Ирина, положила свою ладонь на рукоять серпа и требовательно постучалась в дверь.
Она распахнулась очень быстро. На пороге стоял, ссутулившись старик. На вид ему было лет пятьдесят, но залегшие, большие тени под глазами, прибавляли ему не меньше двадцати лет сверху. Седые волосы были растрёпаны, рубашка вся заляпана черными пятнами скверны, перемешанными с кровью. Не его кровью.
Он смотрел на Ирину глазами, полными отчаяния и великой скорби. Старик тоже знал, что сейчас должно произойти.
Это я позвал вас, тихо сказал он, отступая в сторону, давая Ирине и нам войти в его дом. Он мой сын я прошу вас дать ему достойную смерть.
Не тебе решать, старик, грубо отрезала Ирина.
Она всегда славилась прямолинейностью, которая граничила с жестокостью. За это ее и любила матушка Наталья. Любила еще и за то, что Ирина выполняла все ее поручения без лишних вопросов. Поэтому она стала старшиной в своем отряде и главой личных охранников Натальи. Ирина была частым гостем на своеобразных наказаниях, но, что меня больше всего удивляло, раньше она была непосредственным участником жестокого обращения: ее пороли так же, как и нас.
В маленький, бедной комнате, которая служила и столовой, и спальней, был только стол да печка. Спальное место было расположено в углу и огорожено потрепанными занавесками.
Вся комната была наполнена тяжелым запахом магии. Тяжелым, мускусным запахом разложения, который давил на тебя, раздражая слизистые носа и глаз, и вызывая рвотные позывы.
Я старалась дышать реже, чтобы прям здесь не попрощаться со съеденным завтраком.
Старик упал на колени перед Ириной, закрыв лицо руками и зарыдав навзрыд.
Умоляю вас Он шел ко мне попрощаться, молил он сквозь слезы, но Ирина была непреклонной.
Она кивнула головой, подавая нам знак, чтобы мы пошли и проверили, что происходит за занавесками.
Осторожно ступая, я отодвинула край ветхой ткани.
Молодой человек лежал на кушетке, укрытый стеганным, замусоленным одеялом весь в поту. Он вот-вот был на краю предсмертной агонии.
Под глазами залегли темные синяки, кожа принимала сероватый оттенок. Слипшиеся губы все потрескались и покрылись мелкими язвами. Он тяжело дышал и его тело, иногда содрогалось от сильного озноба.
Он открыл свои залитые веки и посмотрел на меня, почти пустыми покрасневшими глазами. Зрачки у него были расширенными, почти полностью закрывая его настоящий цвет глаз.
Я еще жив, хрипло выдавил он.
На вид ему было не больше двадцати пяти лет. Совсем еще молодой.
Ненадолго, ответила я и юноша понимающе и обреченно кивнул мне.
Я подошла ближе и откинула его одеяло, чтобы оценить степень заражения скверной.
Его ноги, до самого пояса уже все посинели и вздулись. Открывшиеся, ужасные язвы, сочились кровью, гноем и черной густой скверной, источая уже трупный смрад. Он умирал быстрее, чем это было обычнее при получении такого проклятия.
К моему горлу подступила тошнота, и я поспешно укрыла его одеялом, не в силах больше смотреть.
Ася стояла уже рядом и безразлично осматривала юношу так же, как и я минуту назад.
Ирина, окликнула она, возвращаясь к сестрам.
Я слышала тихое бормотание, еле различимое за рыданием старика, но решила не прислушиваться. Опустившись на колени перед кроватью, я положила ладонь на холодный, влажный лоб молодого человека. Он мучился от жуткой боли, я чувствовала это. Его жизнь стремительно уходила из него, оставляя только кромешную темноту пустоши Нави. Совсем скоро он перестанет различать людей, одержимый только смертью.
Богиня не оставит тебя, успокаивающе, сказала я, пытаясь хоть немного облегчить ему путь на ту сторону.
Юноша обессилено хмыкнул, понимая, что я лгу.
Ася вернулась поспешно, сразу падая на колени рядом со мной.
Ирина разрешила отправить его к богам спокойно, протараторила она.
Я не смогу сделать это сам выдыхая отозвался юноша, привлекая наше внимание.
Я кивнула Асе, давая понять, что мы думаем об одном и том же. Она встала, доставая серебряный кол, который передала ей Ирина и направила его острие, прямо в сердце молодого человека.
Я же сосредоточено, тихо, мелодично затянула ритуальную песнь, которая ненадолго, но все-таки могла забрать часть боли умирающего, давая ему спокойно уйти к богине. Я стала чувствовать его жар, его нестерпимую физическую боль, которую он стоически терпел, но продолжала петь, забирая больше.
И когда на его лице появилась облегченная улыбка, Ася навалилась всем телом на кол, который пронзил грудь юноши с противным хрустом и чавканьем. Все его тело начала бить судорога, но вскоре он обмяк и окончательно перестал дышать.
Я отдернула руку и отшатнулась от кровати, чуть не завалившись на спину от нестерпимой боли в груди, которая отдалась и мне в тот момент, как Ася пронзила ему сердце. Мое сердце бешено колотилось, сбивая и так редкое дыхание. Я начала задыхаться, в панике хватаясь за свое горло, раздирая ногтями кожу, словно пыталась содрать удавку.
Ася бросилась ко мне.
Ава, смотри на меня, Ава!! Все уже кончилось, она испугано прижимала меня к себе, пытаясь успокоить мой панический страх.
Наша возня привлекла внимание Ольги, которая обеспокоено откинула старый занавес и оттянула меня из крепких объятий Аси.
Что случилось?
Она не оборвала связь, когда я пронзила сердце, тихо протараторила Ася, уже крепко сжимая мои руки, чтобы я опять не начала раздирать свою шею.
Я сделала протяжный вздох, который отозвался в моем теле жарким огнем.
Ольга опустилась на одно колено рядом со мной, обхватив руками мое лицо. Ее руки были такими теплыми и успокаивающими, что я постаралась всеми силами сконцентрироваться на их нежности. Она всматривалась в мое лицо, пытаясь понять на какой стадии моя паника и нежно массировала мои виски своими большими пальцами.
Аврора, сконцентрируйся и смотри на меня. Смотри на меня! рявкнула она, еще сильнее сжимая мое лицо, когда я попыталась вырваться.
Боль нехотя отступала, давая мне возможность выровнять дыхание. Моя шея и спина взмокли от проступившего пота, после которого меня начала бить мелкая дрожь. Паника отступила, напоследок скручивая мой живот с такой силой, что держать в себе завтрак я уже не могла.
Мне нужно выйти! я подорвалась и выбежала прочь из дома, загибаясь на улице в позывах сильной рвоты.
Немного позже, собрав дубовый и березовый хворост в лесу, мы соорудили чуть дальше на просторной опушке, погребальный костер.
Старик, вместе со старшими сестрами, омыл тело своего сына, обернув его в белый саван и на санях, привез его на своеобразное лесное капище.
Другие жители деревушки не пришли, опасаясь распространения скверны, но нам это было только на руку, потому что толпа зевак могла очень сильно помешать в ритуальном сожжении.
Я видела, как еще сильнее поник старик, наблюдая за тем, как Ольга и Алёна возлагали тело на деревянное ложе. Он уже не рыдал, а молча, с глубокой скорбью наблюдал. У меня сжалось сердце. Очень сложно, когда родители переживают своих детей. Мне так хотелось забрать его боль себе, дать ему хоть какую-то надежду, но я не могла дать ему больше, чем уже дала, чтобы облегчить страдания его сына.
Костер разгорался, поднимая свои языки пламени все выше к нему.
Мы стояли чуть поодаль от него, давая возможность старику, без лишних свидетелей оплакать единственного сына, и тихо пели погребальную песню.
Уже после, когда от костра остались только обугленные поленья, Ирина подошла ко мне, грубо схватив за локоть. Она была зла, и я знала, что мой поступок не останется без наказанным.
Что ты творишь? гневно процедила она.