Во время антракта Пел-Тенхиор сказал:
Еще пара поклонников Арвенеан пришла позже. Мер Ксенивар сидит в ложе напротив нас, а осмер Олчевар над нами.
Предполагаю, мер Ксенивар весьма богат?
Вы имеете в виду если он привлек внимание Арвенеан? Да, у него очень богатый отец, который выдает ему щедрое содержание, а кроме того, юноша весьма настойчив. Если кто-то из поклонников и был ею одержим, то это он.
Молодой мужчина-эльф в ложе у сцены разговаривал со своим спутником, который, судя по всему, приходился ему родным братом. У них были очень похожие черты лица, и они пользовались услугами одного портного.
Пел-Тенхиор продолжал:
Хотите, я представлю вас кому-то из них? Не всем этим господам я нравлюсь, но мы, конечно же, знакомы.
Благодарю, но не стоит. Это не то место, где мне хотелось бы их расспрашивать.
Понимаю, сказал Пел-Тенхиор, оглядывая оживленно болтающих зрителей. Этот зал совершенно не годится для важного разговора.
Они даже не отнесутся ко мне серьезно, подтвердил я.
Вероятно, благодаря присутствию Пел-Тенхиора, яростно строчившего в блокноте, я заметил кое-какие детали постановки «Осады Текхари», на которые прежде не обращал внимания. Например, артисты хора солдат-гоблинов не были загримированы черной краской, они просто облачились в черные плащи и шлемы. Укрепления Текхари изображала невысокая каменная декорация, но благодаря мастерству актеров, игравших офицеров и их жен, публика верила в то, что они стоят на крепостной стене, падение с которой смертельно. Костюмы были великолепны; глядя на них, я вспомнил гардеробную мин Шелсин.
После того как вражеские воины, залитые зловещим красным светом, оплакали гибель осажденных, занавес опустился, а артистов и режиссера несколько раз вызвали на поклоны, я еще некоторое время сидел и наблюдал за покровителями мин Шелсин, которые собирали вещи и готовились уйти. В ложу вернулся слегка запыхавшийся Пел-Тенхиор и выпалил:
О, превосходно, вы еще здесь!
Вам что-то нужно от меня?
Скорее, я хотел поинтересоваться, не нужно ли вам что-нибудь от меня. И он бросил на меня вызывающий взгляд. Я терпеть ее не мог, но не желал ей смерти. Если она была убита, я хочу, чтобы убийцу схватили. А если вы действительно намерены найти этого негодяя, я хочу знать, чем могу вам помочь.
Должно быть, мое лицо вообще ничего не выражало, потому что Пел-Тенхиор пробормотал:
Прошу прощения, если я оскорбил вас, отала, но я подумал
Нет-нет, вы меня вовсе не оскорбили, торопливо перебил я его. Откровенно говоря, я очень нуждаюсь в помощи. Просто ваши слова удивили меня.
Удивили? недоверчиво повторил он. Мне кажется, каждый хочет, чтобы убийц ловили, а справедливость торжествовала.
Многие предпочли бы, чтобы дело замяли и как можно быстрее забыли о нем.
Режиссер неодобрительно прижал уши к голове.
Тот, кто ведет себя подобным образом, позорит своих предков, заметил он.
Этой фразой он выдал возможно, невольно свою принадлежность к религиозному течению, весьма распространенному в Бариджане. Верующие почитали, наряду с богами, фигуру Праматери, Дакхдакхенмеро, которая, согласно их верованиям, покровительствовала роду. У каждой семьи была своя Дакхдакхенмеро.
Я с радостью приму любую помощь, заверил я Пел-Тенхиора. Во-первых, мне необходимо тщательно осмотреть ее комнату.
Отлично, сказал он. Я могу пойти с вами. Возможно, я знал ее лучше остальных. Пел-Тенхиор поморщился. Какая кошмарная эпитафия. Она ненавидела меня не меньше, чем я ее.
У нее были подруги? Или только покровители и хм коллеги?
Она водила дружбу с двумя девушками из канцелярии. Я не знаю их имен, но могу выяснить.
Я осторожно произнес:
Я должен буду поговорить со всеми вашими служащими.
Со всеми?
Единственный способ найти свидетеля, обладающего нужной мне информацией, это расспросить всех, кого только возможно.
Вашей службе не позавидуешь, заметил Пел-Тенхиор. Что ж, если вы не возражаете против того, чтобы заниматься этим постепенно, можете поговорить с артистами во время репетиций, когда они не на сцене. Здесь вы их точно найдете. Каждый рано или поздно появится в театре.
Хорошо, кивнул я. Когда вы сможете сходить со мной в пансион?
Утром, в любой день, когда вам удобно.
Утром?
Во второй половине дня у нас репетиции, пояснил он. Я должен быть в Опере. А в чем дело?
По утрам я жду просителей в своей конторе в Доме князя Джайкавы.
Наверное, это ужасно тоскливо.
«Иногда», едва не вырвалось у меня, но я вовремя сдержался.
В таком случае я приду к вам с петицией, решил Пел-Тенхиор. Странно выступать в роли ее родственника, но вся ее семья погибла во время эпидемии иардиты пять лет назад.
Вы достойны уважения.
Вы так считаете? Потому что я хочу помочь в поимке преступника?
Потому что вы намерены что-то предпринять. Как я уже сказал, в большинстве случаев близкие убитого хотят, чтобы проблема уладилась сама собой. Быть Свидетелем от имени жертвы убийства неблагодарное занятие. Оно бывает трудным и болезненным.
Он с интересом вглядывался в меня, навострив уши.
И все-таки вы продолжаете быть Свидетелем Мертвых.
Это мое призвание, объяснил я. Я пытался оставить службу, но мне стало еще хуже. Я влачил жалкое существование. Я не смог Я осекся, не в силах найти нужных слов.
Когда мне было пятнадцать, немного смущенно заговорил Пел-Тенхиор, и у меня начал ломаться голос, я лишился необыкновенного сопрано, и у меня остался ничем не примечательный баритон. Я хотел навсегда покинуть оперу в основном по причине уязвленной гордыни, но не сумел. Мне оставалось лишь попытаться найти другой путь в сад императрицы Кориверо, прошу прощения за вычурную метафору. Так что могу сказать, что я в какой-то степени вас понимаю.
Музыка это тоже призвание, сказал я.
Однако оно не идет ни в какое сравнение с призванием служить богу.
Я бы так не сказал, хотя многие прелаты не согласятся со мной. Однако, развивая вашу метафору, замечу, что Улис является божеством грез.
Его уши опустились, выдавая удивление и тревогу.
Мне не приходила в голову такая связь. Вы поэт, отала.
Я не был полностью уверен, что это комплимент. Наверное, он тоже смутился, потому что неожиданно деловитым тоном сказал:
Дом князя Джайкавы, верно? Встретимся там завтра в десять.
И он исчез за дверью, как кролик в норе. Лишь негромко щелкнул замок.
В ту ночь я не мог уснуть. Впрочем, это было неудивительно. Почти полная луна заливала город холодным ярким светом. Иногда во время бессонных ночей а их в моей жизни было немало я просто лежал в постели, обдумывая загадки, недавно предложенные мне просителями; иногда, смирившись с расходами на освещение, зажигал лампу и перечитывал один из купленных бульварных романов. Часто я одевался, выходил на улицу и прогуливался по местным кладбищам. Это были небольшие кладбища, принадлежавшие семьям или жителям квартала, непохожие на огромное безликое поле Ульваненси. За могилами и тропинками тщательно ухаживали; а поскольку местные боялись упырей (кстати, в таком большом городе, как Амало, страх был необоснованным и отдавал суевериями), я не встречал во время своих прогулок ни парочек, пришедших на тайное свидание, ни других бедняг, страдающих бессонницей. С тех пор как мер Урменедж пришел ко мне со своей просьбой, я использовал бессонные ночи для поисков могилы мин Урменеджен, но до сих пор все мои попытки были тщетными. Сегодня я отправился в соседний квартал на кладбище Улчорани, которое горожане содержали на свои деньги.
Улчорани было организовано довольно просто, без претензий на роскошь и изящество. Я ходил взад-вперед по дорожкам среди могил, читая при свете луны надписи на надгробиях. Я отметил, что имена были вырезаны четко и разборчиво и что ремесленник обладал интересной и узнаваемой манерой написания букв. Большинство коллективных кладбищ покровительствовало какому-то одному каменщику, иногда подписывая с ним контракт, чтобы обеспечить скорейшее выполнение работы.