Перебрали варианты остановились на игре «Двенадцать вопросов»: угадывать задуманного персонажа при помощи вопросов, на которые можно отвечать «да» или «нет».
В самом деле, надо же хоть каким-то способом просвещать детей, если они не желают читать книги!
Тренировочный раунд прошел успешно Сандро загадал Мишку, мы отгадали легко.
Дальше была я, загадала Барака Обаму, почему-то увязли в профессиях: для моих детей существуют только музыканты, киношники, телевизионщики и военные.
А какие еще профессии могут быть? сильно удивился Сандрик.
Президент, удрученно разъяснила я ему, понимая, что его картина мира сильно лучше моей.
Дальше загадывал Мишка.
Это живой человек?
Нет!
Мертвый?
Нет!
Это вообще человек?
Нет!
Значит, персонаж из мультика. Так, в каких мультиках есть персонажи-предметы? «Красавица и Чудовище», но там этих предметов, как собак нерезаных. Может, «История игрушек»?
Нет!
Это вообще из большого мультика? Или из сериала? Я их не смотрю, откуда я могу знать, что это такое?!
Нет!
Что нет? Большой мультик? Киношный?
Да!
Ага, большой Сколько вопросов осталось Сандро, ну вы все время смотрите вместе, ты должен угадать.
Думаю, думаю!
Может, это Осел из «Шрека»?
Нет!!!
Ну, мы так до утра не отгадаем. Может, это Дракон?
Нет!
Хамелеон?
Нет!
Ну дай подсказку хоть!
Это говорящий предмет!
Ну тогда Часы?
Нет!
Нуууу, так невозможно играть. Ну говори, что ты задумал?
ГОВОРЯЩИЙ ПУЛЬТ!!!
Молчание.
Мы с Сандро напряженно вспоминаем мультик, где есть говорящий пульт.
Что за мультик?
Я сам его выдумал! Мультик так и называется «Говорящий пульт»! И там семья говорящих пультов!
В страшном разочаровании мы дисквалифицировали Мишку, продолжаем играть. Загадал Сандро, отгадываю я.
Так. Это мужчина?
Нет.
Актриса?
Да.
Хорошая?
Не очень.
Я ее люблю?
Не очень.
Блондинка?
Да.
Черт, таких полный Голливуд. Знаменитая?
Да.
Так, Кейт Хадсон, что ли?
А это кто?
Вклинивается Мишка:
А может, это Боб?
Кто такой Боб?
Да никто, просто имя смешное!
Слушай, тебе слова не давали! Так, мам, продолжай.
Ну, Мерил Стрип хорошая, я ее люблю, не подходит.
А это кто?
Позорище! Ну кого ты там можешь знать еще, не Бритни Спирс же. Она не поет, случаем?
Нет.
Ну говори, кто?
Сандро медленно заводит подсказку:
Ее фамилия немного похожа на нашу
Диас, что ли, Кэмерон? Ну нашел кого загадывать!
Под конец свет дали, мы доиграли я загадала нашего приятеля и однофамильца музыканта Ниаза.
А может, это Боб?
Да заткнись ты со своим Бобом! Этот человек из нашей семьи?
Мммммм Не совсем.
Что значит не совсем? Я имею в виду нашу большую семью вместе с друзьями.
Ну тогда да, близкий друг.
Бедные дети пыхтели и перебирали всех друзей.
Под конец выяснилось, что это певец Ниаз.
А что, у него фамилия, как у нас? удивился Сандро.
Господи, как они будут жить!
Жду следующего выключения света, чтобы продолжить просвещение.
Утренний подъем
Каждое утро я просыпаюсь и вспоминаю а что у меня в жизни хорошего?
Громоздится какая-то куча невнятного хлама, состоящего из частиц «не», не сделала, не успела, не смогла, не захотела, не поехала и не увидела, это всего на секунду, и каждое утро с неба сбрасывают спасательный трос крученый такой, корабельный, и резко дергают вверх.
Наверху свет, тепло, солнечные пятна и щебетание птиц в ветвях старых магнолий: сейчас, сию секунду, на верхней полке храпит Сандро, а внизу хмурится Мишка.
И все точки расставляются над положенными «и».
У меня есть они, и я могу прямо сейчас пойти и потрогать их. Погладить спинки у одного костлявая, как стиральная доска, у второго в шерстке и мягкая. А они дышат. И утренний сон бегает под голубыми веками.
Как можно к этому привыкнуть?!
Правда, мне придется их мучить, будить, отправлять в школу, пилить из-за кучи всякой ерунды, но день уже переливается, и я иду к тому, с кем можно поделиться, а то лопну, и он смотрит на меня, и мы оба понимаем, почему улыбаемся, как идиоты, и это самая крепкая связь: у кого-то зажигать фонарь, у кого-то слушать чужие разговоры, кому-то пристало растить деревья, а у нас мальчики, к которым мы приставлены сначала произвести, а потом охранять.
Все бы ничего, но приходится учить с ними уроки, а хуже этого в материнстве только прививки.
Сандро задали написать стихи на тему «Я и школа».
До этого творческого акта Сандро ознакомился с разными видами стихов, и в том числе с верлибром. Название запомнил не сразу:
Вер верел вре верб
Верлибр, хладнокровно подсказала пятый раз репетитор, красавица Марита. Еще раз: как называется свободный стих без рифмы и ритма?
Хулиганский стих, рассвирепел Сандро.
И написал, словом, этот самый верлибр.
Ниже необработанный подстрочник: ежели его переводить как надо, это мне сутки сидеть минимум, а поэт-хулиган еще не печатается, много чести.
Образ матери в этом произведении вызывает негодование и судороги священного ужаса.
На мои претензии сын возразил:
Ну я же пошутил!
Подобные шутки в нормальных странах заканчиваются ювенальной полицией. Насчет криков это он верно заметил.
Голос матери
У меня отвратительный голос.
То есть не всегда, а только в случае перехода на «форте», не говоря уже о «фортиссимо»: это стало ясно еще в тринадцать лет, когда хоровик проверял наши вокальные возможности пианиссимо у меня было лучше некуда, а вот орать получилось только в тембре токующего павлина.
Возможно, корни этого феномена проросли в момент, когда я спросила маму, хороший ли у меня голос, она пожала плечами и сказала: «Обычный». А я-то думала, что божественно пою! Все, что нам когда-либо говорили родители, вонзается в кожу, проникает в кровь и медленно движется по сосудам по направлению к сердцу.
Да, о голосе.
Если бы кто-то проводил конкурс на самый ужасный материнский голос, я бы точно вошла в тройку призеров. Нормальные матери не кричат, им это не нужно они входят в комнату, делают движение бровями, и вымуштрованные дети складывают одежду, заполняют расписание в дневнике ровными прописными буквами, съедают молочный суп и садятся играть сонаты Клементи по два часа на каждый пассаж.
А может быть, не Клементи, а какой-нибудь Гедике. Я до сих пор думаю, что человек по фамилии Гедике был садистом и сволочью, поэтому не отдала своих детей на музыку.
Итогом этого решения стало вот что: Сандрик пишет музыку, не зная ни единой ноты. Решение оказалось очевидно удачным, иначе у меня был бы еще один повод орать, а это как раз то, что у меня получается хуже всего.
Когда я повышаю голос, он ломается пополам с рваными краями, одна половина уезжает царапать гвоздем жестяную коробку от монпансье, вторая честно признается в хроническом фарингите. Иногда бывает, что обе половинки изображают одно и то же с разницей в диссонансный интервал. Муки от этих звуков таковы, что окликаемый не в состоянии воспринять слова, поэтому смысла в орании меньше, чем ноль.
А ведь я знаю женщин, у которых роскошное «форте»: стоит им гаркнуть, потолок трескается, а домочадцы бледнеют. Очень завидую, просто очень. Это архиэффективный метод воспитания, и адски жаль, что мне он недоступен. Потому что после каждой моей неудавшейся попытки гаркнуть голос садится в хлам, и я долго кашляю и сиплю.
Дети злорадствуют.
Блинное утро
Ровно в семь утра Джей Кей заводит свое «Инносенс». Сон и явь начинают немедленную драку, побеждает чувство долга. Надо поменять музыку в будильнике, а то скоро от «Джамироквай» у меня появится аллергическая чесотка.
Кто это тебе звонит в такую рань? возмущается разбуженный от сладчайшего сна папачос.
Каждое божие утро уже который год он слышит эту песню в одно и то же время и все равно задает этот чудесный вопрос. Почему бы хоть раз ему не подняться в это время, а я бы вместо него поспала еще два часа!