Рама, хватай его, и двигаем в обратку, только сержант это сказал, как справа в темноте метрах в двадцати послышалось хрюканье. Фаза выключил фонарь. Все напряглись, повернули головы и стволы в ту сторону. Минуту-другую через «ночники» наблюдали, как в зеленоватой гати, по склону не спеша рысит, ярко отсвечивая глазами здоровенный хряк. Едва мутант скрылся за холмом, сержант продолжил:
Давай, Рама, не тормози.
А чё я? заупрямился здоровяк, я уже ручник волоку. Пускай Кишлак поусерается он с «винторезом».
На хрен ты пулемет схватил? Мы что, на дальняк двинули? скрежетал Фаза.
Дело было не в бобине бугага сидел в кабине, осклабился Седой.
Ща как вломлю и плевать, что двоих придется тащить, амбал сжал, оканчивающие предплечья, кувалдометры.
Завалили все, зашипел Фаза, зверея лицом, Седой берешь ручник, Рама Пижона. Кишлак на нос, я по тылам, Чилим на подхвате. И ходу.
Все зашевелились. Быстро молча огрузились, перестроились, двинули к лагерю.
Кругом по-прежнему завывало, рычало, визжало, булькало.... «Как в «комнате ужасов», думал Фаза, постоянно озираясь и вслушиваясь в ритмичное пощелкивание дозиметра, к такому фиг привыкнешь». Сквозь зеленоватую завесу увидел, как вдалеке ярко вспыхнула «электра». Ждал предсмертного вопля, но его не последовало. «Наповал», констатировал сержант.
Уходило пятеро, вернулось шестеро, Чек прикурил предложенную Фазой сигарету.
Если что, ты нас не видел, говорил сержант, склоняясь к уху дежурному и искоса поглядывая на двух помощников, увлеченных нардами, за мной не заржавеет.
Бегляночка? Чек кивнул в сторону удаляющегося Рамы с телом на плече.
Нет, открестился Фаза, посвящение у нас такое. Новенького обкатываем.
А-а-а, протянул дежурный, я уж, грешным делом, подумал тренировочный процесс, а у вас посвящение, значит, поскреб щеку, продолжая смотреть вслед Раме, который большим кругом оббежал тусклый фонарь над подъездом казармы и через секунду растаял в темноте. Мне на «зауэр» тугра не хватает. Послезавтра собираюсь на «материк», не займешь?
Сколько? Фаза уронил окурок, придавил берцем.
Так, мелочь, Чек скривился, пару сотен.
Договорились, буркнул сержант и поспешил развязной трусцой за «фазерботами». Так, он их называл не всегда. Для команды, которую тренировал не первый день и даже не месяц, у него имелась специальная номенклатура, в зависимости от настроения и успехов подчиненных. Если раздражался, к примеру, плохими результатами на кроссе или невнятной стрельбой в тире выкатывал локомотивом: «вонючки», «ванилины», «драные канарейки», «пукемоны» и к ним цеплял вагоны с матами-батутами. Если же «ягодичный стрём» по полосе препятствий укладывался в нормативы, подбадривал «потными щечками» и «зондерами».
Фаза берег парней и даже любил, но такой любовью, как, к примеру, байкер свой чоппер. Доводит до ума двигатель, скрупулезно регулирует подвеску, каждый скрип что ножом по сердцу, резина огонь, все смазано, подтянуто, расходники лучшего качества. Он холит и лелеет железного коня, но только чтобы самому красоваться на нем и обгонять других.
Если же случалось «рачить» у Нагибауэру за подчиненного, по возвращении драл виновного нещадно, а порой и всех разом. «Меня одного на вас не хватит, поговаривал он, прохаживаясь вдоль турников с пыхтящими от напряжения телами, так что присматривайте, гребаные ванилины, друг за дружкой. Иначе станете очень сильными и выносливыми».
Редко, всего трижды сержант отправлял грешника к «Потемкину» в железный кессон под гаражом. И дважды такой чести удостаивался блатарь Седой подлый, бесшабашный, упертый ублюдок. Любитель пнуть упавшего, съехидничать при удобном случае, поэтому вечно с разбитой физиономией. Фаза не был уверен, испытывает ли тот боль, от побоев? Порой казалось даже наоборот. Псих одним словом. А еще падок на тугрики. Но при всем при этом смелый, отменный стрелок, в рейдах дисциплинирован, умеет работать в команде. И все же не за это Фаза терпел его.
Рома-Рама-Пилорама незаменимый тяж. Основная огневая мощь зиждилась на его могучих трапециях и дельтах. Пулемет, мины, боеприпасы, сублимат на все звено он волок, как исправный мулл. При необходимости ко всему этому мог еще нагрузиться раненым.
Из «качалки» Рама не вылизал и не доставлял сержанту головной боли, вот только жрал немерено. Мозговыми потенциями не утруждался, довольствовался малым и лепился к смекалистому Чилиму. Чилим говорил немного и в основном по делу. Случись Фазе сгинуть, к примеру, в мясорубке, отряд без лишних разговоров возглавит он. Тайное соперничество сержант чувствовал везде и всегда, особенно когда ошибался, что, надо отметить, случалось нечасто. Как-то так выходило, именно на Чилима Фаза кидал первый взгляд.
Кишлак или как ипногда его называл Седой «Узкопленочный» двадцати восьми лет якут, прирожденный снайпер, бывший контрактник. Его Фаза знал меньше остальных и пока присматривался. Первое впечатление устраивало: не болтлив, дисциплинирован, физически развит, по специальности подготовлен, на рожон не лезет, знает свое место. В следующий рейд звеньевой намеревался взять его на «смотрины».
Пижон чтобы вышло из него хоть что-то путное надо тренировать до седьмого пота, до потери пульса, до скончания века. В остальном чистюля и выпендрежник.
Глава 2. Урок
Явился наш жареный папуас, Седой презрительно сплюнул сквозь зубы. Тягучая слюна прилипла к губе. Прозрачная нитка легла на куртку, тут же впиталась и оставила темный след. Блатарь этого не заметил и остальные тоже, так как взгляды были прикованы к плетущейся, тощей фигуре с калашниковым в руках, еле волочащей ноги .
Укатали горки сивку, хмыкнул Чилим.
На фига он нам сдался? мрачно проговорил амбал. Я с Пижоном не пойду. В первой же заварухе сольется и нас потянет.
Фаза молчал, неотрывно смотрел на парня, который вышел из леса и теперь ковылял по сухой траве, словно подранок. Настолько он был немощен и жалок, что смотреть было больно. Мышцы на челюстях сержанта перекатывались, вздрагивали, отчего, казалось, их сводит от нестерпимого желания раскрыть «матюкальню» и выпустить на свободу распирающую, отборнейшую похабщину.
Только покойнички не ссут в рукомойнички, то, как Седой это сказал, вовсе не казалось смешным. Все подумали об одном и том же.
Завали, не поворачиваясь, проговорил сержант.
Завалить это не проблема, изрек Чилим, ковыряя спичкой в зубах. Только Седой прав. Посуди, Фаза, сам. Пижон слабое звено, подломанная ножка, гвоздь в башмаке, сдохнет и нас заберет. Сам же говорил мы кулак. А как можно бить или удержаться над пропастью, если один палец сломан. Ты бы похлопотал о переводе салаги в другое звено или пускай на кухню спишут.
Сержант внимавтельно слушал, хотя и не смотрел на Чилима. Он ответил не сразу.
Как же вы меня задрали, индюки недорезанные, Фаза повернулся к личному составу. Переползая тяжеленным взглядом, словно гусеницей трактора, с одной физиономии на другую, подумал: «Они все, разве что, кроме Кишлака, заодно». Я вам уже объяснял, заговорил весомо и не спеша, этот доход не мой выбор. Нагибауэр мне его всучил. А его кто-то сверху ОЧЕНЬ попросил, слово «очень» сержант выделил интонацией, ни тогда, ни сейчас отказаться я не могу.
А ты попробуй, подал голос Седой.
Я твою харю на прочность сейчас попробую, Фаза упер в блатаря свой фирменный взгляд «Вот только вякни». Несколько секунд Седой еще сопротивлялся натиску, затем цыкнул плевком и отвернулся.
К этому вопросу больше не возвращаемся, сержант повысил голос, кто заикнется клапан вырву. Всем понятно! гаркнул он.
Да, прозвучало нестройное и невнятное.