Я знаю, уважаемый товарищ. Когда ваши части будут готовы?
Ну, я полагаю, через несколько дней!
Капитан наполнил из бутылки две ликерные рюмки на тонких ножках.
Прошу вас, уважаемый товарищ. Вам надо согреться! Настоящая цуйка.
Он поднял рюмку, глянул на просвет и опустошил ее маленькими глоточками.
Было бы лучше, если бы ваши части поторопились, произнес после этого румын. Мы ждали наступления русских еще девятого ноября. Но не дождались.
Вот увидите, капитан, возразил Бройер, вы его и не дождетесь!
Хотелось бы надеяться, уважаемый товарищ
На обратном пути Бройер сделал крюк, направившись к возвышенности к югу от Клетской. На перекрестке, там, где одна из дорог спускалась к Дону, дрожа от холода, под дождем топтался румынский часовой со стволом под мышкой, то и дело поглядывая в сторону севера. Поверх высокой грязно-белой шапки из овчины был нахлобучен стальной шлем, с края которого на плечи и спину тонкими ручейками стекала вода. Пестрая плащ-палатка, которую он накинул на шинель, придавала ему вид с особой любовью смастеренного огородного пугала. Заметив автомобиль, он размашистыми жестами дал понять, что проезд закрыт. Бройер вышел и начал подниматься вверх по склону, пока его взгляду не открылась лежащая к северу полоса обеспечения. На несколько сотен метров вперед земля была изрезана румынскими окопами. Все было тихо, залито дождем. Возвышенность плавно перетекала в лощину, в которой можно было разглядеть несколько крохотных домишек. Клетская! А за ней бледное русло, едва различимое в серости дождливого дня: Дон! Тихо извиваясь, он раскидывал рукава, пока еще не пускал А вон темные очертания в кажущейся нереальной дали это тот самый страшный лес. Холмы казались идеальным оборонным рубежом. Не было сомнений, что они доминировали над всей долиной; в ясную погоду с них открывался вид далеко вперед, на расположение вражеских частей. Черт его знает, как русские при такой расстановке умудрялись снабжать свои войска на южном берегу, да еще и наводить мосты!
В это время в Верхнюю Бузиновку прибыл новый командующий дивизией и тотчас изъявил желание познакомиться со штабом и офицерским составом подчиненных формирований, если таковые уже прибыли, в столовой, в непринужденной обстановке. Начальнику командного пункта капитану Факельману было приказано приготовить обильный ужин для плюс-минус сорока человек. Этот низкорослый резервист мастер не столько в военном деле, сколько в кулинарном принялся за дело со старанием и сноровкой; по мере сил его поддерживали трое ординарцев, которым такой способ несения службы был явно по душе. Вечером придел деревянного деревенского храма, служивший столовой, засверкал праздничными огнями многочисленных ламп и забелел кипельными скатертями. Генерал человек корпулентный, с красным одутловатым лицом появился в сопровождении подполковника Унольда, который по торжественному случаю был облачен в элегантный черный мундир танковых войск. Генерал поприветствовал каждого из собравшихся персонально, выслушал представления с именем и должностью и каждого одарил непродолжительным взглядом водянистых голубых глазок, тщетно пытаясь изобразить огонек. Затем он пригласил старших по званию присоединиться к нему во главе длинного стола; младшие офицеры заняли оставшиеся места. Бросалось в глаза, что среди них много молодых капитанов. Белобрысому, усыпанному веснушками капитану Зибелю, сложившему в бытность свою командиром роты под Волховом левую руку на алтарь отечества и с тех пор довольствовавшемуся грохочущим протезом, Рыцарским крестом Железного креста, должностью начальника тыла и ждущей его в светлом будущем благодарностью народа, было двадцать семь лет. Первому адъютанту дивизии капитану Энгельхарду и адъютанту командира дивизии капитану Гедигу, бодрому берлинцу с беличьими карими глазками, не было еще и двадцати пяти. Под воздействием белого бордоского вина быстро завязалась оживленная беседа. Преимущественно разговор вращался вокруг перемены блюд, которыми всех удивил капитан Факельман. Основным были печеночные клецки с отварным картофелем.
Поистине нежнейшие, дорогой Факельман, снисходительно заметил капитан Зибель. Это что же, тпрушечка?
Я бы не решился, господа, поспешил оправдаться толстяк Факельман.
А ведь это настоящий изыск! Вы, видно, и не знали, что лошадиная печень относится к числу величайших деликатесов? Даже для знаменитой брауншвейгской ливерной берется преимущественно печень жеребят.
На Зибеля устремились неуверенные, несколько заинтригованные взгляды. Он был известен как большой любитель приврать. Командир взвода полевой жандармерии капитан Эндрихкайт, неотесанный пруссак с густыми усами, протянул ординарцу тарелку, чтобы тот положил ему еще картошки, и обратился через стол к казначею:
Ну, коль поедете завтра к станции Чир затариваться, Циммерман, не забудьте захватить у крестьян с полдюжины кобылок! Колбасный пир закатим!
Но на этом их гастрономические излияния были прерваны. Постучав прибором по бокалу, генерал с трудом поднялся, прочистил горло, и раздался его дребезжащий голос.
Господа! Фюрер оказал мне честь, призвав встать во главе дивизии, которой под чутким руководством моего предшественника удалось снискать столь громкую славу. Я направлю все свои стремления на то, чтобы оправдать проявленное ко мне доверие и достойно продолжить традицию. От каждого из вас я ожидаю покорности, преданнейшего исполнения обязанностей и непоколебимой строгости к самому себе, к нашим солдатам и беспощадности к неприятелю. Само название нашей дивизии должно стать символом ужаса для злейшего врага-большевика. В этой священной войне против азиатских недочеловеков победа должна быть и будет нашей! Она стоит любой жертвы. Без нее в нашей жизни не будет никакой ценности. Итак за дело! Я призываю вас поднять со мной бокал за наше любимое германское Отечество и за Адольфа Гитлера, нашего верховного главнокомандующего и неповторимого фюрера!
За тостом последовало неловкое молчание. Бройер бросил взгляд на сидевшего напротив бледного лейтенанта Визе, который, поджав губы, едва качал головой.
Ну, будем! произнес капитан Зибель так, что слышали только соседи. Чую, нас впереди ждут славные времена.
Полковой адъютант обер-лейтенант фон Хорн направил на генерала свой монокль.
Спорю на ящик шампанского, прогнусавил он, что он в жизни танка изнутри не видел.
Танка? грубо прервал его командир противотанкового дивизиона капитан Айхерт, кадровый военный с двенадцатью годами службы за плечами. Да если он вообще Россию видел, я веник съесть готов. Как по мне, больно он попахивает эсэсовцем или полицаем!
Хихикнув себе под нос, капитан Факельман протер платком сверкающую лысину.
Признаюсь откровенно, господа, шепнул он, вареной на серебряном блюде да с лимоном во рту мне бы эта головешка нравилась куда больше!
Грянул хохот, на сидящих в конце стола начали коситься.
Я вас очень попрошу, господа, смутился капитан Энгельхард. Генерал еще с начала сорок второго командовал здесь сперва артиллерийским полком, а затем и дивизией не один месяц!
Энгельхард, не кипятитесь, пожалуйста, поспешил успокоить его Факельман. Увидим. Да и для Франции и его будет достаточно.
Для Франции? Все навострили уши.
Неужто вы еще не знаете, господа? засиял Факельман, ощутив в полной мере собственную важность. Действительно не знаете? Дивизию ведь переводят во Францию! В окрестности Гавра до Парижа рукой подать!