Мила! Мила!.. Та оглянулась. Пойди Дольчикову вызови! И загорелому, жалобным тоном: Сам не пойду, не могу! Я сроду на прослушиваниях не сидел, а тут с самого утра, понимаешь!.. То Онегины, то Марины Цветаевы, но самый цимес Бродский!.. Помешались они на нем, дебилушки!.. Все до единого читают, как сговорились! A ero читать не таблица умножения, понимаешь! Уметь надо, чувствовать, ну, уж просто понимать на худой конец! А они так шпарят, без всякого разбору!..
А я Бродского как раз читала, прошептала Настя убитым голосом.
Я больше Гумилева люблю, отозвался Даня бодро. До десятого класса больше всех любил Маяка, а потом других тоже полюбил. «Павианы рычат средь кустов молочая, перепачкавшись в белом и липком соку. Мчатся всадники, длинные копья бросая, из винтовок стреляя на полном скаку». Разве плохо?..
Какие павианы? Какие всадники?..
Гумилев. Я его люблю. А ты больше Бродского любишь?
Настя следила за стремительной Милой. Вот она влетела в экзаменационный класс, еще дверь не закрылась за ней, а она уже вылетела, волоча за тоненькую ручку словно слегка упирающуюся Дольчикову.
Вот, вот она! зашептала Настя Дане на ухо. Смотри, смотри!
Тот посмотрел сначала на Настю, а потом в толпу, вовсе в другую сторону.
Бестолковый какой-то.
Да не туда, а вон куда! Слушай, я у нее автограф возьму! Вот прямо сейчас возьму!..
И бабке покажу! И пусть знает, с какими знаменитыми людьми ее никчемная внучка встречается, а потом будет работать, играть в одном фильме или спектакле!..
Впрочем, на автограф еще нужно решиться.
Дольчикова разговаривала с ректором и тем, загорелым. Мила нетерпеливо переминалась рядом с ноги на ногу, как видно, ректор не отпускал, а ей нужно было бежать.
Наконец разошлись!.. Ректор, протиснувшись сквозь толпу, завел приятеля в дверь с табличкой «Посторонним В», а Дольчикову Мила потащила в другую сторону.
Пошли! выдохнула Настя и схватила Даню за руку.
Как бы невзначай. Как бы в поисках поддержки. Ах, какие у него пальцы!.. Так бы и держала, не отпускала
Даня следом за ней вскочил с кадки, чуть не выронив толстую книгу под названием «Тихий Дон».
Простите! Простите, пожалуйста!
Дольчикова оглянулась.
Можно автограф? глядя очень-очень преданным взглядом очень-очень преданной поклонницы, выпалила Настя. Я так вас люблю! Во всех картинах! Вы необыкновенная! Особенно в «Романсе о любви»! И в «Диких снегах»!..
Дольчикова молчала, поджав бескровные губы. В душном коридоре повеяло дикими снегами, возможно, даже льдами.
Ну, пожалуйста! Настя покраснела. Просто автограф.
Свет, я наверх, сказала торопливая Мила. Увидимся, да?.. Ты только после к Игорю Марковичу зайди!
Да я сначала покурю!
Мила махнула рукой и помчалась по лестнице через две ступеньки.
Романс о любви звучит как-то глупо, ни с того ни с сего брякнул Даня. Нет, просто других не бывает! Не бывает романса о пришельцах или, допустим, о танках.
Знаменитая актриса посмотрела на него, взгляд у нее потеплел.
Названия фильмам даем не мы, сказала она низким голосом, почти басом. Давайте, где расписаться?..
Вытащила у него из-под мышки «Тихий Дон», Даня проводил книгу глазами, и шикарно расписалась на титульном листе.
Это мне! вскричала Настя. Спасибо, огромное вам спасибо! А можно еще селфи?
Нет, отрезала Дольчикова. Ни в коем случае.
И энергично ввинтилась в толпу.
Зачем она книгу подписала? спросил Даня с досадой. Она же не Шолохов!..
Да какая разница, ведь подписала! простонала Настя, упиваясь автографом и тем, что они вместе рассматривают «Тихий Дон».
М. Шолохов, а чуть пониже, с завитушками и росчерками Светлана Дольчикова.
Ты заметил, какие у нее часы?
Нет, ну она же не Шолохов!..
Прямо как медальончик на браслете висит! А селфи было бы круто! Хотя она без макияжа страшненькая такая, удивительно даже! Тут Настя аж задохнулась от оглушительного озарения. Слушай, бежим за ней, может, я ее просто сфотографирую тихонько и выложу! И как это я сразу не сообразила!..
Нет, ну почему в книге?!
Настя искренне не понимала, какая разница, где именно расписалась великая Дольчикова. В книге прекрасно, отлично, автограф-то получен, вот он, есть что показать «друзьям» в интернете, есть что сунуть под нос бабке, которая в Настины успехи не верит ни на грош!..
Бежим, бежим за ней!
Красавец Даня все хныкал над своим томом, а Настя тащила его в ту сторону, куда ушла Дольчикова. В толпе ее не было видно, впрочем, вряд ли она стала бы толкаться среди абитуриентов. Должно быть, поднялась на второй этаж.
Но и на втором, и на третьем этажах высоченные старинные двери оказались запертыми с лестничной площадки деваться некуда. Стало быть, Дольчикова на четвертом!..
А зачем мы бежим по лестнице? неожиданно спросил слегка запыхавшийся Данила Липницкий. Наверху тоже экзамены принимают?..
Но Насте некогда было отвечать на его нелепости!..
Добежав до четвертого, они оказались словно на скале над морем внизу отдаленно и глухо гудело, а здесь тишина, безлюдье, пылинки, танцующие в солнечном столбе.
Это все прекрасно, но куда девалась Дольчикова?..
В коридоре никого не было, и дверей никаких не имелось, единственная, словно «бальная», будто из фильмов про эту дуру Наташу Ростову, резная, с начищенными медными ручками, на стене пыльная табличка «Репетиционный зал». Настя подергала заперто.
Вон там, кажется, еще какой-то выход, сказал Даня.
Настя оглянулась. В противоположном торце коридора тоже были двери, а за ними свет, море света. Настя ринулась и потянула створку, та подалась.
Тихо! шепотом приказала Настя и нацелила в проем телефон. Она там, я чувствую!.. Мы сейчас осторожненько
Да что происходит-то?! с громкой досадой спросил ее спутник, перехватил дверь, дернул и распахнул. Открылся выход на просторный балкон, весь засыпанный окурками. С балюстрады местами поотваливалась штукатурка. Старинная плитка вздыбилась, кое-где ее не было вовсе. В самом углу балкона дрожала листочками молодая березка.
Никого, упавшим голосом сказала Настя и опустила телефон. А куда же она могла?..
И тут они оба ее увидели.
Светлана Дольчикова, знаменитая артистка, лежала ничком чуть поодаль от березки, почти под перекладиной железной пожарной лестницы. Рука у нее была странно и неестественно вывернута, из сумочки разлетелись какие-то штучки.
Настя стала торопливо фотографировать.
Прекрати сейчас же.
Как ты думаешь, зачем она там легла?
Прекрати.
Тон у него был странный, и тут Настя словно проснулась.
Что?.. Что-то случилось, да?!
Даня Липницкий осторожно и медленно, словно чего-то опасаясь, подошел к лежащей, присел на корточки, посмотрел и потрогал ее руку.
Она почему она лежит?! вдруг завизжала Настя и сама себе зажала рот ладонями так ей вдруг сделалось страшно.
В детстве, испугавшись чего-нибудь, она кидалась бежать, бежать изо всех сил, зажмурившись и молотя по бокам кулачками, пока не добегала до спасения матери, бабушки или теплого собачьего бока.
У нас собака была, заговорила Настя, вытирая обеими руками губы и трясясь, большая, лохматая. Она везде за мной ходила. Ляпа, ее звали так, Ляпа. И умная!.. Она потом умерла. А эта Настя показала подбородком, тоже умерла, да?..
Отойди во-он туда, сказал Даня Липницкий. Ляпа хорошее имя для собаки. Какой она была породы?
Никакой. У нее не было породы. Она просто с нами жила и была нашей собакой.
Даня поднялся, достал телефон и нажал кнопку.
Пап, у нас странная история. Я с Ромкой на экзаменах, и кажется он вздохнул, кажется, тут кого-то убили. Только что. Нет, в прямом смысле. Нет, я не перегрелся. Нет, не шутка. Нет, я не спятил. Убили девушку, мы только что видели ее живой и здоровой. Мы были на первом этаже, а сейчас на четвертом. И она лежит на балконе. Папа, послушай!..
Светлана Дольчикова, пискнула Настя. Знаменитая артистка!..