Мой туман слегка светился и тек, словно кровь в теле. Когда я двигал рукой, моя форма растягивалась и дрожала, подобно огню свечи на ветру. Мои раны в груди казались чуть белее, чем остальное тело; я предположил, что так же выглядит и шея. Я потрогал их, но боли не почувствовал, даже когда палец наполовину исчез в грудной клетке.
Когда этот осмотр стал мне невыносим, я попытался заснуть, но оказалось, что сон роскошь, которая доступна только живым. Поэтому я, как и любой человек, оказавшийся в таких жутких обстоятельствах, стал размышлять о том, что мне следовало сделать по-другому.
Я заново прокрутил в голове всю погоню, проклиная себя за то, что не свернул тут налево, а там направо. Я изобретал хитроумные приемы, с помощью которых можно было направить нож нападавшего на него самого. Я сочинял остроумные реплики, которые мог произнести перед своей кончиной. Я даже думал о том, как бы я рассказал о встрече со смертью своему таинственному работодателю из Небесной Иглы. Все это отвлекало и утешало меня. Поначалу.
Человек, мечтающий изменить прошлое, всегда будет видеть себя лишь результатом событий, которые могли бы произойти. Страстное желание и тоска ничего не меняют в настоящем. Каждый раз, когда я поднимал взгляд, то видел себя в мрачной камере, за решеткой, сдвинуть которую я не мог; компанию мне составляли только восемь призраков, а чтобы развлечься, я мог лишь трогать свою перерезанную глотку. Мое существование в данный момент было, мягко скажем, жалким. Вот так я провел несколько часов, превращая идеальное знание о прошлом в пыточный инструмент.
Спаси нас. В моей памяти снова всплыл бредовый посмертный сон. Я решил, что он был вызван либо потерей крови перед смертью, либо каким-то безумием, которое неразрывно связано с колдовским ритуалом.
Дело вот в чем: не было ни одного бога, который мог бы меня спасти. Такова истина. Будь здесь боги, я бы немедленно взмолился, чтобы они меня спасли, я бы упал ниц и выл, обращаясь к небесам. Боги умерли в тот самый день, когда по миру стали бродить первые мертвецы, и какие-то гении-аркийцы научились их порабощать. Зачем уповать на милость богов и жертвовать деньги жрецам, если до загробной жизни можно дотянуться, и она, светящаяся, стоит перед тобой? Нет религии, нет и чувства вины. Нет непостижимых сил, которые хранят ключи от бессмертия. Ты можешь просто его взять: для этого нужно просто умереть в смятении и не дать другим захватить твое тело, пока ты не овладеешь им сам. Рабство. Что еще может случиться, если власть над смертью получают люди?
Тяжесть ситуации раздавила меня. Я снова подумал о тонкой грани между жизнью и смертью. Когда ты жив, она пропасть, в которую легко соскользнуть. Когда ты мертв, это отвесная скала, за которую невозможно ухватиться.
Борясь с желанием заскулить, я занялся тем, что получалось у меня лучше всего: стал разбирать свои проблемы на части. Я знал, что у меня, мертвеца, осталось только два желания получить свободу и свершить правосудие над Темсой.
Величайший город в мире, может, и дикий, но в нем тоже действуют законы. Аркийская империя общество, в котором твое положение зависит от того, сколько у тебя теней. Их драгоценный «Кодекс» регулирует все аспекты торговли призраками, и его правила довольно строги просто аркийцам не хватало сил или желания следить за их выполнением. «Кодекс» система, а с каждой системой можно работать. Именно она покарает этих душекрадов. Да, мне понадобятся сила и терпение, но я смогу отомстить и продолжу быть чем-то. По крайней мере, новой формой меня.
Мертвым мной.
Я подавил рыдание, закрыв рот сияющей ладонью.
Глава 4. Оазисы
Тень, которая желает заявить о прошлом незаконном или неправильном порабощении, может сделать это лишь в том случае, если она свободна или если получила разрешение у своего текущего хозяина. Тень может обратиться в Палату Кодекса, и если там ее заявку сочтут заслуживающей доверия, тогда она должна представить улики, после чего и, возможно, будут проведены слушания. Если будет доказано, что слова тени соответствуют истине, а изначальный продавец тени признан виновным в незаконном порабощении, этот продавец будет забит камнями до смерти.
ПОПРАВКА: В настоящее время на рассмотрение дела отводится три года.
«Кодекс порабощения», статья 7, параграф 2
У пустыни есть один подлый трюк днем в ней царит жара, а ночью холод. Колени женщины наполовину обледенели, ступни онемели, превратились в обрубки. Хотя изо рта у нее вырывались клубы пара, усилия, которые она прикладывала, чтобы тащить труп, совсем ее не согревали и едва отвлекали ее от мучительного холода в груди.
Луна, похожая на череп, поленилась выйти и сейчас пряталась за горизонтом, поэтому сегодня ночью женщину омывал только свет звезд. Глядя на созвездия, она бормотала их древние названия на языке Красса. Даже сейчас, прожив столько лет в Арке, она их не забыла.
Мамил-Бродяга.
Крюк Утроса.
Разрушенная Пирамида.
Сотис.
И пять Бессмертных звезд, окруживших Неподвижную звезду, которые указывали путь на север, в Аракс.
В этот долбаный город.
Женщина снова встревожилась. После захода солнца ей не давали покоя шепчущие голоса. Каждый раз, когда ветерок принимался стонать в дюнах, каждый раз, когда во тьме раздавался хриплый крик, ее одолевали сомнения. Женщина обернулась, чтобы проверить, следует ли за ней призрак, и увидела его белые глаза, пылающие злобой.
Время и Догматы были не на ее стороне. По правилам волшебного порабощения, ей нужно за тридцать четыре дня добраться до Аракса и зачаровать его тело в Великом колодце Никса. Разумеется, никакой другой ей не подойдет. Загнав лошадь, она уложится за тридцать. Четыре дня: невероятно ограниченное пространство для маневра. Если она опоздает, призрак уйдет в пустоту, исчезнет, а с ним пропадет и шанс его зачаровать. Над его задыхающимся, истекающим кровью телом она обещала, что этого не произойдет, а сейчас она клялась всеми мертвыми богами, что выполнит свое обещание.
Песок у ее пяток стал голубым. С каждой пройденной милей призрак сиял все ярче, и это делало его смелее. В течение последнего часа она чувствовала, что он разминается, готовясь обрушить на нее новый поток оскорблений. Она всегда читала его, словно свиток.
Какие колкости ты приготовил на сей раз? спросила она, и в ответ услышала неодобрительное цоканье языком.
Поначалу его голос звучал весело, но вскоре игривость сменилась хриплой яростью.
Знаешь, Нилит, меня одолевает любопытство. Ты все еще топаешь на север, но уже почти целый день ничего не пила. Солнце вскоре взойдет, вот я и подумал когда ты собираешься упасть замертво?
Ты такой заботливый, сказала Нилит и выдержала паузу, заставляя его ждать ответ. Знай же: я иду по старому руслу реки, которую поглотила пустыня.
А какая нам от этого польза? То есть тебе это зачем? Мне-то насрать.
Нилит повернулась и посмотрела ему в глаза, а затем на рану, которую ее нож нанес ему перед смертью. Она вспомнила, как кровь пузырилась на его губах, когда он таращился на нее, словно попавшая на крючок рыба, и бормотал отвратительные проклятия вместо остроумных философских фраз, о которых он, несомненно, думал. Фаразар был глупцом при жизни и ничуть не изменился после смерти.
Идиот, это значит, что впереди оазис. Оазисы появляются в старых руслах, потому что где они, там и старые источники.
А если там люди?
Значит, тебе придется вести себя очень тихо. В противном случае ты узнаешь, какую боль призраку причиняет медь. Нилит постучала по рукояти своего кинжала, и его лезвие блеснуло в звездном свете.