После четырех месяцев подготовки шесть заключенных совершили побег, а спустя три месяца на опушку леса выполз только один человек. Не вовремя подвернутая нога, схватка с рысью, потеря крови все это подорвало здоровье молодого человека, но не силу воли. Только благодаря сильному духу он сумел преодолеть последнюю пару километров и вый ти к железной дороге.
Прокрутив в голове вехи своей новой биографии, я сделал печальный вывод, что с моим побегом и политической статьей местные власти вполне могут поставить к стенке. От той жизни у меня осталось знание трех иностранных языков, а вот тем же в отношении других школьных предметов мне похвастать было нечем. Мой скудный набор знаний об этом историческом периоде заключался в следующем перечне: Первая мировая война, революция семнадцатого года, НЭП, Ленин, Сталин, Троцкий и пятилетки.
«В дополнение к этому продовольственные карточки, расстрелы, лагеря Нет, это не мое. Да тут и думать нечего. Надо вставать на ноги и катить в Европу», подвел я окончательный итог своим размышлениям.
Три раза в прошлой жизни мне доводилось валяться в госпиталях, и вот теперь новую жизнь мне пришлось начать с больничной койки. Наверное, это плохая примета, или для моей ситуации она стандартная? Впрочем, что досталось, с тем и жить будем, решил я и неожиданно для себя уснул. Проснулся уже от громкого голоса санитарки, которая выговаривала больному за испачканный пол.
Матвей Лукич, это что?! Я тебя, старый хрен, спрашиваю! Я что, нанялась за тобой убирать?!
Марфа Антоновна, побойся бога! Мне что, теперь до ветру сбегать нельзя?
Открыл глаза и зажмурился. Яркое солнце, отражаясь в приоткрытом окне, разбросало по всей палате множество солнечных зайчиков. Вместе с ощущениями тепла и свежести на меня как-то разом нахлынули различные запахи и звуки. Сначала достиг ноздрей резкий запах хлорки, смешанный с запахом подгоревшей пищи и табачного дыма. Где-то за окном выдала трель какая-то птичка. Вместе с ощущениями ко мне неожиданно пришло чувство чистой, почти детской радости, какая бывает у взрослого человека, который пережил тяжелую болезнь.
Скосил глаза и неожиданно встретился взглядом с полной пожилой женщиной в застиранном белом халате и белой косынке, из-под которой выбивались седые волосы. Ее глаза широко распахнулись:
Ох! Ужель очнулся, милый?!
После ее слов все, кто был в палате, вскочили на ноги и, подойдя к моей кровати, с нескрываемым интересом уставились на меня. Их было четверо. Один из них был невысоким лысым дедом с хитрым прищуром и седой, клочковатой бородой, другой крепкого сложения пожилой мужчина с широким лицом, третий, полная ему противоположность худая личность с усами, имевшая угловатые черты лица и желтоватый оттенок кожи. Четвертый пациент имел чисто выбритую голову и, в отличие от остальных, не имел никаких следов растительности, кроме бровей. В одном все четверо больных были схожи одеты в кальсоны и белые рубахи навыпуск.
Ты у нас кто будешь? первым поинтересовался дедок.
Егорий, хрипло ответил я и закашлялся.
Ой! Чей-то я стою! вдруг воскликнула толстуха. Оттолкнув здоровяка, загораживающего ей путь, метнулась к двери.
За фелшаром побежала, прокомментировал ее бегство дед, потом неожиданно спросил: Ты из какого скита, парень?
Название скита, в котором когда-то жил Иван, я знал, но говорить правду не собирался. Незачем им знать обо мне больше, чем я собирался рассказать, поэтому вместо ответа только насупился и промолчал. Наступила минута неловкого молчания, которая была прервана резко открывшейся дверью и появлением нового персонажа. В палату быстро вошел мужчина средних лет, имевший пенсне, ухоженные усы и бородку клинышком. Он один в один походил на врача старых времен, каким его показывали в кино. Вот только его интеллигентное лицо портили мешки под глазами. Добрые карие глаза смотрели с сочувствием и любопытством.
Очнулись, юноша? Это очень хорошо. Как вы себя чувствуете? Слабость? Боль?
Я не ответил, а вместо этого посмотрел на забинтованные руки, потом снова посмотрел на врача.
Где я? изобразил я только что очнувшегося человека.
В больнице, молодой человек. Как вас зовут?
Егорий, снова я повторил свое имя.
Егор, значит. Откуда ты? После короткого молчания, когда доктор понял, что ответа не будет, он поменял тему: Ну-с, молодой человек, давай будем тебя осматривать.
Минут десять он меня крутил, нажимал то там, то тут, затем задавал вопросы, на которые я однозначно отвечал.
Что я могу сказать? Могу тебя порадовать, Егор, ты идешь на поправку. Организм твой молодой, справится, правда, истощен сильно, но это дело поправимое.
В этот момент пришла медсестра и принесла лекарство порошки и стакан с водой.
Будете принимать это лекарство трижды в день, строго сказал доктор и отошел в сторону.
Женщина поставила на деревянную тумбочку блюдечко с бумажными пакетиками, а рядом стакан с водой. Развернула один из пакетиков и ловко сложила его вроде трубочки, затем поднесла к моему рту. Я недоверчиво посмотрел на доктора, на что тот одобрительно кивнул головой.
Давай, милай.
Я послушно открыл рот. Порошок отдавал едкой горечью. Женщина взяла стакан воды и протянула мне.
Пей, деточка.
С некоторым трудом сложил двоеперстие и перекрестил стакан и только после этого взял его в руку. Сделал я это автоматически, без внутреннего сопротивления, словно делал так всю свою сознательную жизнь. Сестра приподняла мне голову, и я сделал несколько глотков. Второй порошок проглотил по точно такой же схеме, после чего женщина забрала блюдечко и стакан и вышла из палаты. Вслед за ней ушел доктор. Мои соседи по палате, стоило прийти врачу, улеглись на свои кровати и теперь только время от времени бросали на меня взгляды.
Снова пришла сестра, поставила стакан воды мне на тумбочку, затем долго объясняла больничные правила.
Все понятно?
Все понял. Благодарствую, добрая женщина.
Женщине понравился мой ответ, это было видно по ее доброй улыбке, затем она ушла, но скоро вернулась с какой-то кашей-размазней и кусочком хлеба. После того как я поел, ушла окончательно. Только закрылась за ней дверь, как в меня снова вцепился дед с хитрыми глазами и сиво-пегой бородой, закрывавшей половину лица.
Так ты, мил человек, из каких будешь? Из Дубининского скита, что ли?
Не надо меня спрашивать, добрый человек. Все мое пусть при мне и останется, а Бог мне в этом судия.
Да не получится уже у тебя так, парень. Раз в мир вышел, значит, уже не спрячешься, а стало быть, открыт ты теперь для народа, неожиданно прикрутил философию к своим словам дедок.
С чего ты, Лукич, решил, что он старовер? спросил его крепкий мужчина.
Так видно же. Как по крестику нательному, да двуперстию и по разговору, снисходительно ответил ему старик.
Так, может, он сын поповский? возразил мужчина.
Макар, ты же слыхал, что он дважды поблагодарил Антоновну, но слово «спасибо» разве ей сказал?
Нет, и что с того?
Да потому что для староверов это запретное слово.
Чтобы придать больше веса его словам, я перекрестился и забормотал утреннюю молитву. Мужчина задумался на какое-то время.
То есть он хочет, как и раньше, жить сам по себе? Я правильно тебя понял? снова спросил он.
Хочет, но не получится. У нас же власть есть. Возьмет за шкирку и начнет трясти: кто ты да что ты, а потом определит твое место в жизни. И хорошо еще, если к стенке не поставит.
Ты, Лукич, не наговаривай на красную власть. Она видит людей насквозь: и кто нам друг, и кто враг.
Во-во! И так же делит людей, негромко буркнул худой мужичок, который до этого отмалчивался. Ты или за советскую власть, или враг. А если человек сам по себе жить хочет? То как?