Все дело сварганил шурин. Он достал книжку о правахи привычках душевнобольных, и, после долгих споров, из всех навязчивых идей был выбран бред величья .
– Тебе ничего не придется делать, – втолковывал шурин, – ты только должен всем и каждому кричать в уши: «Я Наполеон!» или «Я Эмиль Золя!». ИлиМагомет, если хочешь !
– А вице-королемИндии можно? – доверчиво спросил Берлага.
– Можно, можно !Сумасшедшему все можно !Значит ,вице-король Индии?
Шурин говорил так веско, словно бы по меньшей мере состоял младшим ординатором психбольницы . На самом же деле это был скромный агент по распространению роскошных подписных изданий Госиздата, и от прошлого коммерческого величия в его сундучке сохранился только венский котелок на белой шелковой подкладке.
Шурин побежал к телефону-автоматувызывать карету, а новый вице-король Индии снял толстовку, разодрал на себе мадаполамовуюсорочку и на всякий случай вылил на голову бутылочку лучших копировальных железисто-галлусовых чернил 1гокласса. Потом он лег животом на пол и, дождавшисьсанитаров, принялся выкрикивать:
– Я не более как вице-король Индии! Где мои верные наибы, магараджи, мои абреки, мои кунаки, мои слоны?
Слушая этот бред величия, шурин с сомнением качал головой. На его взгляд, абреки и кунаки не входили в сферу действийиндийского короля. Но санитары только вытерли мокрым платком лицо бухгалтера, измазанное чернилами 1гокласса, и, дружно взявшись, всадили его в карету. Хлопнули лаковые дверцы, раздался тревожный медицинский гудок, и автомобиль умчал вице-короля Берлагу в его новые владения.
По дороге больной размахивал руками и что-то болтал, не переставая со страхом думать о первой встрече с настоящими сумасшедшими. Он очень боялся, что они будут его обижать, а может быть, даже побьют .
Больница оказалась совсем иной, чем представлял ее Берлага. В длинном светлом покое сидели на диванах, лежали на кроватях и прогуливались люди в голубоватых халатах. Бухгалтер заметил, что сумасшедшие друг с другом почти не разговаривают. Им некогда разговаривать. Они думают. Они думают все время. У них множество мыслей, надо что-то вспомнить, вспомнить самое главное, от чего зависит счастье. А мысли разваливаются, и самое главное, вильнув хвостиком, исчезают. И снова надо все обдумать, понять наконец, что же случилось, почему стало все плохо, когда раньше все было хорошо.
Мимо Берлаги уже несколько раз прошел безумец, нечесаный и несчастный. Охватив пальцами подбородок, он шагал по одной линии отокна к двери, от двери к окну, опять к двери, опять к окну. И столько мыслей грохотало в его бедной голове, что он прикладывал другую руку ко лбу и ускорял шаги.
– Я вице-король Индии! – крикнул Берлага, оглянувшись на санитара.
Безумец даже не посмотрел в сторону бухгалтера. Болезненно морщась, он снова принялся собирать мысли , разбежавшиеся от крикаБерлаги. Но зато к вице-королю подошел низкорослый идиот и, доверчиво обняв его за талию, сказал несколько слов на птичьем языке.
– Что? – искательно спросил перепугавшийся Берлага.
– Эне, бэнэ, раба, квинтер, финтер, жаба, – явственно произнес новый знакомый.
Сказавши «ой», Берлага отошел от идиота подальше . Произведяэту эволюцию, он подошел вплотнуюк человеку с лимонной лысиной. Тот сейчас же отвернулся к стене и опасливо посмотрел на бухгалтера.
– Где мои магараджи? – спросил его Берлага, чувствуя необходимость поддержать репутацию сумасшедшего.
Но тут человек , сидевший на кровати в глубине покоя, поднялся на тоненькие и желтые, как церковные свечи, ноги и страдальчески закричал:
– На волю! На волю! В пампасы!
Как Берлагаузнал впоследствии, в пампасы просился старый учитель географии, по учебнику которого в свое времяюный Берлага знакомился с вулканами, мысами и перешейками. Географ сошел с ума совершенно неожиданно: однажды он взглянул на карту обоих полушарий и не нашел на ней Берингова пролива. Весь день старый учитель шарил по карте. Все было на месте: и Ньюфаундленд , и Суэцкий канал, и Мадагаскар, и Сандвичевы острова с главным городом Гонолулу, и даже вулканыПопокатепетль, а Берингов пролив отсутствовал. И тут же, у карты, старик тронулся. Это был добрый сумасшедший, не причинявший никому зла, но Берлага отчаянно струсил. Крик надрывал его душу.