Товарищ Сафронкин! Тон командира батареи стал приказным. Вот сейчас вы пойдете туда, Иван указал пальцем в сторону орудий, и будете рассказывать батарейцам про товарища Сталина, про нашу любимую партию и про их мудрое руководство. Или вы отказываетесь выполнять приказ рассказать бойцам про мудрое руководство товарища Сталина?
Политрук пробурчал себе под нос что-то невнятное, но шибко ругательное и вышел с командного пункта. Вслед за ним вышел и Козовник. На улице было еще сыро, но дождь уже прекратился. Кое-где в разрывах туч можно было увидеть звезды. Иван все еще никак не мог привыкнуть к резким переменам крымской погоды, которую сами крымчане сравнивали с женщиной: не знаешь, что выкинет в следующий момент.
Иван разыскал дежурного по батарее, который контролировал разгрузку снарядов:
Володя, ты руководи тут, а я буду на наблюдательном пункте.
Наблюдательным пунктом на батарее служил небольшой окопчик, оборудованный не хуже командного пункта. Этот окопчик имел крышу, в нем был запас еды, воды, стол, скамейка, в углу была постелена солома и даже имелось отхожее место. То есть человек мог сутками не покидать этот наблюдательный пункт, здесь же есть, пить и спать. А назывался такой человек «наблюдатель за воздушным пространством». Но этого названия на батарее никто не помнил, этого человека называли просто «слухач», в шутку «послушник». Рядом с наблюдательным пунктом стояли большие трубы, очень похожие на раструб патефона, и от этих раструбов в окопчик шли узкие шланги, на концах которых находились маленькие пластмассовые соски. Вставив эти соски себе в уши, «слухач» мог прослушивать воздух почти на десять километров. Если он слышал звук самолета, то подавал сигнал, для чего здесь же был установлен корабельный колокол рында. Если «слухач» слышал звук самолета, то звонил в рынду два раза, потом делал паузу и звонил еще два раза. Услышав колокольный звон «два по два», зенитчики занимали свои места по боевому расписанию.
Ну как? спросил Козовник, спустившись в этот окоп. Слышно что-нибудь?
Находящийся на наблюдательном пункте краснофлотец настолько превратился в слух, что даже не заметил появление командира батареи.
Дмитриев, Иван слегка тронул «слухача» за плечо, слышно что-нибудь?
А?.. Что? Не Тишина, товарищ лейтенант. Все это Дмитриев говорил, не отрываясь от дела, лицо его было сосредоточено. Я, если что, дам знать.
Учти, Василь, я на тебя сегодня очень надеюсь. Спать тебе нельзя, ты наши глаза и уши. А завтра дам тебе увольнительную в город.
Товарищ лейтенант, а можно мне увольнительную на целый день, но так, чтобы я пределы батареи не покидал?
Не понял лейтенант был слегка озадачен просьбой Дмитриева: обычно получив увольнительную, боец мчался в город так, что пятки сверкали, а тут «не покидать пределы батареи».
Да пущай меня считают, ну, как бы в увольнении, то есть, меня как бы нет, ну в общем, пусть меня не замечают и не трогают, а я буду отсыпаться. Думаю, до вечера отосплюсь.
Договорились, Иван улыбнулся, в девять сдаем дежурство, а с десяти и до нулей считай, что ты в увольнении.
Дмитриева как «слухача» Козовник очень ценил. Это при приеме нового пополнения в штабе не разобрались, и когда услышали профессию «настройщик роялей», со словами: «Ну вот только пианистов нам не хватало для полного счастья», направили «музыканта» к молодому командиру Козовнику. Дмитриев оказался просто кладом: он как настройщик роялей обладал тонким слухом, и порой именно этот тонкий слух выручал батарею на учениях. Однажды Дмитриев поразил всех, определив всего лишь по звуку высоту полета самолета.
Козовник снова вернулся на командный пункт. Часы показывали половину третьего ночи. Иван снова взялся за телефон. К удивлению командира батареи дозвониться удалось с первого раза.
Командир дивизиона Хижняк, услышал Иван в трубке.
Лейтенант Козовник. Товарищ капитан, так какие будут наши дальнейшие действия?
Дондрыт твою пуп амфидер! примерно такую фразу услышал Иван в ответ. Слушая витиеватые рулады Хижняка, Козовник боялся поднести трубку близко к уху, дабы не лопнули барабанные перепонки, ему казалось, что речевые обороты Хижняка слышны даже на улице. Наконец из трубки донеслось что-то более или менее похожее на литературную речь: Да вы там, что, сговорились сегодня все, что ли?! Ты уже не знаю какой по счету звонишь мне с одним и тем же: «Наши действия», «наши действия»! Ну пойми ты, Козовник, ну нет у меня никакой информации, я сам без малейшего понятия, что и где там происходит. Вся информация стекается к оперативному по полку, ему и звони. Вот он точно знает, что надо делать.
Командир дивизиона повесил трубку. Козовник, подумав, снова набрал номер.
Оперативный по полку Телегин, ответила трубка.
Лейтенант Козовник. Товарищ старший лейтенант, какие
Козовник! перебил Козовника Телегин. Ты, наверное, хочешь спросить, какие будут твои дальнейшие действия?
Так точно, а как вы
Это тебе наш хитромудрый Хижняк посоветовал мне позвонить? Телегин уже напоминал закипающий самовар. Он сказал, что у него нет никакой информации, так?
Так, а
И этот умник говорил, что вся информация стекается ко мне и я обстановкой владею лучше?! Так?! голос оперативного уже практически ничем не отличался от рева паровоза.
Так точно, а откуда
От попа Иуды!! взревел Телегин. Это чудило дивизионное неплохо устроилось: всех, кто ему звонит, он переадресовывает к оперативному по полку! Я завтра поймаю этого переадресата и устрою ему холодец с хреном!! Далее то, что пообещал сделать Телегин с Хижняком, заставило Козовника порадоваться, что он не на месте Хижняка. Немного успокоившись, оперативный продолжил: В общем, так, Козовник, если верить нашему Калмыкову, который тоже уже всех посылает куда подальше, с нашей стороны полетов пока не предвидится. Только в четыре утра с Куликова поля взлетит У-2. Так что увидишь в небе самолет смело можешь считать его вражеским. Вопросы есть?
Никак нет, товарищ старший лейтенант, вопросов нет.
Телегин отключился. Не прошло и минуты, как телефон зазвонил снова.
Командир батареи Козовник, Иван устало вздохнул, ему уже хотелось разбить аппарат о стену.
Козовник, это Хижняк, слушай сюда внимательно: если появятся какие-нибудь неизвестные самолеты, огонь не открывать! Возможна провокация. Как понял?
Да ёклмн!! вскипел Иван. Вы там определитесь уже! Телегин говорит, стрелять, вы говорите, не стрелять, черт вас всех разберет!
Что-о-о??? изумленно протянул Хижняк. Телегин приказал открыть огонь? Да это ж трибунал, да я ему Да он, что там, ополоумел?! Он так и сказал «открывать огонь»?
А вы у него сами спросите, ехидно улыбнулся Иван. Вот прямо сейчас позвоните ему и спросите. Он с таким нетерпением ждет вашего звонка
Некогда мне ему звонить, уклончиво ответил Хижняк. Так Телегин приказывал открывать огонь или не приказывал?
Телегин сказал, что любой неизвестный самолет я могу считать вражеским.
Фу-у-у-ух, у Хижняка вырвался вздох облегчения. Козовник, ты хоть разницу между «считать вражеским» и «открывать огонь» понимаешь? Да, этот неизвестный самолет может быть вражеским, но лететь с целью провокации. А у нас приказ товарища Сталина на провокации не поддаваться, тебе ясно?
Так точно, все ясно, товарищ капитан, есть на провокации не поддаваться. Только вы мне сегодня это уже который раз повторяете.
И еще сто раз повторю, если надо будет! И Хижняк отключился.
Иван вышел на свежий воздух. Голова уже шла кругом от различных приказов и распоряжений. Каждый вышестоящий начальник перестраховывается, без приказа сверху ничего не делает. Но ему-то, простому командиру зенитной батареи, от этого нисколько не легче. Козовник потер ладонями виски и кинул взгляд на часы: без десяти три. В черном небе уже начала появляться сероватость, ночь сдавала свои права, начинались утренние сумерки: как-никак самая короткая ночь в году.