Мария резко замолчала. Вдруг она совсем другим, озабоченным тоном спросила:
Сережа, а мы раньше с тобой нигде не встречались?
Нет-нет-нет, Сергей Львович отрицательно затряс головой. Не встречались. Я уже сто раз свою жизнь прокрутил! Нигде мы с тобой не пересекались. Ни разу.
Мне тоже так кажется Ну, ладно продолжим жить во сне, сказала она, устраиваясь на его плече.
15
Прошлый курортный сезон в Будве из-за вируса был пустым. Нынешний разворачивался постепенно. Вначале людей было меньше среднего, затем, в середине лета, количество отдыхающих стало «среднеарифметическим». К августу наплыв отдыхающих превысил все разумные пределы. Судя по номерам автомобилей, среди которых преобладали номера с аббревиатурой SRB, правительство Черногории каким-то образом заманила сербов, которые после распада Югославии в Черногорию ездили неохотно. Так или иначе, к середине июля купаться на Могрене стало просто невозможно. Две трети пляжа были плотно уставлены лежаками, а на оставшейся одной трети лежали тела загорающих как сельди в бочке. Войти в море стало непростым делом: необходимо было лавировать между уже находиящимися в воде купающимися. Вода стала если не грязной, то мутной. Море на Могрене было свежим и дрожало как первозданный жидкий кристалл только ранним утром, а к одиннадцати пляж уже был невыносимо переполнен. Мария и Сергей Львович перебрались на платный пляж в Бечичах, в получасе ходьбы от квартиры Сергея Львовича.
Отдыхающих на берегу было очень много сотни! но длинная и широкая дуга песчаного пляжа свободно вмещала всех. По пляжу рассредоточено стояли большие мощные зонты. Под каждым зонтом стояли по два лежака. Таких изысканных и живописных скал, как на Могрене, здесь не было, но все равно было очень красиво море, горы, небо.
Сергею Львовичу всегда казалось невозможным «жариться» целый день на пляже, главным образом из-за того, через час-другой у него на солнце начинала «плавиться личность», и он терял всякую способность восприятия. Как это ни странно, но в этот раз ничего подобного не происходило. Его «сознательная личность» совсем не плавилась, а спокойно лежала в тени от пляжного зонта вместе с телом и размышляла, возможно, потому что рядом была Мария. Периодически личность вместе с телом купалась, потом ходила за соком и кофе в пляжный буфет. Начиная со второго дня Сергей Львович стал брать с собой книгу для чтения.
Мария переехала с вещами к Сергею Львовичу, и с этого момента распорядок их совместного дня повторялся изо дня в день, наподобие религиозного уклада. Пребывание на пляже было центральным пунктом их дня, оно длилось с одиннадцати до пяти вечера. Потом они медленно пили кофе с пирожными в кофейне при гостинице около пляжа. Потом шли домой. Мария шла в кабинет и там читала, пока Сергей Львович занимался организацией ужина. Читала она немного книги и много рукописные тетради Сергея Львовича.
Когда она первый раз случайно открыла тетрадь, ей было абсолютно ясно, что это художественное произведение. Тогда-то Мария и поспешила «присвоить» Сергею Львовичу высокое звание писателя. Открыв тетрадь на следующий вечер Сергей Львович разрешил «смотреть и читать все, что есть в кабинете» она уже была не так уверена то ли это дневник, то ли какие-то выписанные цитаты? Например, в открытой наугад тетради было несколько страниц, исписанных под разными углами строками. Строки были разные красивые, быстробегущие, подчеркнутые, перечеркнутые. В конце этой свистопляски были четким почерком написаны несколько строк, обведенных нарочито жирной линией:
«Альпы стоят пред небом в еловом аромате. Волны жары и мороза омывают их. Серебряный звон ручьев. Камни падают вниз Альпы стоят ввысь. Тысяча лет как один год, век как день. Молния бьет в камень снега и замки на вершинах. Альпы!»
Что это такое? Твой дневник? спросила Мария выйдя из кабинета с тетрадью в руках. Сергей Львович резал помидоры и лук для салата.
Нет, не дневник. Просто записываю мысли. Последние пять лет я много путешествую
Ты можешь положить нож? прервала его Мария.
Сергей Львович положил огромнейший нож, которым он непроизвольно водил по воздуху в такт своей речи.
Да, конечно!.. Да, много путешествую, почувствовал потребность записать впечатления.
Чтобы потом написать рассказ?
Н-нет Пожалуй, какая-то почти медицинская причина. Неоформленные впечатления как-то давят на психику, что ли Я себя начинаю плохо чувствовать. Запишешь становится легче.
Мария молча, «электрически», смотрела на него и ждала продолжения. Сергей Львович понял, что остроумием отделаться не удастся. Он вздохнул, снова взял в руки нож, покрутил его, что-то вспомнил и быстро положил его обратно.
Я пробовал писать рассказы, но у меня почему-то не получилось. Потом пробовал составить рассказ или повесть? из набора отдельных мыслей, наподобие «Опавших листьев». Тоже не то. Даже показал одному писателю. Тот сказал, что не получилось. Отдельные образы, говорит, есть очень удачные, похожие на драгоценные камни. Но, чем больше образов, тем меньше художественный эффект. Образы яркие, но они торчат в разные стороны, налезают друг на друга, дробят друг друга. Я, говорит, несколько страниц прочитал это не ожерелье из драгоценных камней, а куча битого цветного стекла. Конечно, такое неприятно слышать, но, надо признать похоже на правду. Умный человек! Еще он сказал, что писать «как все» у меня не получится, надо «искать свой путь».
Ты будешь еще пробовать? строго спросила Мария.
Буду, твердо ответил Сергей Львович, хотя еще секунду назад даже и не думал об этом. Просто он понял, что в случае уклончивого ответа рискует получить взрывное нападение со стороны Марии.
Мария вернулась в кабинет к тетрадям. Тетрадей было несколько. Все солидные. Все разные. Все со вкусом. Ни одна из тетрадей не была исписана до конца. В основном на одну треть. Явно «писатель» любил красивые тетради. Была тетрадь с обложкой под старинный кожаный переплет, была со старинным рисунком римских развалин, была яркая с Климтом. Записи шли непоследовательно. Новая запись, видимо, делалась в любой тетради, попавшей под руку. Мария будто знакомилась с каким-то другим Сережей. Каждая запись была датирована, но никакого влияния на содержание ни дата, ни место написания не имели, по крайней мере, на первый взгляд. Поэтому тетради Мария тоже открывала произвольно.
«Вчера вечером возле «Адриатики» наблюдал сцену. Густой поток гуляющих огибал стоявших на набережной официантку и трех негров в свитерах. Негры имели вид явно усталый, было очевидно, что они только что сошли с борта яхты после дальнего плаванья. Причем эти негры были не очень похожи на африканских. Они казались неграми окультуренными французскими или английскими. Пока я проходил мимо этой группы услышал несколько реплик их диалога. Разговор, услышанный мною, велся на английском и состоял из трехкратно повторенного одного и того же вопроса-ответа.
Это Сен-Тропе? спрашивали чернокожие ребята.
Нет, это не Сен-Тропе, отрицательно качала головой официантка в белоснежной блузке.
Это Сен-Тропе? теперь в вопросе прозвучала настойчивость, мол, «это обязательно должен быть Сен-Тропе!»
Нет, это не Сен-Тропе, решительно отвечала официантка.
Это Сен-Тропе? в вопросе теперь звучала мольба: «Пожалуйста, скажите, что это Сен-Тропе!»
Нет, это не Сен-Тропе, официантка была непреклонна.
Надо ж так промахнуться на половину Средиземного моря! Видно, у этих чернокожих ребят мысли в голове ходят широко! Я бы их в русские зачислил».