Вот! Здесь! Точно! Тут еще балкон такой смешной, с картинками
С витражами, поправил Сева, он был любителем чтения и мог часами делиться знаниями с друзьями.
Ну, я и говорю, скороговорил Мишка, с этими, ну, как ты сказал, я по ним и запомнил. Мы хотим Саньку потом похоронить по-людскиЯ поэтому точно запомнил! горячо прибавил Мишка, что бы ребята не сомневались, стоит ему доверять или нет. Друзья свернули в арку, и подошли к подъезду трехэтажного дома. Олег с Вовкой, Севой и Даней подхватили мальчишку на руки и понесли в подвал. Мишка, как самый мелкий, которого берегли и от тяжелой ноши и от возможности увидеть мертвого брата, остался ждать на улице. Притоптывая от мороза у стены дома, он то и дело заглядывал в подъезд. Ему казалось, что время остановилось, что они с мамой и дядей Славой Саньку быстрее «похоронили» в том огромном подвале. Когда ватага снова появилась во дворе, лица ребят показались Мишке еще более серыми и осунувшимися. Они остановились и несколько минут молчали. Первым заговорил Олег-старший.
Как много там он запнулся, подбирая подходящее слово, а потом все-таки закончил, людей лежит.
ЛежитЯ вот видел, как покойники стоят! Мишкины глаза, от голода казавшиеся огромными, еще больше округлились, честно! В простынках, их к стене дома прислонили, вот они и стоят.
Чего ты выдумываешь?! рассердился Олег. Как такое может быть?
И ничего я не выдумываю! обиделся Мишка, у этого, как его, ну дом такой на улице этого от волнения он никак не мог вспомнить название улицы ну, который город строил! Нам на уроке рассказывали.
Росси? уточнил много читающий Севка.
Во! Точно! Дом там естьзабыл, как называетсяКороче, я там мимо шел, а, как увиделтех, которые у стенки, сам чуть не помер! Пока смотрел, тетенька с девчонкой санки привезли, на них малой в простынке был, они в дверь постучали, им открыли и говорят: мест нету, везите на кладбище, а тетенька в слезы не довезем мы, говорит, сил нет. Ну, им дверь чуток пошире открыли, и стали палкой длинной помогать, чтоб малого туда затащить и дверь чтоб закрыть можно было, а еще те, которые из двери, ругались на тетеньку, что из-за их, которого на санках привезли, дверь не закрываетсяЧестное слово, так и было!
Помните, в сентябре трое наших ребят погибли? спросил Севка, от взрыва
Помним, конечно, ответил Вовка, Коля, Игорь икак же его
Яша, подхватил Даня.
Точно! Яша. А ты это к чему?
Мы их тогда хоронили, всей школой ходили, помните?.. Сейчас покойники у стены стоят протянул Сева, ни на кого не глядя, а прошло то всего несколько месяцевЧто с нами со всеми дальше будет?
Сева стоял, кутаясь в отцовский ватник и смотрел каким-то невидящим взглядом в даль, словно пытаясь проникнуть в тайну будущего.
Как хочется жить после долгого молчания произнес Олег, а не знаешь, выживешь ли
Мы переживем всю эту кутерьму, и еще будем есть пироги с капустой, честное слово! Мишка для пущей убедительности стукнул себя по втянутому от голода животу и подпрыгнул от холода и чрезмерного усердия. Все посмотрели на младшего, и на их измученных лицах появилось некое подобие улыбки.
Идемте сказал опять ставший серьезным Вовка и прибавил, мы запомним этот подвалА сейчас мы должны попробовать помочь тому, кому еще может быть, успеем помочь
Николай Матвеевич
Они опять двинулись по мостовой, и, пройдя по Лиговке, вышли на Невский. Вот и дом любимого учителя. Среди друзей один только Мишка пока не проникся его предметом в силу мелкости возраста этого урока у него не было. Удивительное дело, урок он вел не самый вроде бы нужный и важный, все-таки черчение не математика и не русский, но таких интересных уроков, как у Николая Матвеевича было еще поискать. Ребята чертили и планы дворцов, и самых знаменитых домов мира, и просто необычных зданий, а потом он им столько всего рассказывал про каждое! Не было, пожалуй, ученика, которому не нравилось бы черчение. Хотя в этом году занятия в школе начались только в ноябре, но и за это время Николай Матвеевич не пропустил ни одного урока, а ведь идти ему приходилось в лютый мороз, ой, как далеко, да и немолод он уже былВсе равно приходил! Почему же его не было в последние дни? Никому не хотелось думать о самом страшном, ребята предпочли вообще не говорить на эту тему, пока не придут и сами все не узнают.
В темном подъезде дома, где жил Николай Матвеевич, было холодно. Окна с выбитыми стеклами заколочены фанерой, заложены мешками с песком и всяким тряпьем, лестница, залитая потоками воды из лопнувшего еще в первые холода, водопровода и носимых в квартиры ведер, обледенела и превратилась в каток. Когда все попытки ребят по ней взобраться не возымели успеха, Олег-старший выскочил во двор и вскоре вернулся, держа в руках обрезок железной арматуры. Он начал колоть лед на нижних ступенях, однако силы у него быстро закончились и тогда кусок железа подхватил Вовка. На втором этаже переходящий «вымпел» в виде железки перекочевал в руки Данчика, потом Севки и даже Мишки, который громко сопя носом, с огромным старанием колотил лед на площадке третьего этажа. Так все по очереди они продолбили хоть и узкую, но вполне пригодную для ходьбы дорожку прямо к квартире Николая Матвеевича. Трудно пришлось только на первом и втором пролетах, дальше дело пошло легче уже мало кто забирался на третий этаж выжившие предпочитали занять комнаты пониже, чтобы не тратить понапрасну силы на подъем, потому-то льда на последнем пролете было гораздо меньше. Когда ребята, тяжело дыша, добрались до двери, Мишка, бледный, как полотно, практически свалился на руки друзьям.
Ты чего, мелкий? Плохо? Болит где? Ты не молчи, ребята принялись тормошить Мишку, пытаясь понять, что с ним случилось. Но он молчал, полулежа на руках у Севки с Данькой.
У него, наверное, голодный обморок, догадался Олег, у моего младшего такое было.
И что делать надо?
Я сейчас схожу за снегом, потрем его немного, а когда в себя придет лепешку дадим.
Мы же Николаю Матвеевичу еде принесли, строго сказал Вовка.
Ну и что? Все равно надо хотя бы половину одной Мишке выделить, он молодец и лепешку свою отдал, и пацана погибшего тащил, и лед колол, и вообще с нами пошел, хотя никогда на уроках черчения не был, не дорос еще до нихКороче, я вниз, за снегом.
Пока Олег ходил на улицу, ребята поочередно поддерживали младшего, что бы тот не свалился на ледяной пол.
Я до войны изюм не любил, из булок выковыривал, представляете?! неожиданно проговорил Данька, глядя в стену, эх, сейчас бы этого изюмчикаЯ бы, наверное, целый килограмм зараз съел, или даже дваКогда война пройдет, я первым делом пойду в магазин за изюмом. То-то мать удивится!
А я белый хлеб не ел, только французскую булку, во, дурак-то был- протянул Севка, ну, ничего, когда-нибудь наемся и булками, и хлебом!
А Вовка, пожав плечами, сказал:
А я все люблю, даже лук варенный в супе, хотя его мало кто терпеть может. Но больше всего картошку жаренную уважаю, со шкварками, поджаристую, корочка хрустит, шкварки солененькие, а если еще ломоть хлеба черного, свежего, душистого к нейВот закончится война, первым делом попрошу мамку картоху нажарить, а буханку сам порежу во какими кусищами тут он развел ладони в сторону, показывая размер хлебных ломтей и зажмурился от удовольствия.
Вернувшийся в этот момент Олег, с удивлением посмотрев на мечтательное лицо друга, спросил:
Вы про что тут без меня разговаривали?
Про еду, открыв глаза, но, не меняя мечтательного выражения, произнес Вовка. Остальные согласно закивали головами.
А чего про нее говорить?
Ну, кто что любил или не любил до войны
АЯ яблоки не любил есть долго больно жевать. Кусок откушу и заброшу в буфет подальше, чтоб бабушка не ругалась она ж всегда всех пыталась витаминами накормить. Как же теперь нам эти недоедки пригодились! Мама даже ругаться не стала, когда я ей яблочный «склад» показал