– На волю! – продолжал кричать географ. – В пампасы! На волю!
Он лучше всех на свете знал, что такое воля. Он был географ, и ему были известны такие просторы, о которых обыкновенные, занятые скучными делами люди даже и не подозревают. Ему хотелось на волю, хотелось скакать на потном мустанге сквозь заросли.
В палату вошла молодая докторша с жалобными голубыми глазами и направилась прямо к Берлаге.
– Ну, как вы себя чувствуете, голубчик? – спросила она, притрагиваясь теплой рукой к пульсу бухгалтера. – Ведь вам лучше, не правда ли?
– Я вице-король Индии! – отрапортовал он, краснея. – Отдайте мне любимого слона .
– Это у вас бред, – ласково сказала докторша, – вы в лечебнице, мы вас вылечим.
– О-о-о! Мой слон! – вызывающе крикнул Берлага.
– Но ведь вы поймите, – еще ласковей сказала докторша, – вы не вице-король, все это бред, понимаете, бред ?
– Нет, не бред, – возразил Берлага, знавший, что первым делом нужно упрямиться.
– Нет, бред .
– Нет, не бред!
– Бред!
– Не бред!
Бухгалтер, видя, что железо горячо, стал его ковать. Он толкнул добрую докторшу и издал протяжный вопль, взбудораживший всех больных, в особенности маленького идиота, который сел на пол и, пуская слюни, сказал:
– Эн, ден, труакатр, мадмазель Журоватр.
И Берлага с удовлетворением услышал за своей спиной голос докторши, обращенный к санитару .
– Нужно будет перевести его к тем трем, не то он нам всю палату перепугает.
Два терпеливых санитара отвели сварливого вице-короля в небольшую палату для больных с неправильным поведением, где смирно лежали три человека. Только тут бухгалтер понял, что такое настоящие сумасшедшие. При виде посетителей больные проявили необыкновенную активность. Толстый мужчина скатился с кровати, быстро стал на четвереньки и, высоко подняв обтянутый, как мандолина, зад, принялся отрывисто лаять и разгребать паркет задними лапами в больничных туфлях. Другой завернулся в одеяло и начал выкрикивать: «И ты, Брут, продался большевикам ».Этот человек, несомненно, воображал себя Каем Юлием Цезарем. Иногда, впрочем, в его взбаламученной голове соскакивал какой-то рычажок, и он, путая, кричал: «Я Генрих Юлий Циммерман!»
– Уйдите! Я голая! – зарычалтретий. – Не смотрите на меня !Мне стыдно !Я голая женщина !
Между тем он был одет и был мужчинойс усами.
Санитары ушли. Вице-королем Индии овладел такой ужас , что он и не думал уже выставлять требования о срочномвозврате любимого слона, магараджей, верных наибов, а также загадочных абреков и кунаков.
«Эти в два счета придушат ! » – думал он ,леденея.
И он горько пожалел о том, что наскандалил в тихой палате. Так хорошо было бы сейчас сидеть у ног доброго учителя географии и слушать нежный лепет маленького идиота « Эне, бэнэ, раба, квинтер, финтер, жаба». Он спрятался за свою постель, ожидая нападения.Однако ничего особенно страшного не произошло . Человек-собака тявкнул еще несколько раз и, ворча, взобрался на свою кровать. Кай Юлий сбросил с себя одеяло, отчаянно зевнул и потянулся всем телом. Женщина с усами закурил трубку, и сладкий запах табаку«Наш кепстен» внес в мятежную душу Берлаги успокоение.
– Я вице-король Индии ! – заявил он ,осмелев.
– Молчи, сволочь! – лениво ответил на это Кай Юлий. И с прямотой римлянина добавил: – Убью! Душу выну!
Это замечание храбрейшего из императоров и воинов отрезвило беглого бухгалтера. Он спрятался под одеяло и, грустно размышляя о своей полной тревог жизни, задремал.
Утром сквозь сон бухгалтерБерлага услышал странные слова:
– Посадили психа на нашу голову. Так было хорошо втроем ивдруг... Возись теперь с ним! Чего доброго, этотвице-король всех нас перекусает.
По голосу Берлага определил, что слова эти произнес Кай Юлий Цезарь. Через некоторое время, открыв глаза, он увидел, что на него с выражением живейшего интереса смотрит человек-собака.
«Конец, – подумал вице-король, – сейчас укусит ».
Но человек-собака неожиданно всплеснул руками и спросил человечьим голосом:
– Скажите, вы не сын Фомы Берлаги?
– Сын, – ответил бухгалтер и, спохватившись, сейчас же завопил: – Отдайте несчастному вице-королю его верного слона!
– Посмотрите на меня, – пригласил человек-дворняга. – Неужели вы меня не узнаете?