Если честно, ни я, ни она до этого момента не целовались ни с кем. В этот день наша связь усилилась, и мы долго еще не могли расстаться и оставить друг от друга, чтобы разойтись по домам.
В этом же месяце прошел мой семнадцатый день рождения, как и выпускные в школах. Я успешно сдал экзамены на поступление в вуз, и еще больше времени стал проводить с Каролиной. Просыпаясь с утра вновь и вновь, я умывался, чем-то быстро завтракал, иногда не завтракал, оставался голодный, одевался и выходил из квартиры с одной лишь мыслью Каролина! Писал смс и всегда получал положительные ответы, что она ждет с нетерпением и шлет поцелуйчики.
Я забывал о еде, даже и не хотелось. Я еще больше похудел, да так, что мои мышцы на животе стали отчетливо вырисовываться.
И вот в одно утро, я писал смс, что скоро буду, и с нетерпением ждал ответа. Но он не последовал. Я подумал, что возможно Каролина поздно уснула, и проспала. Я оделся как обычно, и выдвинулся в сторону ее дома. По пути заскочил в магазин, купив белую ромашку, и шарик воздушный. Я всегда так делал, запускал его потом в сторону ее окна.
Подойдя к дому, я как обычно запустил шарик с ромашкой, и позвонил ей, но телефон никто не взял. Мой страх начал нарастать, что могло же произойти. Вдруг она заболела, вдруг, что случилось в школе, или где-то еще. Вдруг телефон сломался, запасного у нее не имеется, иначе бы я о нем точно знал. Я нереально занервничал, впервые за последние годы я испытал такой холодящий в душе ужас. Зашел в уже знакомый холл, и сел на скамью, обитую зеленым бархатом и богатой золотой вышивкой. Мои мысли были стойкие, как солдаты. Я задумался. Казалось, что я похож на ту самую ромашку, которую так и не проводила своим взглядом из распахнутого окна, и так и оставили парить где-то там, в невесомости под палящим солнцем. Охранников я уже не напрягал, не интересовал, так как стал уже частым гостем данного заведения, они знали меня в лицо и смирились с моей персоной.
Прождав еще минут тридцать, мысленно перебирая ситуации в голове, что же могло случиться, я уже стал доходить до крайностей. Например, что Каролина меня разлюбила и уехала куда-нибудь. И тут я уже понял, что пора заканчивать и начать действовать. Я решил подняться сам на ее этаж и все разузнать. У охранников как раз в этот момент началась пересмена, и проходя мимо них в сторону лифта, я поздоровался с тем дядей, что в первый раз меня как раз впустил в этот дом. Я уже знал имя его, Робин Ричардсон. Он поздоровался со мной, и без натянутой любезной улыбки на лице, сказал, что меня как раз уже ждут. Странно, кто бы это мог быть, кто меня уже ожидает. Может это какой-то сюрприз?
Немного воодушевившись, я подбежал к лифту и вызвал его. Дверь его открылась сразу. Такое ощущение, что не только Каролина ожидает меня, но и лифт. Зайдя в кабинку, я набрал ее этаж. Сердце бешено колотилось от нетерпения и любопытства, и с другой стороны интуиция мне подсказывала, что что-то здесь нечисто, какой-то есть подвох. Пусть даже и сюрприз мне понравится, но он не входит в повседневную мою жизнь, я не так часто вообще получаю подарки.
Поднявшись на этаж, я вышел из лифта, и направился в сторону квартиры. Подойдя, затаил дыхание, и как бы взял паузу ненадолго, набрался смелости и постучал. Дверь квартиры Каролины открыла ее мама, Эвелина Генриховна. Она взглянула на меня с небольшим презрением. Ее узкое лицо было чем-то обеспокоено, брови были нахмурены, уголки губ опущены вниз, а маленькие и без того складочки губ, были сжаты красной полосочкой. Глаза как-то суетливо бегали по пространству, лишь только ее маленькие морщинки у внешних уголков глаз выдавали ее мягкий характер. Она уже была одета в деловой костюм черно-белого цвета, будто зебра. Было похоже, что она куда-то спешно собиралась, а я ее побеспокоил своим визитом, и она решила остаться.
Она пригласила меня войти в квартиру. Если бы не моя давняя любовь к стрессовым ситуациям, и выбросу адреналина, мое сердце уже давно бы разорвалось на части от напряжения. Я никогда не видел эту женщину в таком потерянном состоянии. Пройдя в квартиру, она попросила меня проследовать в кабинет отца Каролины. Ее губы в этот момент резко замерли, будто бы она сказала что-то не то, будто выдала какой-то серьезный секрет, или она чего-то сильно боялась и очень хотела избежать последствий настигаемого.
Что же я мог натворить? Оставалось мне лишь догадываться. Но назад пути уже не было, я прошел по большому, темному коридору вперед и открыл дверь. Там за рабочим столом сидел отец Каролины, Юлий Франценберг. Мужчина в возрасте, порядка лет шестидесяти, угрюмый, задумчивый. Видно, что серьезные разговоры подобного плана, какой сейчас произойдет, он проводит не в первый раз. Мимика его не выдавала ни капли волнения. Взгляд был тяжелым, и смотрел он на меня, будто вот-вот и я вспыхну как спичка. Пока он прожигал меня так взглядом, я вспомнил слова Каролины, что ее отец очень рассудительный и мудрый. Верилось в это сейчас с трудом, но я постарался себя не накручивать. В конце концов я пришел сюда не просто так, я хочу разобраться, куда дели от меня мою Каролину. Мама Каролины, кстати, это уже вторая его жена, и была младше его на лет двадцать.
Суровый и мудрый Юлий закрыл свой ежедневник, отодвинул свой стул от стола, выпрямился, и сказал:
Нас ждет серьезный разговор. Присаживайся. Взглядом он указал на один из шести стульев, которые стояли возле его рабочего стола. Я почувствовал себя сейчас в роли его подчиненного. Стол был тяжелый, видимо из дуба, стулья тоже были не маленькие. Кабинет вообще был похож больше не на личный рабочий, а больше на комнату для заседаний. Слушаться его и садиться за этот стол не хотелось, мне больше нравился крутой черный кожаный диван около стены напротив, куда я более намеревался присесть. Но вдруг я все же решил последовать его просьбе.
Я отодвинул массивный стул с венецианской резьбой на спинке, и уселся удобнее. Неудобный он жуть какой. Да и обстановка была так себе, напряженная, не привык я к подобным деловым разговорам, чувствовал я приближение беды. А мне очень хотелось держать всю ситуацию под своим контролем. Но вместо этого меня вынуждали чувствовать себя, будто какой провинившийся холоп, пришел на бичевание розгами.
Покрутив золотое перо меж пальцев, Юлий сказал:
Томить не буду, скажу сразу, чего я хочу. После более вальяжно, своим хрипатым басом, озвучил свое желание. Мне не нравится, что моя дочь общается с тобой. И если я раньше терпел это все, то теперь уже не имею такой возможности.
Какой же неприятный акцент на его этом «Я», вы бы знали Такое ощущение, что он не просто какой-то директор, или не просто отец Каролины, а какой-то военный, победивший и поработивший весь этот суетный мир. Паузу на раздумье он мне не давал, продолжил.
Вы были ранее детьми, и меня не интересовало ее общение со сверстниками.
«Ну-ну, будто сейчас у тебя есть до этого дело». Подумал быстро про себя я. Я продолжал аккуратно взвешивать его слова на весах моего безмерно справедливого и стремящегося вперед мира. Должен же я как-то оправдать себя перед гнетом чужого эго. И тут же его голос заткнул ход моих мыслей. Он видимо увидел, что слушать я его слушал, но на мгновение потерял все внимание и заметил некую мою отстраненность. Он рявкнул громко и четко произнес:
Теперь Каролину ждет большая взрослая жизнь. А что будет с тобой, мне неинтересно. С каждым словом он повышал интонацию, чтобы, наверное, до меня быстрее дошло, и я лишний раз не переспрашивал чего. Ты уже взрослый и тоже все поймешь. Мне такие родственники как ты не нужны. Ты портишь мою репутацию своим прошлым, и, насколько мне известно, ты не перестал заниматься битьем стекол до сих пор. Ты не богат, как бы мне хотелось, и у меня другие планы совершенно. Ты обязан перестать общаться с Каролиной сам. Я все равно в итоге сделаю так, чтобы не будете общаться более. Вы даже не увидитесь, ты понимаешь это? У меня хватит власти, чтобы пустить всю вашу семейку на дно, каждого Подумай, из-за тебя могут пострадать твои близкие Ты же ведь не хочешь этого?