3. Логика производства уступает место логике спекуляций, а финансиализация экономики становится порочной
Финансовый монопольный капитал является высшей и наиболее абстрактной формой капитала в силу своей свободы от физической формы и высокой степени гибкости и спекулятивности. Если его не регулировать, то он очень подвержен отклонению от целей развития промышленности страны. В 1970-х годах, с упадком кейнсианства и приходом неолиберализма, в финансовом секторе начался процесс дерегулирования, и основные силы, регулирующие финансовый рынок, переместились от государства к рынку. Фундаментальная сила, регулирующая финансовые рынки, переместилась от правительства к рынку. В США администрация Рейгана приняла Закон о дерегулировании сберегательных учреждений и денежном контроле в 1980 году, который дерегулировал процентные ставки по вкладам и кредитам до 1986 года, когда процентные ставки были полностью либерализованы, и Закон о межгосударственном банковском обслуживании и эффективности межгосударственных отделений Риггса-Нила в 1994 году, который полностью снял территориальные ограничения на деятельность банков и позволил им работать через границы штатов, расширяя конкуренцию среди финансовых учреждений. В 1996 году был принят Закон о совершенствовании национального рынка ценных бумаг, значительно дерегулировавший отрасль ценных бумаг, а в 1999 году был принят Закон о модернизации финансовых услуг, полностью отменивший почти 70-летнюю систему разделения бизнеса. Сторонники финансовой либерализации первоначально утверждали, что благодаря дерегулированию финансовых институтов и рынков правительство сможет еще больше повысить эффективность распределения финансовых ресурсов и лучше использовать роль финансов в стимулировании экономического роста. Однако, как только ящик Пандоры финансовой либерализации будет открыт, финансовый капитал будет подобен дикой лошади, сорвавшейся с поводка и просто неуправляемой. Чрезмерная финансиализация неизбежно приведет к виртуализации экономической деятельности и бурлению виртуальной экономики. За последние 30 лет рост финансового капитала сопровождался непрерывным процессом «деиндустриализации». Из-за отсутствия возможностей для продуктивных инвестиций финансовые ресурсы постепенно ушли из реальной экономики, в результате чего избыточный капитал стал самовозрастающим, чрезмерно раздутым и порочным в виртуальной экономике. С одной стороны, денежный поток крупных корпораций сместился от инвестиций в основной капитал к финансовым инвестициям, а прибыль все чаще получалась от финансовой деятельности. В период между 1982 и 1990 годами почти четверть частных инвестиций в реальный сектор экономики в основные средства переместилась в финансовый сектор, страхование и недвижимость[118]. Например, Wal-Mart, крупнейший в мире розничный продавец продуктов питания, запустил фонд прямых инвестиций на сумму 25 миллионов долларов. А после дерегулирования финансовой сферы в 1980-х и 1990-х годах некоторые супермаркеты стали предлагать населению все больший ассортимент финансовых продуктов, включая кредитные и предоплаченные дебетовые карты, сберегательные и расчетные счета, программы страхования и даже ипотечные кредиты на жилье[119]. Некоторые руководители предпочитают использовать свою прибыль для выкупа акций компании, чтобы повысить цену акций и, соответственно, свою зарплату, а не для погашения задолженности или улучшения финансовой структуры компании. Согласно статистике, 449 компаний из списка S&P 500, зарегистрированных в 20032012 годах, потратили в общей сложности 2,4 триллиона долларов США на приобретение собственных акций, что составило 54 % от общей прибыли, а еще 37 % было поглощено дивидендными бонусами[120]. В 2006 году выкуп акций нефинансовыми компаниями в США составил 43,9 % от расходов на инвестиции в нежилой сектор[121]. Во-вторых, финансовый сектор доминирует в распределении прибавочной стоимости в нефинансовом секторе. Все большая доля прибыли нефинансового корпоративного сектора использовалась для выплаты дивидендов и бонусов. В период с 1960-х по 1990-е годы коэффициент выплаты дивидендов (отношение дивидендов к скорректированной прибыли после уплаты налогов) в корпоративном секторе США значительно вырос: в среднем он составлял 42,4 % в 1960-е годы, 42,3 % в 1970-е годы и никогда не опускался ниже 44 % в период с 1980 по 1989 год. В 1989 году, в то время как общая прибыль компании упала на 17 %, общая сумма дивидендов выросла на 13 %, а коэффициент выплаты дивидендов достиг 57 %[122]. Накануне финансового кризиса в США в 2008 году чистые дивидендные выплаты как процент от чистой прибыли после уплаты налогов достигли примерно 80 % от конечного распределения капитала компании[123]. В-третьих, чрезмерный бум виртуальной экономики полностью отошел от способности реальной экономики поддерживать ее. Стагнация и сокращение реальной экономики и чрезмерное развитие виртуальной экономики идут рука об руку друг с другом, и в определенной степени они также демонстрируют порочную тенденцию способствовать друг другу. С одной стороны, реальная экономика полагается на ложную покупательную способность, созданную раздутыми пузырями активов и растущими ценами на них, для реализации своей стоимости. Поскольку разрыв между богатыми и бедными продолжает увеличиваться, а неравенство углубляться, финансовые институты при поддержке правительства вынуждены полагаться на широкий спектр финансовых инноваций для поддержки овердрафтного потребления жителей и диверсификации финансовых рисков; с другой стороны, огромные прибыли и эффект богатства, порожденные инновациями производных финансовых продуктов и надуванием пузырей активов, привлекут еще больше инвесторов в виртуальную экономику. Движимые монопольной прибылью, создается широкий спектр производных финансовых продуктов под самыми разными названиями. Инновации финансовых продуктов также могут удлинять долговые цепочки и передавать финансовые риски. Так, например, обстоит дело с секьюритизацией субстандартных ипотечных кредитов, которые упаковываются слоями, чтобы якобы повысить кредитный рейтинг, но на самом деле передают высокие риски другим. Торговля финансовыми продуктами все чаще осуществляется в отрыве от производственной деятельности и даже может не иметь с ней никакой связи, являясь полностью игровой операцией.
III. Доллар и монополия на интеллектуальную собственность
В.И. Ленин отмечал: «Для старого капитализма, где свободная конкуренция полностью господствует, типичным является экспорт товаров. Для новейшего капитализма, где господствует монополия, это, как правило, вывоз капитала»[124]. После Второй мировой войны углубление и совершенствование международного разделения труда привело к тому, что все больше слаборазвитых стран и регионов включились в глобальную экономическую сеть. На первый взгляд кажется, что модель глобальной производственной сети позволяет каждой стране и каждому предприятию использовать свои сравнительные преимущества, и даже наименее развитые страны могут опираться на свою дешевую рабочую силу и преимущества в ресурсах, чтобы участвовать в международном разделении труда и сотрудничестве и получать максимальные выгоды. Однако реальным мотивом монопольного капитала является конкуренция за выгодные торговые площадки и получение высоких монопольных прибылей. В частности, международный обмен был крайне неравноценным из-за гегемонии доллара США и монополии на права интеллектуальной собственности. Видно, что если старый империалистический период характеризовался экспортом капитала в целом наряду с экспортом товаров и как его особенность, то новый империалистический период характеризуется экспортом долларов и интеллектуальной собственности наряду с экспортом товаров и капитала в целом и как его особенность. Определенная в терминах монополии доллара и интеллектуальной собственности, третья особенность нового империализма характеризуется гегемонией доллара и монополией интеллектуальной собственности, создавая неравное международное разделение труда и Поляризованная глобальная экономика и распределение богатства. Это определяется в терминах «государство-капитал», «капитал-труд», «капитал-капитал» и «государство-государство». «Доминирующая власть транснационального монополистического капитала и неоимпериализма еще больше укрепилась в условиях экономической глобализации и финансовой либерализации.