Нет, нет, Фаза сильнее вытянул шею, не моргая, уставился полусумасшедшими глазами на альбиноса, вкрадчиво прошелестел, это кто ТЕБЕ поверит? Это, придурки конченые, залет. Вот что это. Если станок снашальный вызовет меня на ковер, загремите вы психологи аналоги к патологу-анатому. Как пить дать загремите. А сейчас вон на тренажку! гаркнул сержант, заставляя Седого отклониться сильнее, и отступить. Рама, как стоял горой безмолвной, также ею развернулся и зашагал на выход.
Я в сартир выбежал, а фонарь, падла, с башки слетел и прямо в очко, говорил Кишлак Чилиму. Стрелки стояли под козырьком подъезда, курили, смотрели на то, как сосиска и сарделька дергаются на перекладине. Перед ними, широко расставив ноги, стоял наместник «святой» инквизиции и зычно подбадривал: «Еще разок, психологи-анатомы. Еще чутка. Что такое восемнадцать подъемов для таких педагогов. Включили бицепс, отключили мозги. Давай, напрягаемся, напрягаемся. Седой, еще пяток и вали, а с этим черебумом придется поработать, вон какую жопу с титьками нажрал».
Поднимаюсь уже обратно по лестнице, продолжал вещать Кишлак, со ступеней вижу на двери в умывальню пятно в форме, ну-у, не в форме там армейке, а в позе притаившегося медведя. Я замер, меня за лестницей не видно. Пригляделся, стоит наш Фаза, ухо к двери прилепил, слушает, значит, и пальцы загибает. Потом шасть туда, в умывальню, то есть. Слышу, вода потекла. Я без задней мысли в койку потопал, а сзади бац, бац. Я уже не стал возвращаться. А в кубрике увидел пустые койки Седого, Рамы и Пижона, все стало понятно. Одного не догоняю, чего он пальцы загибал, а сразу разборку не учинил?
Да все просто, Чилим сделал последнюю затяжку, окурок полетел в урну, ждал повода. А пальцы загибал это он тумаки считал. Заявись раньше, эти придурки в один голос заверещали бы, что покурить вышли, а Пижон бы подтвердил, ведь ему еще не вломили. Лови потом их с поличным. Все будет, то в дерево врезался, то с лестницы упал. А если Нагибауэр узнает пипец. Нашли, блин, кого щемить, дебилы. Я им говорил.
Так это, я не понял, если Пижон приблатненный, зачем его в спецуру сунули? Места поспокойнее, что ли, не нашлось?
Не знаю, ответил Чилим не сразу, говорит, сам напросился. Мечта, типа у него давняя по зоне побродить. Романтика херантика там всякая. Не верю я ему. Здесь что-то другое, может, перед девчулей решил красануться, может, арт ценный задумал вынести на сувенир или папаня попросил на путь наставить. Фиг поймешь, в общем.
Глава 3. Тревожный маршрут
Сержант открыл дверь в процедурный кабинет.
Стучаться не учили? тощая, крашеная блондинка с отросшими корнями, наспех перекраивая похотливую мину на протокольную, поднялась с колен Пижона, одернула халат. Раскрасневшийся «салажий зелепан» сидел на кушетке для осмотра и блестящими сальными глазами взирал на командира. Вид при этом у него был наитупейший впрочем, как у любого застигнутого врасплох за непотребством.
Фаза увидел на шее парня золотую цепочку. Блестящая, она сразу кидалась в глаза, а расстегнутый на две пуговицы, свеже подшитый воротничок был для нее, словно приоткрытый футляр. Начищенные берца сияли, будто лакированные. Ладно, зализанные, как у мажора назад волосы, но "муховская" армейка! Откуда! Кроме того, в воздухе улавливался запах одеколона.
Сержант сморгнул и еще раз, пристальнее всмотрелся в «фартового» , словно убеждался Пижон ли это.
Я того, сипло промямлил парень, откашлялся, продолжил уже мужественнее, у меня натертыш, тьфу ты, сконфузился он, натоптыш. Да, точно, натоптыш на правой ноге. Вот здесь, Пижон вывернул стопу, пальцем указал на пятку.
Черт подери, каблук с толстой набойкой сточен под «рюмочку». Глаза у Фазы полезли на лоб.
Вам, собственно, чего надо? прогнусавила медсестра, усаживаясь за стол.
Мне собственно, его надо, Фаза подбородком указал на Пижона, а заодно, узнать, где Шишак, вернее, Шишков, график медосмотра для личного состава повесил, глянуть хочу.
Товарищ прапорщик на складе, график на стенде у входа справа, с плохо скрываемой неприязнью процедила медсестра.
Чего сидим? сержант зыркнул на Пижона, подъем и шагом марш.
Я того Не могу прямо сейчас, стрелок глубоко втянул воздух, поджал губы и выразительно посмотрел на командира, у меня натоптыш. Нужна помощь медицинская.
Фаза переместил строгий взгляд в область гульфика. Складка на брюках парня топорщились Джомолунгмой.
Две минуты. Пока срисовываю график, чтобы спустился.
Чуть раньше, чем через две минуты Пижон уже стоял рядом, а еще через три качал спину с амплитудой и в той позе, на которую вряд ли рассчитывал, подкатывая к медичке. На самом деле, мышцы Пижон качал не в результате своих плотских устремлений, а за то, что сачконул в паркохозяйственный день. По пятницам, как известно, личный состав сульфосолит центряк и вылизывает кубрики.
Фаза отсчитывал молодому раскрасневшемуся телу, уложенному в пояснице на бревно лицом вниз, с пятками, зацепленными за трубу, с руками на затылке.
Тридцать один, тридцать два
Товарищ сержант, сбоку подбежал «зелепан» с веснушчатым личиком.
Не поворачивая головы, Фаза взглянул на него, как на кота, спросил:
Чего?
Вас вызывает майор Сошин.
Пятьдесят и в казарму. У Чилима спросишь объем работ и побольше, дал указание Пижону Фаза. Вернусь проверю.
С посыльным Фаза направился в заброшенное, разоренное здание штаба, где на первом этаже в более-менее уцелевшем кабинете «зампотылу» заседал всеми обожаемый Нагибауэр.
Спустя полчаса сержант вернулся в казарму с весьма задумчивым видом. Заперся в каптерке, закурил и принялся расхаживать от стены к стене, о чем-то напряженно размышляя. Предстоящий рейд вызывал беспокойство и вопросы, на которые Нагибауэр не смог ответить или не захотел. «Неведение» цели входило в условие контракта. Его дело сопроводить до места и вернуть живым, еще лучше невредимым.
Беспокоил маршрут. Им Фаза никогда раньше не ходил. Слышать слышал, но чтобы сам нет. Сержант вообще не любил новое, неизведанное, так сказать, неровные рельсы и хлипкие мостки. В таких ситуациях, кроме очевидных неприятностей, много скрытых. Они-то и раздирали мозг сомнениями, вселяли неуверенность. Это совсем не то, где истоптанные тропы, где каждый поворот, кочку и аномалию узнаешь в лицо, а с мутантами чуть ли не по имени-отчеству. Новый маршрут, да еще к черту на куличики Все равно, что блуждание по минному полю с закрытыми глазами. И что обидно за сложность и риск никаких надбавок. Обычный «экспедиционный» тариф. «Ты, сержант, тудыть тебя, растудыть, подписал контракт, а теперь стоишь тут и как баба базарная гроши выпрашиваешь. Где ты там увидел статью «за сложность»? Где, твою мать, написано, что за одного убитого кровососа пять рублей, а за двух десять? Или за пройденную жарку? Может, еще температуру начнем мерить и за каждый градус по копеечке? Я тебе что, из своего кармана должен за всю эту хрень платить? Ты мне кончай пудовые рыдания. Прикинь лучше, как «перцев» вернуть в целости и сохранности. Хочешь прибавку побереги личный состав, боеприпасы и снаряжение. Это да, за «рачительность» в контракте имеется. Есть еще вопросы?».
Какие после такой выволочки могут быть вопросы. Фаза остановился у окна, увидел, как в «сартире» распахнулась дверь, из него вышел Пижон. Одетый уже куда грязнее, мятее, стоптаннее, а именно в свою повседневную форму. С засученными рукавами нес ведро со шваброй. Фаза печально усмехнулся, пробубнил под нос: «Шишал мышал, пернул вышел. Вот куда с таким вахмурком? И оставить не могу».
Через минуту внимание сержанта привлекла группа спецов, которые от второго КПП шли в сторону «отстойника». Они были в полной экипировке, раздутые бронниками, вооруженные, пыльные и усталые. Четверо из пятерых несли за боковые петли длинный снарядный ящик. Немногочисленные стрелки, которые попадались навстречу, останавливались, рассматривали их и провожали взглядами. К окнам кубриков прилипли смутные лица. Все смотрели на вернувшееся звено и, как Фаза считали. Их было пять, а не шесть. Хмурые обветренные лица, выражали скорбь и сосредоточенность.