****
Я очнулся от своих мыслей. Что же делать теперь у меня вот такая жизнь. Паша, похоже, тоже, куда то мысленно улетел, смотрит вдаль куда то за окном. Он крупный мужик, почти толстый. Очень тяжело ему с «физо». Бег, подтягивание для него беда. Он всё хочет проситься в другую роту перевестись, где поменьше требования. Наша то рота отличная! Значит и все в ней должны быть отличниками. А это на самом деле трудно.
В первой роте меньше гоняют и по «физо», и вообще меньше ко всему придираются, говорит Краснов, увидев, что я на него смотрю. Я с Саней Алексеевым из нашего технаря говорил в курилке вчера, понял никакого сравнения нет с нашей долбанной отличной ротой.
Осталось ещё почти четыре месяца до конца учебки, потом разъедемся по разным заставам. Там, говорят, как в семье живёшь, все друг за друга. Будем только вспоминать этот ужас. Потерпи.
Нет. Я буду рапорт писать, чтобы перевестись в первую роту. Я на комиссии у врача узнал всё. Пишешь командиру взвода, отдаёшь через своего сержанта. Должны перевести. Не унимается Паша. А одно место рвать на «отличника», чтобы лишнюю лычку получить? Да на хрен мне это. Очень хорошо, если буду после школы младшим сержантом. Вообще говорят чистые погоны, чистая совесть.
Меня бег тоже совсем достал, сапоги очень велики. Вчера мне из дома стельки войлочные прислали. Вставил, вроде стало можно жить, не знаю надолго или нет хватит. И рука болит очень в локте. Я тебе рассказывал это я с турника сорвался на своих проводах в армию, говорю я, а сам несколько раз согнул руку в локте и чувствую, что меньше стала она болеть. Не соврал врач еврей. Хороший врач! Нет, я потерплю уж, немного осталось.
А я рапорт подам, тем более, что всё равно скоро все разъедемся, бубнит курсант Краснов.
У него немного дёргается щека, это с рождения у него. Мне он кажется похожим на белого медведя. Белого потому, что волосы у нас поотросли, и теперь мы их сами друг другу стрижём ручной машинкой или просто ножницами под расчёску. И стало видно, что Паша белобрысый с почти белыми бровями. А медведь потому, что гимнастёрка у него как- то мешком сидит. Не успеет он заправиться, как она опять у него вся расправляется. Что то с размером не так. Да у нас у всех форма как- то вся висит. А сержанты свою ушивают по фигуре, эх, ничего, доживу и я до этого дня
Да! Время совсем не двигается. День быстро пролетает, а неделя долго идёт. До конца учебки не дождёшься, отвечаю я, глядя за окно на плац. На плацу кого- то муштруют строевой. РАЗ, ДВА, РАЗ, ДВА Нога достает до погона впереди идущего, РАЗ, ДВА. Я не слышу, но понимаю уже, что там творится.
Мужики! Есть план! подходит Романенко к нам.
Есть ли у Вас план мистер ФИКС. Смеёмся мы.
Да слушайте. Чудаков надолго ушёл. Когда воду менять пойдём в следующий раз, можно тазик внизу спрятать и смотаться в кафешку самим. Всё равно не отпустит нас сержант. Наших командиров никого! Никто ничего не спросит. Если что подумают, вдруг нас офицер послал, что- то купить.
Да, можно попробовать, говорю я, глядя в окно. Там заветное кафе не видно, но я знаю оно сбоку от плаца. И занятия строевой закончились. На территории как все вымерли. Все где- то при деле находятся.
Да. Сейчас самое время. Занятия минут двадцать ещё продолжатся, размышляю дальше, а сам уже лезу рукой во внутренний карман гимнастёрки.
Тут должны храниться тоже обязательные для всех бойцов вещи. Платок, маленькая расчёска и военный с комсомольским билеты. Некомсомольцев в погранвойсках не было. Ну и денежки хранили. Кто то письма ещё от любимой хранил. Всё это полагалась на утреннем осмотре вынимать и показывать сержантам. Они наводили в твоих вещах «шмон» и половина вещей у тебя в кармане оказывалась не положенной к хранению. Но деньги, надо отдать должное, никогда не брали. Почти все хранили их под корочками для документов.
Боец получал три рубля восемьдесят копеек. Много это или мало не скажешь. Для курильщиков этого мало. А у меня пара рубликов желтеньких всегда в заначке была. Вы, может, подумаете что, на что тратить то деньги. Ведь в столовку строем ходим бесплатно, обмундирование бесплатное, в кафе не пускают. Но, как и везде деньги быстро кончаются, их собирают на всякие «разности». То на тетради, то на ручки с карандашами. Несколько раз делали фото цветные. Они очень дорогие. Я свои отправил домой бабушке. Она потом в ответном письме спрашивает: « Всё ли хорошо у тебя? Грустный очень и худой».
Это шанс немного скрасить суровые будни курсанта, решаюсь я, сжимая в кулаке два жёлтеньких рубля. Давай Паша, пошли менять воду вниз в туалет. Быстро сбегаем.
Я не пойду. Вдруг говорит Краснов.
Что засикал? Вон уже видно потекло, ехидничает Романенко.
Да пошёл ты! Чего сам- то не идёшь? А? Паша когда нервничает, у него щека больше дёргаться начинает. Он переступает к тазику, тряпку мокает. Я смотрю на его толстые икры в сапогах, кажется, сейчас голенища лопнут, настолько они в «обтяжку». Думаю ему трудно натягивать их по утрам.
Меня же Чудаков за старшего оставил. Если вдруг выйдет. То что? приводит безотказный аргумент Романенко.
Я вообще скоро перевожусь от Вас. Мне залёты не нужны, отбивается Паша.
Да ты вообще размазня! Пограничник хренов. В «стройбат» тебя надо, говорит Романенко и смотрит уже на меня. Митин. Ну, ты же вроде нормальный пацан. Другого раза не будет.
Да ладно, Паша давай таз, пойду заодно воду поменяю, решаюсь я, да и деньги уже в кулаке зажаты.
Сочень и ещё ТУ-134 пачку купи, пожалуйста, протягивает мне бумажку Романенко, запазуху засунешь, невидно будет.
Вот уже бегу по цветочной аллее мимо ухоженных клумб. Красота! Все бордюры побелены. Розы классно пахнут. Через плац короче, но нельзя по нему без дела ходить. И вообще пешком ходить тоже курсантам нельзя. Любой сержант докапается: «Алё военный, ты чего разгуливаешь как на гражданке?» И вопросы, и упор лёжа принять, и 50 раз отжался. Поэтому бегу потихоньку. Стараюсь уверенно с беззаботным видом. Вот недавно меня послали капитана Рыжикова позвать с занятий. Я также бежал, и сердце не стучало, что же сейчас то, оно просто выскочить готово. Вот и дверь в Кафе. Встаю в очередь. Знакомых искоса выглядываю. Ни-ко-го. Ха! Коржик возьму и сметану пол стаканчика, нет целый стакан сметаны. Стою, смотрю в окно на плац.
Совсем недавно я был нормальный человек. А теперь Помню, привезли нас сюда под вечер. Спрыгиваем с машины, в которую посадили после поезда. Оглядываемся по сторонам. Сержанты, что нас сюда привезли, пытаются построить нас в колонну. А мы всё толпой ходим. С трудом им это удалось. Но идём кто, как хочет, разговариваем друг с другом. Мимо нас ровные квадратики людей в форме пробегают. Туда сюда. Один квадратик бритоголовых около нас остановился, и бегут они такие, на месте. Сапогами топают. Мы даже подальше от них посторонились. Из дурдома, что ли?
Взвод! На месте. Стой! В колонну по одному в столовую марш! командует им сержант. И побежали солдатики друг за другом. Умора какая то! Ха-ха!!
Вешайтесь ребята! Вы ещё не знаете что вы ПОПАЛИ! раздаются возгласы от пробегавших.
Разговорчики, прикрикивает им командир.
А теперь я и сам, как робот, на месте со всеми бегаю. Марширую, говорю по-дурацкому.
Митин! Тебя сюда кто послал? Раздаётся сзади голос.
Не поворачиваясь, я узнаю. Это наш замок, то есть заместитель командира взвода сержант Кочетков. Он вообще-то в карауле должен быть. Как он здесь оказался? Что соврать то теперь?
Никто. Сам не зная почему, я говорю правду. Просто, наверное, подумал, что всё равно всё выяснится. Лучше сразу отмучиться.
Совсем припухли! говорит не сильно громко сержант. Ему неудобно отчитывать меня в Кафе. За прилавком отоваривают посетителей две женщины наши буфетчицы.