Бурмистр засмеялся, оголив широкие зубы, и, кашлянув в кулак, серьезно сказал:
Хитрый ты. Закон есть закон. Все земельные наделы на мужские души даются. Потому и пришел ко мне ты, а не Ефимка. Ну, тогда слушай, что тебе скажу: две десятины на каждую душу получишь вместе с усадьбой. Но знай: на первый год поблажка тебе от налогов и податей, а после за землю будешь платить деньгами или натуральным оброком, а коли не сможешь, будешь отрабатывать повинности наравне с моими крестьянами. Уразумел?
Да, да, обомлел от радости Моисей и согласно закивал головой.
И еще тебе скажу, что пан наш добрый и грошей дает на обзаведение хозяйством тем, кто перебирается на новое место. Как переберешься в деревню, возьмешь у моего помощника приговор и придешь сюда, получишь гроши у Зиновия, он кивнул на учетчика. Пять рублей. Да два мешка ржаной муки, чтоб с голоду не передохли. Перебирайся. Бог в помощь.
Благодари же, дурак! толкнул его рукой в спину проходящий мимо учетчик.
Благодарствую! Моисей услужливо поклонился бурмистру, исподлобья косясь на спину удаляющегося учетчика.
Словно на крыльях летел домой Моисей. Вместе с Прасковьей пошли к Андрею в хату. Выслушав свояка, тот задумался:
Добрый пан, даже грошами помогает, только эти гроши потом слезами обернутся всем крестьянам.
Почему?
Да потому, своячок, все траты на переезд и обустройство платят крепостные. Так что на всех, не только дареевских, но и других крестьян разбросают эти гроши, он как бы с упреком посмотрел на Моисея. А еще есть страх тебе, вольному казаку, в крестьянскую кабалу попасть. Я-то за сестрицу переживаю.
Ежели по-хозяйски управляться с землей, можно и сводить концы с концами, подала голос Прасковья. Она еще надеялась на лучшее.
Глава 5
1
Всю ночь напролет продумал Моисей, даже глаз не сомкнул. А утром спозаранку встал, вышел в ограду. Бросил курам зерна, оглядел двор и отправился на берег реки. Кое-где над избами уже клубился дым, окрашенный восходом, за рекою далеко были видны пашни и луга. Утренняя прохлада бодрила тело. Но на душе было тревожно и неспокойно. Шутка ли, дал бог ему родиться и более тридцати лет прожить в этой хате, в этом дворе, на этой реке, а теперь надо все бросить и уехать за десятки километров, чтобы построить новую хату и начать новую жизнь одному, без братьев, надеясь только на свои силы и подрастающих сыновей.
Вышел Ефим, вывел во двор сонную, с лохматой гривой лошадь, запряг в телегу. И ходил вокруг нее озабоченный, без нужды поправляя то дугу, то чересседельник, выжидая, когда придет брат.
Сборы были недолгими. Загрузили свой домашний скарб и детей на телегу, связали за ноги кур, уложили мешки с мукой, овсом и рожью. Ефим привел из хлева корову и привязал к телеге:
Нехай, братка, тебе подспорье будет в хозяйстве.
А вы как же без кормилицы?
У нас телка большая, следующей весной, даст бог, и молоко будет.
Прасковья зыркнула недобро на свояченицу:
Лежак тебе освободила, теперь как пани будешь жить.
Будет тебе старое вспоминать! улыбнулась Меланья. Езжайте с богом.
Моисей с Прасковьей подошли к киоту.
Благослови, Матерь Божия, меня и мою семью на благополучное житье на новом месте, тихо сказал он и размашисто перекрестился на Ильинско-Черниговскую икону Божьей Матери.
Спаси господи! следом перекрестилась Прасковья.
Не обижайся, брат, но я заберу эту икону с собой, тихо сказал он Ефиму. Это родительская икона, она мне дорогой памятью будет.
Прасковья завернула святыню в тряпицу и аккуратно уложила в корзину с бельем.
Перекрестившись на купола церкви и поклонившись отцовскому дому, подался Моисей с женой и тремя сыновьями из Дареевска в Морозовку пытать крестьянского счастья.
Деревня в это время только заселялась, здесь обживались более двадцати дворов, из них больше половины были бедные, некоторые безлошадные. Среди переселенцев уже обитал на новом месте шорник Гордей Макаренко. Рядом с ним строил хату Гаврила Мотолыга, крепостной крестьянин из соседней деревни.
Моисей подошел к Гордею и, вглядываясь в его опухшее лицо, протянул руку:
Как тебе тут живется?
Гордей стоял, опустив глаза, и нервно мял в руках шапку. Моисею показалось, что вся поза собеседника говорила о чем-то недобром.
У нас все хорошо, надзора особого над нами нет. Видишь, вон за деревней обширные моховые болота, а дальше трясины с окнами. Только солнце поднимется, как слепни и оводы враз скотину атакуют, а вечером гнус заедает, спасу от него нет никакого, только дымокуром спасаемся Все лицо вон искусали.
Да, покачал головой Моисей, не все и тут ладно.
Из-за времянки неожиданно показалась Матрена. Поздоровалась. Моисей кивком ответил на приветствие.
Ты что приехал? с интересом спросила она.
Да обживаться здесь буду.
Как обживаться?
С позволения бурмистра в Морозовку меня определили. Теперь соседями будем.
Так ты по своей воле? взвизгнула Матрена.
Да, по своей воле, с женой и детьми. Там-то земли совсем нет, а здесь раздолье.
На черта нужна такая земля! чуть не плача, закричала Матрена. Совсем нечисть заела, детям на улицу не выйти. Если бы пан не приказал, в жисть сюда не пришла бы из Дареевска.
Из времянки настороженно выглядывал старший сын Гордея, Игнат, рядом стояли две девочки, одна постарше, а другая поменьше ростом, но такая же худенькая и прозрачная до синевы. Переступая босыми ногами, они смотрели на него.
У вас что, еще дочка родилась? заулыбался Моисей.
Сиротинка она, понуро ответил Гордей.
Чего так?
Тогда, у шинка, Акима Головкина с жинкой солдаты убили, а дочка осталась. Бурмистр велел нам ее отдать на прокорм и воспитание.
Да, натворили дел тогда солдаты, все село кровью залили.
Моисей наклонился к девочке:
Тебя как зовут, красавица?
Лиза.
Гороху хочешь?
Она вздрогнула от неожиданности:
Хочу.
Он достал из кармана горсть каленого гороха и громко сказал:
Подставляйте-ка свои пригоршни.
Лиза вся сжалась и протянула худые ладошки.
А вы чего стоите?
Игнат и Аленка вопросительно посмотрели на мать. Та согласно кивнула головой. Дети дружно протянули сложенные ладони. Моисей насыпал в них шелестящий, ароматно пахнущий горох.
Что нужно сказать дядьке Моисею? строго спросила Матрена.
Спаси господи! радостно ответила детвора.
На здоровье! ответил Моисей и, повернувшись, пошел к своему хозяйству.
На другой день, когда он шагал по узкой тропе вдоль болота, среди чахлых деревьев выискивая лес для строительства хаты, его нагнал Гаврила Мотолыга. В потертом холщовье, лаптях и старой валенке, внимательно оглядывая Моисея, спросил:
Говорят, на поселение к нам приехал?
Да.
Чудно как-то это выглядит. По своей воле казаку во владельческую деревню переехать
А что делать? Я ведь раньше как думал: посеяли, убрали, подати заплатили, зиму пережили и ладно. А ежели подумать на завтра, то как дети жить будут без земли, когда вырастут?
Я бы в жисть сюда не пришел. Черт меня попутал на глаза бурмистру попасться.
Если уже о себе думать, то главное сейчас хату поставить, пашню распахать да рожь в зиму посеять.
Гаврила нахмурился, потер ладонью подбородок сквозь густую щетину и сказал:
Лесу тут для строительства особо нет, вон там сосняк редкий стоит, тебе на хату хватит, а вот глину я тебе подскажу где взять. Мы тут с Гордеем место одно нашли по случайности. Так что не переживай, печку быстро сладишь.
Следом за Моисеем в Морозовку пожаловали братья Иван и Ефим. Приехали ненадолго, только для того, чтобы помочь построить ему дом.
Моисей не ждал их и с утра уехал в Лотаки.
Беда у нас в селе, потупился Иван.
Что такое? насторожилась Прасковья.
Глафира померла, два дня назад схоронили.