Глаша сдерживается от мата, а у меня в голове только он и звучит.
Какой же я наивной была, полагая, что всё прекратится с моим побегом. У арабского шейха руки подлиннее будут, чем у того же Димы с его фондом. Намного.
Нет. Мы её продадим и деньги отдадим в твой фонд, смотрю безумно Диме в глаза, а тот медленно переводит взгляд с меня на тётю Глашу. Мол, уйми эту сумасшедшую.
А я говорю, не нужно нам его золото. Пусть хоть со всего мира соберет и им подотрётся! Вот так вот! мою тётушку просто так не усмирить. Да и я, в принципе, с ней согласна. Не нужно мне от него ничего. Хотела бы ходить в этом браслете, как сука в ошейнике не сбежала бы. Осталась бы там. Только мне свобода роднее. Без неё и золото всего мира не в радость. Тут тётя Глаша права. Не нужно нам ничего.
Я о том же. Дима, ты заберёшь книгу и браслет. Продай и пусти на благое дело. Возможно, это золото кого-нибудь спасёт.
Мой фонд обойдётся без подарков от насильников, в грубой форме выражается Дима и отчего-то бросает взгляд на мой пока ещё незаметный живот. А может он и не насильник вовсе, а, Ир? поднимает глаза выше, смотрит мне в лицо.
А я чувствую, как вспыхивают мои щеки.
Он меня похитил. И удерживал силой. И да, мне пришлось пережить там многое. Но я хотела вернуться домой. Ты не зря старался. Прости, если разочаровала.
Дима склоняет голову, закрывает глаза, нервно сжимает пальцы рук в кулаки. Я понимаю, о чём он. И он меня тоже понимает.
Извини, я начинает он, но я мотаю головой, душа рыдания, рождающиеся в груди.
Всё в порядке, Дим. Я знаю, что мало похожу на жертву. Скорее на жертву с небезызвестным синдромом. Может так оно и есть. Вы извините, я пойду посплю. Что-то силы резко закончились. Извините меня, поднимаюсь, иду мимо остолбеневшей тёти Глаши, что всё это время стояла молча и смотрела то на меня, то на Диму.
Мне срочно нужно поплакать, и плевать если кто-то услышит. Слишком много во мне непролитых слёз.
Уткнувшись в подушку, долго вою, выплёскивая из себя все эти страшные эмоции. Больше нет сил таскать всё в себе. И психологи с их пустой болтовнёй мне не помогают. Может это я их не понимаю? Может я какая-то неправильная. Вместо того, чтобы ненавидеть своего похитителя, я в него влюбилась. Вместо того, чтобы ненавидеть его ребёнка, я уже жду его рождения. Я вообще неправильная, что ж теперь.