Александр Харников, Максим Дынин
Спят курганы темные
© Михаил Самарский, 2023
© Анна Гайворонская, иллюстрация, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
* * *
Светлой памяти старшего лейтенанта Салавата Хакимова, ветерана Афганистана и Саур-Могилы
Пролог
Саур-Могила, 29 июля 2014 года.
Ариадна Ивановна Гринько, батальон «Восток»
«Ну что ж, подумала я, с трудом приоткрыв глаза и пытаясь подняться со дна окопа, хорошо мы повеселились, но, увы, все хорошее когда-нибудь да кончается. Сейчас сюда подойдет кто-нибудь из азовцев, и все, что мне останется это по возможности застрелиться. Очень жаль, что гранаты у меня закончились». Последнюю пришлось израсходовать, когда двое очумелых укропов смогли подобраться к нашим позициям и с диким воплем рванули прямо на то место, где стояла я. Взрыв разметал «великоукров», но их минометчик решил приободрить своих и положил несколько мин рядом с нашим окопом. Осколками посекло несколько человек, досталось и мне я была ранена и контужена.
Последняя мысль моя была только бы не плен. Попасть в руки этим ублюдкам мне не хотелось. Довелось как-то увидеть тела наших ребят, которые ранеными оказались в плену даже не у «азовцев», а у ВСУ[1]. Эти нелюди вдоволь поиздевались над ними. Одного парня из Горловки они еще живого облили бензином и подожгли. Ну а про девушек и говорить нечего. Помню, нашли мы недавно один труп девочка лет, наверное, четырнадцати-пятнадцати, с отрезанными грудями, изуродованной промежностью и вспоротым штыком животом. Бедная, сколько ей вытерпеть пришлось, прежде чем смерть избавила ее от страданий
Вот только смогу ли я застрелиться? Я попробовала пошевелиться. Дикая боль пронзила все тело. Правая рука висела как плеть, левая еле-еле двигалась и не сгибалась в локте. Да и все тело болело и ныло, словно по нему танк проехал Наши ребята, кто был рядом со мной, погибли. Помню, как за мгновение до взрыва мины один из них молдаванин Гриша Бурсук его еще Барсуком кликали успел заслонить меня своей спиной и заорал: убери, мол, руки за меня. Убрала бы, как он велел, не посекло бы их тогда осколками. А я зачем-то обняла его сзади. Да что уж теперь
Еще при жизни он не раз и не два оказывал мне неуклюжие знаки внимания, а я, глупая, над ним посмеивалась лет ему уже за сорок было, вдовец, а мне всего-то двадцать Можно сказать, что он в отцы мне годился. А теперь он мертв. Я поцеловала его перемазанное кровью лицо, как могла только Грише уже было все равно. Жаль его, хороший он был мужик, на шахте работал, ничего не боялся. Помню, как он любил шутить: «Все под землей будем, только я и так полжизни там прокантовался»
Так я провалялась на земле час или два. Звуки боя потихоньку отдалялись, разрывы были еле слышны. Я уже было решила, что еще немного полежу, а потом соберусь с силами и попытаюсь доползти до своих. Ведь если стреляют, значит, наши еще держатся. А там мне помощь окажут, не бросят.
Неожиданно в посеченных пулями и осколками кустах что-то зашуршало. Я попробовала поднять ставший неожиданно тяжелым пистолет, но сил у меня не хватило, и я завыла от отчаяния. Но тот, кто вышел из-за куста, был совсем не похож на «азовца» у него была смуглая кожа, раскосые глаза и почему-то солдатский бушлат, такой, какие носили наши бойцы в фильмах про Великую Отечественную и это в июньскую-то жару! А на боку у него висела самая настоящая сабля я такую видела как-то раз у казаков, которые приехали помогать нам с Кубани. В руках он держал автомат с большим круглым диском. Да это же ППШ! вспомнила я. Мне рассказывали, что такие старые автоматы наши хлопцы выменивали за самогонку у украинских прапорщиков в арсеналах Соледара там, говорят, за хорошие деньги можно было разжиться не только ППШ, но и немецкими винтовками «маузер», и нашими трехлинейками. Ну прямо «пещера Аладдина» какая-то!
Увидев меня, он, слегка косолапя, подбежал ко мне, нагнулся и сказал со странным акцентом:
Что случилось, сестричка? Может, помощь какая нужна
Вы кто? не удержалась я от вопроса.
Сержант Тулуш, Кызыл-оол мое имя, улыбнулся тот, причем глаза его оставались цепкими, и смотрели они не столько на меня, сколько зыркали по сторонам, чтобы видеть все, что происходило вокруг.
А меня Ариадна, представилась я.
Сержант неожиданно по-кошачьи отпрыгнул в сторону и направил ствол автомата в сторону рощицы. Должна признаться, что я ничего подозрительного не услышала, но у сержанта с трудновыговариваемым именем, похоже, был отличный слух.
Из-за посеченной осколками осины вышел с поднятыми руками еще один человек, в линялой солдатской гимнастерке и такой же полинялой пилотке со звездочкой. Он точно был не из нашей роты. На груди у него висел автомат, не ППШ, но тоже внешне не похожий на привычный мне «калаш». Он больше смахивал на те, которые были у немцев в фильмах про Великую Отечественную войну.
Свои, улыбнулся незнакомец. Не стреляйте. Тут и без вас есть кому стрелять.
Словно в подтверждение его слов над головой прошелестела мина и разорвалась неподалеку от нас. Осколки срезали небольшую липу, которая росла всего в двадцати шагах от того места, где я лежала. Похоже, «азовцы» не наигрались сегодня, и решили еще немного популять.
Услышав слова этого парня в пилотке, я неожиданно вспомнила фразу кота Матроскина: «Свои дома сидят, телевизор смотрят». Кызыл-оол настороженно смотрел на нашего нового знакомого. Он убрал палец со спускового крючка, но автомат держал наготове.
Какой такой свой? спросил он.
Старший лейтенант Михаил Студзинский, Сумское партизанское соединение, сказал тот. Про деда Ковпака слыхали? А ты, стало быть, из тувинцев?
Откуда знаешь про нас?
Да слухами земля полнится. «Черная смерть» так вас немцы кличут. А если бы ты знал, какие страсти-мордасти они про вас рассказывают. Дескать, не люди вы, а воинство Чингисхана, вырвавшееся из ада. В плен не сдаетесь, но и сами в плен не берете. Вот только не привелось ни разу драться вместе с вами. А что там с девушкой? Она ранена?
Тувинец утвердительно кивнул.
Слушай, сержант, у меня индпакет есть. Давай я ее посмотрю.
Смотри.
Сержант сделал пару шагов в сторону и стал внимательно осматривать местность, а ковпаковец склонился надо мной, расстегнул на мне разгрузку, потом «комок» и покачал головой.
Да, сестрица, крепко тебя долбануло, сказал он. Но ничего, сейчас что-нибудь придумаем.
Он неожиданно сильными пальцами ловко выдернул из ран несколько осколков (тут я не выдержала и взвыла от боли), а потом столь же неожиданно ласково и аккуратно обработал раны тампоном, от которого разило чем-то весьма похожим на запах самогона. Помню, как такое ядовитое зелье гнала когда-то из буряка моя тетя.
Надо бы тебя поскорее врачу показать, но где же тут его найдешь, врача-то? В общем, я сделал все, что смог. Ты лучше скажи мне где это мы сейчас находимся?
То есть как это где?! обалдела я. Это Саур-Могила, неужели ты не слышал о такой?
Нет, не слышал, честно признался ковпаковец. а где эта самая могила находится?
Ты что, не знаешь, где воюешь?
Воевал-то я в Карпатах, милая, криво усмехнулся старший лейтенант. А как сюда попал Я бы сказал, что один лишь Бог это знает, если он, конечно, существует. Ведь нас партия и товарищ Сталин учат, что нет его и быть не может. А ты, сержант, где воевал?
Шли мы в атаку, тувинец на мгновение повернулся к нам. Помню, как двух немцев зарубил, потом подо мной коня убило, и дальше ничего не помню.
Вот и я не помню. Был в разведке, нас Петр Петрович Вершигора[2] за «языком» послал. «Языка»-то мы взяли, только при отходе обнаружили нас гады из УПА слыхали, небось, об этой сволочи. Вцепились они в нас так, что никак от них оторваться не получалось. Тут меня в ногу ранило, и стал я обузой для своих друзей. Вот я и остался отход своих прикрывать. Как мог петлял, отстреливался. Гранаты кончились, из патронов тоже осталось лишь чуток. Потом словно что-то по спине ударило. Помню, лежу и истекаю кровью, думаю все, Мишка, приплыл. Не видать тебе больше родного Ворошиловграда точнее, станицы Луганской, оттуда я родом. А потом все в глазах вдруг потемнело, и я оказался здесь, а на мне ни царапины. И нога целая, словно мне ее не прострелили, и в спине дырок нет. Чудеса, да и только!