Довольно долгое время спустя знойный сквозняк принес с собой едкий, до боли знакомый запах. Столь часто похвалявшийся безупречной памятью, я двинулся дальше, вынюхивая дорогу, словно ищейка-браше, и так едва не вопя от восторга при мысли о знакомых местах после долгих странствий во мраке, пустоте и безмолвии, казалось, прошел не менее лиги.
Увидев вдали проблеск неяркого света, я вправду не сумел сдержать торжествующего вопля. За многие стражи блужданий во чреве корабля глаза мои настолько привыкли к темноте, что, при всей слабости этого проблеска, я сумел разглядеть и неугомонный пол под ногами, и замшелые стены вокруг и, спрятав нож в ножны, помчался вперед во всю прыть.
Вскоре я оказался среди округлых клочков земли, служивших средой обитания примерно сотне зверей. Запах привел меня в зверинец, где содержали аппортов, а свет мерцал в загородке, отведенной одному из них. Подойдя ближе, я обнаружил внутри того самого косматого зверька, которого помог изловить. Зверек стоял на задних лапах, опершись передними о незримую ограду, не позволявшую ему улизнуть. Вдоль брюха его мелкой рябью бежали вверх сполохи фосфорического сияния, а ярче всего светились передние лапки, удивительно похожие на человеческие ладони. Стоило мне заговорить с ним, точно с любимым котом по возвращении из долгого путешествия, зверек совершенно по-кошачьи обрадовался моему появлению прижался мохнатым телом к невидимой стене, замяукал, не сводя с меня молящего взгляда.
Однако в следующий же миг он обнажил крохотные клыки в злобном оскале, сверкнул глазками, точно демон. Испуганный, я бы отпрянул назад, но чья-то рука обхватила со спины мою шею, а к груди моей молнией метнулся стальной клинок.
Перехватив запястье убийцы, я удержал острие ножа в каком-то пальце от тела, напряг все силы, присел и перебросил напавшего через голову.
Меня считают человеком довольно сильным, но противник оказался слишком силен. Поднять его мне удалось без труда здесь, на борту корабля, я легко поднял бы дюжину человек, однако его ноги сомкнулись на моем поясе, будто медвежий капкан. Не сумев сбросить его, я вместе с ним рухнул наземь и судорожно извернулся, уклоняясь от нового удара ножом.
И тут напавший завопил от боли, причем прямо над моим ухом.
Упав, мы откатились внутрь вольера, и косматый зверек немедля вонзил зубы в его запястье.
VII. Смерть при свете
К тому времени, как я, опомнившись, поднялся на ноги, убийцы и след простыл. В границах владений моего косматого друга остались лишь несколько пятен крови, казавшейся почти черной при свете золотой свечи. Сам зверек сидел, в странно человеческой манере подогнув под себя задние лапы, старательно вылизывая передние и приглаживая ими шелковистую шерсть вокруг пасти. Фосфорический свет, испускаемый его брюхом, угас.
Спасибо тебе, сказал я, и зверек, услышав мой голос, вопросительно склонил голову на сторону.
Нож убийцы остался лежать совсем рядом. Довольно длинный, неуклюжий на вид «боло» с широким лезвием и изрядно потертой рукоятью из какого-то темного дерева, он, по всей вероятности, принадлежал простому матросу. Пинком отшвырнув нож, я извлек из глубин памяти образ руки нападавшего все, что, пусть мельком, успел разглядеть. Мужская, широкая, крепкая, грубая но никаких особых примет. Жаль, жаль: отсутствующий палец, а то и два тут бы вовсе не помешали, хотя, возможно, недавняя схватка стоила ему чего-то подобного ведь укусил его зверек от души.
Матрос с серьезной раной от укуса Неужели он так долго шел за мной в темноте, преодолев столько трапов и галерей, столько извилистых коридоров? Навряд ли. А если так, значит, он набрел на меня случайно и немедля воспользовался представившейся возможностью. Опасный человек Пожалуй, лучше всего отыскать его как можно скорее, не дожидаясь, пока он, опомнившись, не выдумает какой-нибудь сказки в объяснение, где и как повредил руку. Узнав, кто он таков, я сообщу о его проделках корабельным офицерам, а если на это не окажется времени или офицеры ничего не предпримут, покончу с ним сам.
Подняв над головой золотую свечу, я двинулся к трапу, ведущему в сторону кубриков. Планы рождались в голове куда быстрей, чем я шел. Офицеры да тот же капитан, упомянутый погибшим стюардом распорядятся привести мои апартаменты в порядок или отведут мне новые. Я велю выставить у дверей вооруженную охрану, не столько ради защиты собственной персоны (так как не собираюсь оставаться там дольше, чем требуют приличия), сколько затем, чтоб у врагов появилась новая цель, а затем
Не успел я перевести дух, как все лампы вокруг разом ожили. При свете я смог разглядеть под ногами металлический трап без опор. Вдали сквозь черный ажур трапа виднелись зеленые с желтым земли вивария. Справа неяркие, мутные огни ламп терялись в перламутровой дымке тумана; по левую руку влажно, словно темная гладь перевернутого набок горного озерца, поблескивала далекая черно-серая стена. Наверху вполне могло не оказаться вообще ничего, кроме туч в кольце кружащего по небу солнца.
Однако продолжалось все это не дольше одного вздоха. Откуда-то издалека донеслись крики матросов, привлекающих внимание товарищей к некоему обстоятельству, которого ни в коем случае нельзя упустить, и лампы угасли. Окутавший все вокруг мрак казался много ужаснее прежнего. Стоило мне одолеть сотню ступеней, свет вспыхнул опять, заморгал, будто все лампы до единой выбились из сил не меньше, чем я сам, и угас снова. Тысяча ступеней, и огонек золотой свечи съежился до синеватого пятнышка. Чтобы сберечь остаток горючего, пришлось продолжить подъем в темноте.
Вероятно, все дело было лишь в том, что я, покинув недра корабля, поднялся к самой верхней из палуб, удерживающих воздух внутри, однако вокруг изрядно похолодало. Тогда я решил разогнать кровь и согреться, прибавив скорости, но обнаружил, что быстрей подниматься вверх не могу. Мало этого, в спешке я оступился, и нога, вспоротая безвестным асцианским пехотинцем во время Третьей Орифийской Баталии, едва не увлекла меня в могилу.
Некоторое время я опасался, что могу не узнать яруса, где находится моя каюта и каюта Гунни, однако без колебаний свернул с трапа, всего на миг зажег золотую свечу и услышал скрип петель отворившейся двери.
Закрыв дверь, я отыскал свою койку и лишь после этого почувствовал, что рядом есть кто-то еще. На оклик непрошеный гость отозвался, и я немедля узнал в нем Идаса, того самого матроса с необычайно белыми волосами. В его голосе явственно слышались нотки страха пополам с любопытством.
Что ты здесь делаешь? спросил я.
Тебя жду. Я я надеялся, что ты придешь. Сам не знаю, отчего, но мне показалось, что долго ждать не придется. Внизу, с остальными, я тебя не видал.
Я промолчал.
Ну, за работой, пояснил Идас. Поэтому тоже улизнул от всех и пришел сюда.
В мою каюту. А ведь замок не должен был тебя впускать.
Отчего? Ты же ему этого не запретил. Я тебя описал, а меня замок, понимаешь ли, знает. Моя каюта тоже здесь, совсем рядом. Вдобавок я ни словом ему не соврал. Сказал, что просто хочу дождаться тебя.
Впредь прикажу ему не пускать за порог никого, кроме меня, буркнул я.
Но для друзей-то надо бы исключение сделать.
Посмотрим, ответил я, однако на самом деле подумал, что уж ему-то в «исключениях» не бывать. Вот Гунни дело другое.
У тебя есть свет. Может, зажжешь? При свете уютнее.
Откуда ты знаешь, что есть?
Когда дверь отворилась, снаружи на миг вспыхнул свет. Это ведь ты его зажигал, верно?
Я кивнул, но тут же сообразил, что в темноте этого не разглядеть, и ответил: