Пиши, Клаус: поворот от площади святой Изабеллы ровно на восток, рисуй. Так Далее идёт улица, майор заглядывал в свои записи, улица «Скорняков». И, он снова листал бумаги, идёт она до самой цитадели. И вся улица широка, удобна, колонна в шесть человек и обоз пройдут без затруднений без затруднений до самого моста Рольфа Доброго. Там место крайне неудобное, мост узок, всего на одну телегу, а справа так ещё и стена цитадели. Едва под стеной колонна в четыре человека встанет.
Волков то и дело заглядывал им в карту, пытаясь вспомнить места, в которых когда-то бывал. Но он был определённо доволен тем, как Дорфус подошёл к делу, это могло сильно пригодиться ему в случае неприятностей. Он не мешал ему и его помощнику, но за новыми линиями, появлявшимися на карте, наблюдал со вниманием.
Его отвлёк от этого занятия караульный сержант, который пришёл и доложил:
Господин генерал, к вам пришёл местный.
Местный? Волков даже подумал: уж не бургомистр ли?
Но сержант пояснил:
Мальчишка какой-то.
Мальчишка? он поначалу не понял, о ком идёт речь. Пропусти.
А когда увидел паренька, так сразу его и узнал. Это был посыльный от Сыча, он был всё в той же тёплой куртке с капюшоном. Теперь и мальчик узнал его, подошёл и негромко, чтобы его не услышал никто лишний, произнёс:
Господин купец передаёт господину генералу письмо.
Прекрасно, сказал Волков, давай его сюда, я давно его жду, хотя и не ждал от Сыча никаких вестей.
Что, при всех? удивился мальчишка, украдкой оглядываясь вокруг. Он явно был настороже.
Хорошо, неожиданно согласился генерал и встал. Они прошли в конюшни, и хоть там тоже хватало людей, но было куда от них укрыться хотя бы на время. Давай.
Мальчик полез под куртку и достал оттуда несколько сложенных вчетверо бумаг. Признаться, Волков был удивлён: Фриц Ламме был не из тех, кто любит много писать. Но, развернув листы, он сразу понял, что писал их не Сыч. Клякс почти не было, как и зачёркнутых слов. Это был уверенный почерк человека, который часто пользуется пером и чернилами. А в бумагах были списки людей. И генерал сразу догадался, что это за списки и кто их составил. Это были очень, очень опасные бумаги. Волков смотрит на мальчишку: Сыч, болван, доверил бумаги мальцу; не дай Бог они попали бы в руки горожан и тогда Волкову пришлось бы строить солдат, запрягать лошадей, надевать доспех и вырываться из города с боем. В этом он ни секунды не сомневался. А самому Фрицу Ламме, если бы не успел убежать, маячила бы виселица как шпиону. Но сначала он познакомился бы с городским палачом для разговора. Чтобы, вися на дыбе, рассказать тому, кто из горожан эти списки сочинил.
Генерал, всё ещё глядя на мальца, наконец спрашивает у него на всякий случай:
А ты, случайно, этих бумаг не читал?
Нет, господин, я не умею читать, отвечает тот.
«Хорошо, если так».
Спасибо тебе, говорит Волков. Сейчас я напишу ответ.
И тот ответ был весьма короток.
«Господин купец, по скудости ума выслали вы мне ненужные бумаги, впредь такое мне не присылайте, а коли у меня будет в чём-то подобном надобность, передадите при личной встрече».
Подписываться или прислонять перстня к бумаге не стал. Отдал письмо мальчишке. Тот взял его и спрятал под куртку, но не ушёл, а сказал:
Господин купец обещал, что вы дадите мне крейцер за беготню.
Как тебя звать? спросил его барон, не спеша доставать деньги из кошелька.
Ёган, господин, Ёган Ройберг.
А кто твой отец, Ёган Ройберг?
У меня нет отца, господин. Он умер от чумы, потому что остался в городе сторожить дом и мастерскую. Мы с мамой и сестрой теперь живём при дяде, а господин купец наш сосед.
Барон понимающе покивал и снова спросил:
Ну а в какую церковь ты ходишь?
Я, мама, сестра и дядя, и тётя, и мои кузены, мы все ходим в церковь Гроба Господня, что у северных ворот. Мама говорит, что мы праведной веры люди.
Твоя мать мудрая женщина, сказал Волков и стянул с головы мальчишки капюшон, потрепал его по волосам. Мне как Рыцарю Божьему приятно это слышать.
После он высыпал из кошеля мелочь на ладонь и отобрал три мелкие серебряные монетки.
Вот тебе три крейцера, но помни язык держи за зубами.
Помню, помню, буду держать. Никто от меня и слова не услышит, говорил мальчуган, забирая деньги. Про то мне ещё господин купец говорил.
Он тут же убежал, а Волков, присев на одну из солдатских лежанок рядом с печкой, снова развернул листы со списками.
Филипп Топперт а составлял эти списки несомненно он, был человеком ответственным, обстоятельным и истинно верующим. Волков усмехнулся: а может, просто очень не любил преуспевающих земляков. Он стал читать:
«Вольфганг Шибенблинг, первый бондарь города, второй человек в гильдии бондарей, также член гильдии дегтярей. Имеет двух братьев и поместье Геленгс, где бочки и делаются. Также имеет четырёх дочерей и пять племенников и племянниц. Торгует дубом и другим лесом. Имеет склады в Херпе и на пристанях. Выставляет от себя шесть кавалеристов и десять людей пеших и шесть арбалетчиков. Лютый безбожник, очень богат, жертвует деньги на их капища. Имеет два дома, один у Арсенальных ворот, второй, в котором и проживает постоянно, на улице Жаворонков». То есть с этим Вольфгангом Шибенблингом генерал жил сейчас на одной улице.
«Какая прелесть. Нужно будет порасспросить про него у хозяйки моего дома, госпожи Хабельсдорф».
Глава 4
О, Топперт был и вправду молодец. Волков просил у него список первых городских еретиков на десять человек, а он не поленился и написал о двадцати трёх. Тут были первые купцы, домовладельцы, банкиры, первые лица городских гильдий и коммун. Список был составлен с любовью и подробностями. Филипп Топперт очень старался и, учитывая, как быстро и как подробно список был написан, понятно было, что человек вложил в эту работу душу и был готов к ней заранее.
Только чтобы прочесть всё это, барону потребовалось полчаса, а к концу списка он с удивлением понял, что трое из этого списка проживают на улице Жаворонков. Неудивительно, улица была чиста и тиха. Она не походила на те улицы, что вечно забиты телегами и тачками, где дымят кузни и воняют прогорклым маслом дешёвые харчевни.
Генерал снова вернулся за стол, где Дорфус с помощником рисовали карту; барон рассматривал нарисованные улицы и иной раз заглядывал в списки, чтобы понять, где селятся нобили еретиков.
Ещё до обеда в казармы вернулся фон Флюген. И взглянув на него, Волков едва не засмеялся. Молодой человек придерживал левую руку, а ещё на его лице от носа и под оба глаза растекался пурпуром свежий синяк. И настроение у него было не очень хорошее, а когда генерал отозвал его в сторону и спросил, что произошло, оруженосец ответил:
Это всё ублюдок Герхард Фабиус.
Что он сделал?
Сначала, когда я подошёл к ним, чтобы посмотреть, как двое из них будут драться на мечах и кинжалах, начал свой рассказ оруженосец.
Двое Местные ученики школы?
Ну да два взрослых горожанина. Их судил мастер, и я встал рядом с ареной, а один бюргер встал рядом со мной, это и был проклятый Фабиус.
И что, он ударил вас?
Нет, бурчал юноша. Сначала я с ним заговорил. Спросил, по каким правилам будут драться. Ну а он мне ответил. Всё объяснил, я подумал, что он благородный человек
Часто ли вы видели благородных бюргеров? усмехался генерал.
Я просто думал: раз люди учатся владеть благородным белым оружием, то они и должны быть благородными. А если
Ладно, ладно, перебил его генерал. Об этом после. Что же устроил этот благородный бюргер Фабиус?
Ну, сначала мы смотрели, как идёт поединок, и разговаривали с ним, он рассказывал мне, кто из бойцов с каким оружием сильнее, он казался мне достойным человеком.
И что было дальше?
А как поединок закончился, он и говорит, мол, надо проверить и меня Ну, каков уровень моего мастерства.