Прискакавшие из степи чабаны со спин своих высоких скакунов удивленно задирали головы к крышам этих, как им казалось, небоскребов.
Аккемирчане ждали большего. Им обещали в скором будущем заасфальтировать улицы и дороги, провести в каждый дом воду, газ и центральное отопление.
***
Жили-были, не тужили. Славили компартию. Громко рапортовали об успехах и о полных закромах Родины. Но в восьмидесятых вместо светлого и счастливого коммунизма угораздило свалиться в застой. Не помогла и горбачевская перестройка. Опустели полки поселкового магазина. Даже хлеб завозили из района теперь не каждый день. Перестали «крутить» фильмы в Доме культуры. Слабо и с перебоями отапливались школа, тот же ДК и даже детский сад. Все меньше работали, а чаще простаивали совхозные трактора и комбайны. Кончились запчасти. А вскоре и здание ремонтных мастерских развалилось. Все реже по вечерам светились окна в домах поселка Аккемир. На час другой и то нерегулярно подавали электричество. Вырубили на дрова совхозные яблоневые сады. Остались лишь низкие пеньки от стройных и высоких когда-то тополей, некогда украшавших улицу Советская. Сожгли в печах крашеные заборы палисадников. На вес золота стал кизяк высушенный навоз. Оголенными ребрами торчали каркасы многочисленных бывших свиных и молочно-товарных ферм. Не пощадили перемены ни общественную баню, ни двухэтажное здание конторы совхоза. Разнесли их по кирпичику. Не стало в поселке даже воды. Ржавчина покрыла сломанные водоколонки. Как в довоенные времена потянулись с окраины Аккемира к речке вереницы женщин с ведрами на коромыслах. Благо родники реки Илек не зависели от того, что творилось тогда в стране и потому не оставили в беде своих нерадивых соседей.
Жарким июньским днем 1992 года, над сельским советом Аккемира сменили советский красный на казахский, небесного цвета флаг. И вывеску поменяли на акимат. Там теперь вместо председателя сельсовета правил назначенный сверху аким. Великий могучий русский язык в стенах переименованной в мектеп8 школы стал лишь уроком иностранного языка. Улицу Советская переименовали в честь бесстрашного защитника казахского народа Котибара батыра, российские офицеры, кстати, сравнивали его с Геркулесом. Улицу Элеваторскую именем местного дореволюционного проповедника ислама Мендыкулова. А улицу Школьную в честь отца нового казаха, бизнесмена Назарова. И наконец, Центральная теперь улица Абдрахмановых, дань живущему здесь многочисленному роду. Поселок, как в былые времена карасайцев, стали чаще называть аулом. Фасад вокзала станции Аккемир украсил новенький щит Ақкемер. Тот самый тюркский белый пояс.
По ночам на мотоциклах и лошадях патрулировали округу вооруженные отряды казахских молодчиков, так называемых братьев Исина, которые почему-то решили, что аул и его жители теперь принадлежат им. Улицы нового казахского Аккемера все больше пустели. Напуганные атаками молодчиков жители боялись даже показаться у себя во дворе. Мрачно смотрели на одиноких прохожих крест на крест забитые окна и двери опустевших саманок. Почти на каждом втором жилище теперь висели пахнущие свежей краской вывески Дом продается.
В один момент почувствовали себя незваными и чужими сотни пролетариев. Первыми стали массово покидать Аккемир немцы.
Понятное дело, махали им вслед односельчане. У них богатая тетя Германия. Не на чужбину поди едут
Татьянин день
На станции Аккемир, в маленьком доме бывшего немецкого военнопленного Якова Шмидта и его супруги, казашки Алтын Шукеновой, просто недоумевали. Из письма их единственного сына Виктора они узнали, что он два месяца тому назад женился. Жену зовут Танечка. И это все, что о ней известно.
Да как же так? запричитала мать. Это же не по-людски. Даже на свадьбу не пригласили.
Может быть, у них и свадьбы-то не было, рассуждал глава семьи, откуда у студента деньги?
Ну могли же, хоть ради приличия сообщить, благословения родительского попросить что ли.
Нынешняя молодежь в этом не нуждается, Яков протянул супруге конверт, взгляни лучше, почему отправитель Виктор Яковлев?
Так стал ведь дипломированным специалистом. Хочет, чтобы его теперь по имени и отчеству величали.
Но там Яковлев как фамилия, а не Яковлевич как отчество написано, недоумевал отец.
Может, просто места не хватило. Последние буковки вон как мелко написаны.
Рано он из себя начальника корчит. Сперва стань хорошим специалистом, а там и народ начнет по имени отчеству величать.
Жакып9, ты же в технике большой мастер, а что-то тебя по имени отчеству до сих пор никто не кличет. И даже без имени, а только Хабхабыч, иронизировала Алтын.
Так это ж доброе прозвище, улыбался почти беззубый рот. Ты же сама его и придумала.
Яков выглядел бодрым маленьким мужичком: почтенный, седой и мускулистый. Он одевался подобно белобородым старикам аксакалам: носил на голове тюбетейку, а зимой надевал поверх нее лисий малахай; не выходил через порог без традиционного широкого и длинного чапана10. Никто бы не подумал, что он немец. Такое одеяние и глубокий шрам на лице старили его и еще больше подчеркивали их разницу в годах с супругой. В день их свадьбы двадцатилетняя невеста была почти в два раза моложе Якова. Через год Алтын родила сына. Единственного. За двадцать один год совместной жизни всевышний детей им больше не подарил.
И вот Виктор закончил институт, успел жениться и везет к ним в дом незнакомку.
Будем, мать, в Аккемире свадьбу справлять! хлопнул в ладони Яков.
Там видно будет, задумавшись, произнесла Алтын, вертя в руках конверт, хоть бы фотографию этой Танечки прислал что ли
Молодые познакомились, когда Виктор уже заканчивал Оренбургский сельскохозяйственный институт. Без пяти минут агроном. Красивый, умный и с перспективой что еще нужно провинциальной девушке?
Татьяна, официантка центрального ресторана города Оренбурга, молдаванка по крови и русская по паспорту, гордилась, что подцепила жениха с высшим образованием, но хорошо понимала, что его еще надо будет доделать.
Ш-ш-ш-шмидт, шепеляво выговаривала Татьяна, всем видом показывая, насколько она ненавидит фамилию суженого, назовите меня сразу змеей.
Мы можем по маме записаться, предложил было Виктор.
Будем Ш-ш-шукеновы? гримаса пренебрежения скривила ее лицо.
Подружки советовали Тане сохранить девичью фамилию. Но молдавская Сырбу ей тоже никогда не нравилась. А кроме того Танечка считала, что все должно быть как у людей Иванов, Петров или в крайнем случае Сидоров!
Заведующая паспортным столом была постоянной гостьей ресторана, где работала Таня. И только Танечка имела привилегию обслуживать столик в укромном уголке зала, за которым восседала молодящаяся важная паспортистка со своим юным ухажером. Каким бы был этот мир без полезных знакомств!
Виктору даже не пришлось идти в паспортный стол. Не мудрено, что никто и не поинтересовался, почему он меняет фамилию и национальность. После рабочей смены в ресторане Таня занесла новый документ жениху прямо в студенческое общежитие. Но только показала. Помахала перед лицом и спрятала в своей дамской сумочке.
Роспись была назначена на субботу. Директор ресторана, как от сердца оторвал, дал Танечке лишь положенные по закону на бракосочетание три дня отгула. И ни дня больше.
В день свадьбы Танечка проснулась очень рано. Нет, она не волновалась и не переживала. Просто за занавеской очень шумно собирался на работу отец. Начинался сезон строительства, и он заранее проклинал, что придется полгода пахать по двенадцать часов в сутки и без единого выходного. Мама тоже нервничала. Она никак не могла понять, куда запропастились ее резиновые сапоги. В школе, где мама работала гардеробщицей, объявили субботник и всех работников со старшеклассниками отправляли на посадку рассады капусты и помидоров в пригородное Чернореченское.