Но из-за лососины и нуждаться в подтяжках!
Ничего. В крайнем случае ты мне из тесемок сделаешь.
Зазывается рыбак, и покупается три фунта невской лососины.
Вот мы и изжарим ее в сметане, а Вкусняш мой будет кушать и похваливать, говорит жена.
То есть как это изжарим? недоумевает муж. Где ж это видано, чтоб лососину жарили в сметане? Лососину варят.
У маменьки всегда жарили, и всякий раз на лососину приходил отец протопоп, ел и похваливал ее!
По-моему, это значит, портили доброе, и протопоп ни бельмеса не понимал в гастрономии.
Жена вспыхивает.
Что ж, по-твоему, маменька-то с протопопом глупее тебя? спрашивает она.
Не глупее, а только я знал одного протопопа, который и на грешневики с конопляным маслом умилялся, уклоняется от прямого ответа муж.
Твой протопоп и наш! Какое сравнение! Нет, я тебя спрашиваю: глупее они тебя?
Конечно, глупее! раздражается муж.
А коли так, то я и разговаривать с тобой не хочу, отрезывает жена. Степанида! кричит она кухарке. Возьми эту лососину и изжарь ее в сметане.
Не смей жарить, а возьми свари ее, остуди и подай со свежими огурцами.
Не слушай его, Степанида! Он совсем ополоумел. Иди и жарь лососину! Я хозяйка.
Ты хозяйка, а я деньги плачу! Я для тебя новыми подтяжками пожертвовал.
Вы для меня подтяжками, а я для вас жизнью! Нечего сказать, приятно жить с таким извергом! Уж не упрекнете ли вы меня вчерашними туфлями на красных каблучках, что мне подарили?
Начинаются слезы. Недоумевающая кухарка уносит лососину в кухню. Муж начинает сдаваться я подсаживается к жене.
Однако же, Вкусняшечка, это ни на что не похоже начинает он.
Не смейте называть меня этим именем! Я не Вкусняшка для вас, а Ольга Николавна.
Но прежде ты сама же
Мало ли, что прежде. Прежде вы маменьку и протопопа считали не глупее себя.
Никогда не считал и считать не буду! отрезывает муж.
Жена вздрагивает и подкатывает глаза под лоб.
Ай! Ай! Дурно! Дурно! вскрикивает она и откидывается на спинку стула.
Муж в испуге бросается к ней.
Степанида, воды скорей! Воды! кричит он.
Прибегает кухарка с водой, начинается спрыскивание, машут в лицо платком. Муж берет жену в охапку и, внеся ее в комнату, бережно кладет на диван. Ему попадают носком туфли по носу.
Друг мой, успокойся! Ну приди в себя, умоляет он. Я на все согласен. Пусть будет, что маменька и протопоп умнее меня. Открой глазки, я тебе сегодня за это десять горшков резеды и десять горшков левкоя куплю.
Что мне резеда и левкой, коли вы тиран бесчувственный шепчет, не открывая глаз, жена.
Ну, кроме цветов, я тебе то бирюзовое колечко подарю, что ты хотела.
Жена открывавает глаза.
А лососина как же? спрашивает она.
Да что лососина! Черт с ней! досадует муж. Или вот что мы сделаем: одну половину сварим, а другую изжарим.
Ну хорошо. Видишь, какая я уступчивая, Вкусняш.
Знаю, знаю, Вкусняшечка! Ты ангел! Степанида! Степанида! кричит муж.
Но в кухне раздаются возгласы:
Ах ты, мерзавка! Ах ты, подлая! Ну что я теперь буду делать! Барин, барыня, простите! Ей-богу, я не виновата!
Что там у тебя, дура! Чего ты?
Супруги выбегают в кухню. Кухарка стоит на подъезде и ахает.
Извольте посмотреть! Пока мы с вами барыню-то прыскали, кошка забралась в кухню и схватила лососину. Вон она ее под кустом ест.
Так чего ты стоишь, как истукан! Отними скорей! Можно обмыть и все-таки съесть! кричит муж.
Кухарка бросается к кошке с лососиной, но ее предупреждает дворовая собака. Она наскакивает на кошку, вырывает у нее лососину и убегает с куском.
Картина.
Перед отъездом с дачи
Темный августовский вечер. Около одной из дач, на помосте, перекинутом через канавку, собралась прислуга. Время от времени вспыхивает красный огонек папиросы и освещает мужские и женские лица. Кучер заиграл на гармонии и запел:
Ну, завели канитель! Только тоску наводите. Уж ежели тальянской музыки не знаете, то лучше бросить! замечает горничная.
Кучер обижается и умолкает.
А вот я у мамзели на фортупьяне для вас учиться начну, говорит он. Вишь какая новгородская тальянка выискалась!
Да полноте вам! Бросьте! останавливает лакей. Вы когда в город-то оглобли поворачиваете? спрашивает он.
А пес его знает! Еще вчера три куля овса к нам привезли. Долги его уж очень забодали. Теперича в мясной на книжку, в зеленной на книжку, а разносчики так-так поутру у калитки его и караулят. Словно кошки мясника, прости господи.
Поди, и конюшне-то вам теперь страшно спать? Домовые тревожат? спрашивает кухарка.
Домовые что! Домовой у меня ласковый, потому кони ему наши ко двору пришлись. Теперича я спать лягу, а он мне спину чешет, в голове ищет, рассказывает кучер. А вот ужо холода начнутся, так цыганский пот пробирать станет. Без сороковки и не ложись.
Все-таки страшно. Я бы и ласкового домового пужалась, ежится кухарка. Говорят, вон в угловой пустой даче покойница по ночам ходить начала. То стулья двигает, то стол и всю-то ночь. Дворник все двери мелом закрестил, да не помогает. А вчера что же? Приходит он поутру в дачу глядь: папиросные окурки валяются и тюрюк из-под ягод со стебельками. Так он и обмер.
Может, в крахмальных юбках и с кавалером под ручку покойницы-то ходят? усомнился кучер. Тоже бывает.
Ах, какие вы невероятные! Тогда зачем же стон? Окромя того, она зубами щелкает и изо рта огонь
Ну, пошли-поехали! И охота вам, господа, о таких вещах к ночи!.. заговорила компания и начала расходиться.
На помосте остались лакей и горничная.
Это ведь в наш собственный огород насчет покойницы-то Помните, мы там малину ели? сказал лакей и подвинулся к горничной.
Ах, оставьте, пожалуйста! оттолкнула она его. Ничего я не помню!
За что такая жестокость чувств с вашей стороны?
А за вашу воробьиную память. Вчера уверяли, что у вас насчет меня любовный кипяток в груди, а сегодня в табачной лавке спрашивали адрес у полковницкой портнихи и сулились к ней на кофей прийти. Вы думаете, я не знаю?
Мало ли что спрашивал! Мой вздох всегда при вас и останется. С портнихой у меня одни разговорные куплеты, а вы для меня купидон и даже, может, еще хуже, потому вот я сейчас приду домой да фонтал слез и пущу из-за вас на подушку. Вы вот говорите: портниха; а у меня в головном засаде только одни вы и сидите. Вчера стал полоскать графин трах! и нет его! А все из-за вашей лютости.
Подите! Вам поверить, так трех дней не проживешь! Вы и графин-то из-за портнихи разбили.
Однако ведь я вам же подарил ликерное сердце, а не ей. Кроме того, и любовную записку со скоропалительными чувствами вам написал. Хотите завтра же вам дюжину носовых платков подарю? Портниха для меня все равно что репа, а вы померанец!
Пожалуйста, не подпускайте кислых слов!
И вовсе даже не кислые, а ванель.
Пауза. Лакей остервенительно затягивается папироской.
Послушайте, можно будет к вам в городе прийти? спрашивает он.
Нет, нельзя. У нас делов ступа непротолченная. Только по понедельникам, когда барыня в оперу уйдет, и отдыхаешь.
Значит, мы так по понедельникам и потрафлять будем.
Шведскому замку и поклонитесь, а потом и поворот от ворот.
Наталья Спиридонова, зачем в наше сердце когти впущаете? Пора уж это зверство бросить.
С крокодилом без зверства нельзя! жеманится горничная.
Я крокодил, а вы моя крокодильша. Подарите взглядом, удостойте улыбкой! Вот так-то лучше. Теперь позвольте в бламанже вас чмокнуть.
Горничная сдалась. Послышался поцелуй.
Противный! И сколько в вас завсегда яду сидит, шепчет она.
Мой яд для вас не опасен.
Горничная стала уходить и начала прощаться.
Когда же вы переезжаете? спросил лакей.
После дождичка в четверг.
В таком разе в пятницу я буду оплакивать вашу одинокую калитку! За сим письмом потрудитесь получить наше адье с кисточкой, закончил лакей и чмокнул свои пальцы.
Горничная загремела юбками и опрометью бросилась на двор.