Али закручинился, барин? прервал мои думы крестьянин. Пойдём дело наше окончим. Солнышко высоко, надобно уж обед подавать, батюшка-барин сейчас вернётся, мне торопиться надобно.
Мы вернулись в мою комнату.
Ферязь оказалась самым удивительным предметом гардероба. Это был не пиджак, как я сначала её обозначил, а скорее длинное пальто (до самых щиколоток), с длиннющими узкими рукавами руки еле протискивались в них. Рукава собирались гармошкой по всей длине, и это было «зело лепо» на взгляд Тихона, да и всех его современников, полагаю.
Надеть ферязь смог я только сняв кафтан.
Можно и без кафтана, согласился мой советчик. Уж зело велик ты, барин.
Пожалуй, с меня достаточно будет рубах и вот этих кафтанов поскромнее без козыря, заключил я, ферязь носить не стану.
Как не станешь, барин? крестьянин даже застыл на месте.
Не стану, Тихон. Клади их в сундук.
А что же ты наденешь в церковь? Неужто в одном кафтане пойдёшь?
Именно так.
Червонный кафтан зело леп да и багрецовый, да только ферязь надобна, барин Не можно без ферязи, надобна она
Иди стол накрывать, Тихон. Благодарю тебя за помощь, прервал я его причитания.
И то верно, барин, Тихон спешно вышел.
Я снял с себя всё лишнее и подошёл к окну.
Летний полдень. На яблонях наливались пока ещё небольшие плоды. А вот интересно, есть ли груши или их ещё не завезли в Россию. Желая посмотреть на сад без помех, я открыл окно. Тут же в лицо пахнуло полуденной июльской жарой.
Так жарко может быть только в июле, вылетело у меня вслух.
Июль и есть, послышался голос моего друга, входящего в комнату.
Июль? Стало быть, названия месяцев тебе известны.
Знамо дело. Царь дозволил на оба манера писать свободно, равно, как и лета. Желаешь, пиши в купчей или в сказке: «Третий день июля года 1717 от рождества Христова», а желаешь, к тому ещё прибавь: «года 7208 от сотворения мира». Я завсегда прибавляю.
А только по-старому нельзя указать?
Сие не можно, отрезал Михайло, царский указ таков. Да полно! Буде! Ох, и умаялся я на покосе! Тихон сказывает, будто не по душе тебе ферязь пришлась.
Да нет же! По душе. Просто у нас такое не носят, понимаешь? Ты не обижайся на меня, Михайло Васильевич, очень мне понравилась вся одёжа, зело лепа, да только не привык я к ферязи. С меня рубахи достаточно. Иногда кафтан могу надеть. Но ферязь уволь.
Как тебе угодно будет. Разумею я, что тебе наша одёжа одинако чужда, аки нам иноземные обычаи. Только ты повяжи кушак, спаситель мой, негоже распоясанным ходить. Да и пойдём же отобедаем, батюшка Александр Петрович, чем Бог послал.
Я подпоясался и мы спустились по узкой лестнице в трапезную, что располагалась на первом этаже (то есть первом жилье).
На обед были поданы грибные щи, лапша с курицей и луком, запечённые бекасы, варёная рыбная икра, пироги с разнообразными начинками: с рыбой, грибами, луком, яйцами, ягодами Было множество напитков: меда, вина местные и заморские, квас.
Хозяин дома прежде всего встал под образами и помолился шёпотом на протяжении минут двух-трёх, отвешивая земные поклоны. Я молчал, уважая обычаи того времени. У меня не было привычки благодарить Бога перед едой, Михайло Васильевич же исправлял эту традицию перед и после каждой трапезы (как я не мог не заметить позже). Ел он много, пил достаточно, но трезвой памяти не терял.
Не слаб ли ты здоровьем, Александр Петрович? поинтересовался он у меня. Мало хмельного пьёшь. Да и хмелеешь скоро.
Не могу сказать, что быстро хмелею А вчера это скорее шок повлиял Я равнодушен к алкоголю, не часто выпиваю. Михайло Васи Послушай! Позволь мне тебя Михайло называть. Можно так у вас?
Отчего же не можно? А я тебя Александром звать буду да Алексашей! просиял он.
Отлично!
Отлично от коего? не понял меня мой друг.
Я хотел сказать, хорошо!
А! Добро!
Добро!
В нашем полку баяли, будто царь пиво с водкою мешает и пьёт зело мнози хмельного и бояр неволит, и мрут бояре от тех застолий, а пьянчужке-царю всё как с гуся вода встанет поутру, будто и не пил вовсе! Да чинит во хмелю безобразия многовидные, и мнози люду избывает сим
Да, я читал, что он страдал алкоголизмом.
Ох, и лют он во хмелю, сказывают, вздохнул Михайло, людей бьёт, жён боярских неволит! А Санкт-Питер-Бурх?! Верно, на ассамблее своей выдумал! Великое мнози народа сгубил пока выстроил. Знамо, беса к болоту тянет. Так он и бояр туда понудил к комарам да метелям жить. Сказывают, ветры там свирепые. Да не можно ослушаться душегубца слезами умывались, уезжали туда бояре, дома свои московские побросав.
Вот здесь не соглашусь с твоим негодованием, Миша, возразил я, тот город на болотах был, действительно, нужен России. Заячий остров, на котором возведён Петербург, имеет крайне выгодное географическое положение, и строительство города-крепости было стратегически необходимо для развития страны. Он и задумывался царём, как «ключ от Балтийского моря», и стал таковым. До сих пор северная столица является важным транспортным и экономическим центром мира и тем самым «окном в Европу», увековечившим имя Петра Великого.
Тяжко нам дался оный ключ Балтийского моря! Никогда не воевал столько народ русский, сколько теперь! Отнележе возвратился царь из чужих земель так ни годочка замирения не было! Бояре да дворяне принуждены свой век в походах прозябать, а не землями своими править! А сколько в тех походах людей сгинуло! Воинов-то царь себе на всея жизнь заневолил, а вот радеть об них не взялся! Солдатики в походах Богу душу отдавали, и до поля брани не дошедши силы наше войско в пути теряло великое мнози! В военных кампаниях от голода, хлада и поветрий гибло больше половины люда не на битву правую мы шли, а на гибель верную. Было ли такое при прежних самодержцах?!
Понимаю, бессильно вздохнул я, военная кампания жестокая вещь. Все великие изменения оплачивает народ: потом и кровью. Как бы ни желал властитель избежать жертв это неотвратимо. Огромное число погибших и пострадавших цена развития государства. Полезно это или губительно? И то и другое. История всегда неоднозначна. Как нет одной единственной правды, так и грандиозные реформы не могут иметь однозначной оценки. А наша великая страна всегда развивалась сложными путями. Кроме того, всяким государством правят люди: не в силах человеческих объять необъятное и предусмотреть любые последствия нововведений, последние же в большинстве своём по началу всегда являются палкой о двух концах: укрепляющей одно, но разрушающей другое. Так и Петр опытным путём создал мощнейшую в мире армию (так необходимую тогда России), и могущество то стоило огромного числа человеческих жизней.
Не так уж могуче гладное войско! возмутился мой друг. Только водкой, бывало, в полку и «сыты» были. Гладно жили: буде купить кой провиант поешь, а нет вырвешь у хозяев-селян.
Вырвешь? Грабили местных что ли?
Глад нудил, Алексаша. Иной раз едешь мёрзнешь, живот хрюкает, в ушах звон стоит, да и мыслишь: «По что я, боярский сын, и сам изгладался, и холопа, и лошадёнку свою избываю (того и гляди рухнут оба жалкие). А не свернуть ли мне сей же час? Не припустить ли по полю из остатков сил да и поминай как звали?»
Дезертирство, верно, сурово каралось я имею ввиду, побег.
Сурово. Ох, неволя! Велено было одного из трёх беглецов вешать, а других кнутом бить и в вечную каторгу ссылать. Беспроторица. Для царя мы все холопы. Да только вот холопов своих добрый барин гладом изводить не станет, Алексаша, мой друг вздохнул и выпил ещё одну чарку вина.
Да, неужели же так и было?! Неужели вы только грабежом да кражами пропитание себе добывали? Совсем не выделяли довольствия?
Сказываю водку давали. Ранее, в батюшкину пору обозы с пропитанием возили за полком, так и пожить можно было в ополчении, а нет сражений распускали людей по вотчинам. А с антихристом гинуть остаётся али на Христа Бога уповать. Обозы ему в тягость! Беспроторица, Алексаша, он снова налил себе и выпил. Самая битва только-то и забытья в ратной службе. Бьёшься с ворогом, что есть мочи да в забытьи. Аще раздумья али боязнь одолеют скоро сгинешь. Супостат не дремлет бьёт да колет. Да токмо битвы те не всякому принять суждено было великое мнози помирало дорогою: черевуха, почечуй, блевота, антонов огонь, тайное согнитие А уж буде моровое поветрие молись Господу, авось помилует. Бывало за утро едва ли не весь полк во сыру землю зарывали.