Он задыхается, ужаснулась Прасковья и зарыдала от бессилия.
Моисей бросил на топчан шубу. Завернул сына в одеяло, потом обернул шубой и, прижав к груди, пошел к двери.
Я к тетке Ефросинье.
Так хворая она.
Теперь что, мальцу помирать?
Снег бил в лицо, ноги вязли в снегу. Моисей, согнувшись, шел наугад к дому Сковпня, надеясь упросить знахарку взяться за лечение сына.
Добравшись до хаты Сковпня, он стал стучать кулаком в дверь, но ему не открывали. Тогда он заорал что было силы.
Кто там? раздался голос изнутри.
Это я, Максим, открой!
Щелкнула щеколда, дверь открылась. Моисей ввалился в хату, сбив кого-то с ног.
Да потише ты, что расшумелся? заворчал спросонья Максим.
В комнате было темно. Хозяин зажег лучину.
Ты к матери?
Да! Ермошка помирает.
Он положил сына на лавку.
О господи! перекрестился хозяин. Вот незадача, хворая она, сама того и гляди преставится.
Моисей подошел к топчану, на котором лежала знахарка.
Тетка Ефросинья, во имя всех святых, помоги, он тихо заплакал. Все, что хочешь, для тебя сделаю.
Его пальцы судорожно теребили уголок одеяла.
Кряхтя и охая, старуха присела.
Ниче мне уже не надобно, она тяжело вздохнула. Поправила на голове платок. Где твой сынок?
Моисей развернул шубу и положил сына перед знахаркой на топчан.
Макся, зажги свечу, прошептала она сыну.
Максим пошарил на полке возле печи, из полумрака достал свечу, поджег фитиль от лучины и поставил на стол в точеный деревянный стакан. Тусклый свет осветил комнату, блики огня упали на беленые стены.
Покуда тетка Ефросинья возилась с беспомощным Ермошкой, Максим с Моисеем сидели за столом и молча наблюдали. Сначала знахарка шептала над болящим, потом взяла со стола свечу и долго водила ей перед лежащим ребенком. Проснувшись, к ней тихо подошла внучка Пелагея.
До Моисея изредка доносились слова, которые он с трудом разбирал:
Спали боль-хворобу, очисти утробу
Потом она попросила разогреть воск. Долго сидели они, уже пурга стала стихать, на небе появились звезды. А знахарка все шептала:
Спаси чадо бога, да сгинет хвороба
Свеча, потрескивая, догорала последним воском. Пропел первый петух. Вдруг ребенок залился громким плачем, потом затих.
Кажись, все получилось! обрадованно проговорил Максим.
Забирай парнишку, тихо проговорила Ефросинья. Знать, долгую жизнь проживет.
Моисей склонился над сыном. На него смотрели моргающие зеленые глазки.
Спаси тебя бог, тетка Ефросинья! Моисей упал на колени перед знахаркой. Век тебя помнить буду.
Ничего не ответила старуха, только молча легла на топчан и от усталости закрыла глаза.
Моисей шел обратной дорогой, небо было ясным, морозец крепчал. Он прижимал к груди драгоценную ношу и радовался.
4
Так шли годы. В апреле, после того как сходил снег и начинало припекать солнце, на пригорках распускались подснежники, Моисей клал на подводу плуг, борону и вместе с сыновьями уезжал к своей деляне. Сначала он без отдыха проходил одну борозду, другую Мокрое холщовье прилипало к спине, едкий соленый пот щипал глаза, но Моисей продолжал работать. Но в этот раз он остановил лошадь, смахнул тыльной стороной ладони пот и повернулся к Степану:
Что-то я устал. Замени меня, Степа.
Сын встал за плуг. Высокий, жилистый, пашет и пашет. Видит Моисей, что устал сын, а виду показывать не хочет, хоть весь потом обливается. Жалко стало ему кровиночку, надо силенки поберечь.
Тпру! остановил он лошадь. Надорвешься ведь, весь день впереди, отдохни.
Сейчас, чуток еще допашу.
Нет. Пускай кобылка немного отдохнет, и ты, сынку, отдохни, пускай тебя Андрейка сменит. Привыкай, сын, он ласково погладил юношу по голове.
Андрей уже подрос, но телом еще был слаб для плуга.
После пахоты Моисей посадил младшего сына верхом на лошадь и поручил возить борону из березовых прутьев и дубовых зубьев. Едет Ермолай вдоль борозды, осторожно управляя конем, упаси господи отвернуть в сторону, а то, не ровен час, отругает тятя или подзатыльник отвесит.
Проехал туда и обратно Ермолай, лошадь на отдых остановил, снял его отец с лошади, разнуздал ее, насыпал из мешка в торбу немного овса и поставил перед мордой. Та стала торопливо жевать овес.
Ну вот, сейчас подкормим лошадку, отдохнем и опять за работу возьмемся, устало проговорил Моисей. А пока давайте сами чего-нибудь перекусим.
Тятя, да чаго ж мы раз по раз пашем и бороним одно и то же поле? недоуменно спросил Степан.
Эх, сынку, хлебушек особого ухода требует. О землице лучше позаботишься она тебя добрым урожаем отблагодарит.
Он бросил взгляд на сына и подмигнул:
Вот заведешь семью, по-другому думать будешь.
А когда семью заводить?
Не торопись, хомут на шею всегда надеть успеешь. А вот под овес, сынка, и одного раза хватит вспахать.
Отчего так?
Овес он как сорняк, особого ухода не требует и на непаханой земле расти будет.
Часть пашни засевали весной. Особенно надо торопиться с посевом льна, чтобы уберечь всходы от льняной блохи. На другой день после пахоты насыпал Моисей в полотняную сумку семена, надевал ее через плечо и старших сыновей, Степана и Андрея, привлекал к работе. Пойдут дружно разбрасывать семена по теплому и влажному полю, а Ермолай на лошади тянет борону и заглубляет семена в землю. Закончат сеять лен, сеют гречу, просо и коноплю. И так всю весну.
Ермолай обвел взглядом пашню и оценил проделанную работу:
Тятя! А сколько гречи вырастет к осени?
Как на мою думку, если посеять один мешок, то можно собрать не меньше восьми-десяти.
Ого! радостно удивился сын.
Но мы не можем столько посеять, потому что столько семян у нас нет. Вот такая жизнь, сынок. То земли не хватает, то семян.
По темноте возвращались с поля домой, так как помнил Моисей заповедь отцов: весенний день год кормит.
5
Из Киева на каникулы приехал сын Василий. Привез студенческого товарища.
Григорий, представился тот помещику.
Ах, батюшки! всплеснула руками Татьяна Федоровна. А я уж и не чаяла, что нынче-то приедете.
Она обняла и расцеловала сына, взяла его за руку и повела в дом. Пока шли до крыльца, несколько раз оглядывалась на его приятеля, который шел следом. Она даже всплакнула и сквозь слезы, всхлипывая, прошептала:
Худой-то какой, в чем только душенька держится. Все небось учился, все силенки потратил. Но ничего, ничего, откормим тебя за неделю.
Они прошли в гостиную.
Ханенко опустился в кресло и некоторое время молчал, глядел то на сына, то на его приятеля.
Давайте располагайтесь в комнатах! радушно предложила Татьяна Федоровна. И идем ужинать.
Вечером после трапезы, немного захмелев от водки, Ханенко неожиданно завел разговор о делах. О том, что бурмистр молодец, не церемонился с крестьянами, а быстро переселил половину деревень на необжитые земли.
Василий понимающе кивал, а потом повернулся к своему приятелю:
Ты, я знаю, все за волю крестьян разговоры ведешь. Почему это тебя так тревожит?
Григорий сконфузился, он не ожидал такого вопроса и не знал, что сказать:
Видите ли, пробормотал он, я просто люблю людей, крестьян в частности. Мне стыдно на рабство ваше смотреть.
Василий, щуря глаза, с любопытством посмотрел на приятеля:
Неужели ты думаешь, что так просто управляться со всем этим хозяйством: деревни, поля, конюшни, винокуренный завод и еще много всего, что не упомнить?
Погоди! оборвал его отец и начал внимательно рассматривать собеседника. В его глазах было так много заинтересованности, что этот осмотр выглядел нахальным. Вот ты говоришь про волю. Как же холопы без господской заботы жить будут? Они ведь пропадут с голоду.
Как они могут умереть с голоду, если своим трудом всю Россию кормят? Надо правду сказать. Вы знаете, что государь хочет всем крестьянам дать освобождение? Это только вопрос времени.