Послезавтра в среду мы уезжаем на дачу в Ораниенбаум. Я хотела бы видеть вас там.
От этих её слов я готов был взлететь к небесам.
Нет ничего проще! воскликнул я. И моя дача в Ораниенбауме!
Вот и чудесно, ответила она и приподнялась со скамьи, сказав этим, что встреча закончена.
Провожая Веронику, я как бы случайно коснулся её руки. Она не одёрнула свою руку, напротив, взяла мою ладонь в свою маленькую, нежную ручку и крепко сжала её. Я был окрылён, сказал на прощание, что всё сделаю для того, чтобы оказаться с нею в одном поезде, и даже осмелился коснуться моими горевшими губами тыльной стороны её правой ладони. Левой рукой она погладила меня по щеке.
Мы ехали не только в одном поезде, но даже в одном купе, она, её муж и я.
Удивление, которое она выказала, увидев меня входящим в купе, не вызвало в князе и тени подозрения в нашем сговоре.
В этот раз Ардашев был сдержан, не выказал недовольства моим присутствием рядом с Вероникой Романовной, скажу более, был даже вежлив и учтив. Не знаю, что повлияло на его снисходительное отношение ко мне, предполагаю, беседа княгини с ним после того наисчастливейшего для меня бала или понимание своей бестактности по отношению ко мне, но, как бы то ни было, поездка была приятной. Более того, князь пригласил меня на свою дачу, хотя как понять, сказано это было в унизительной форме.
Мы ждём вас, граф, послезавтра в 18 часов. Будут игры, французское шампанское, итальянское вино и гавайские сигары. Или вы предпочитаете что-нибудь другое, не стесняйтесь, говорите Может быть, танцы? криво ухмыльнувшись, проговорил он. Так они будут, непременно будут. Ждём-с!
Этим «ждём-с» он явно говорил, что считает меня ниже себя, чуть ли не плебеем. Давал понять, что не желает больше видеть меня, но главное, в чём я уверен, он хотел втоптать меня в грязь перед Вероникой Романовной. Но мне хватило благоразумия, чтобы не ответить ему тем же, более того, я сделал вид, что не понял его низменного словца, брошенного в моё лицо. Сознаюсь, во мне кипела молодая кровь, хотелось ударить князя по лицу, но только ради моей любимой Вероники, я сдержался и даже улыбнулся ему, проговорив: «Танцы это хорошо, ибо вино меня не прельщает, а к табаку я не приучен!».
В течение всего этого эпизода Вероника Романовна метала на него сноп искр из своих пылающих гневом глаз. Обернувшись к ней, князь увидел её яростный взгляд, и его плывущее от гордости лицо тут же покрылось серой краской толи стыда, толи ненависти, и преобразилось из торжествующего в жалкую гримасу паяца.
Чтобы вырвать из чуткой души Вероники Романовны боль стыда за своего мужа, успокоить, снять с её лица хмурую пелену и укрыть его светом моей любви, я сделал вид, что слова князя абсолютно меня не тронули. Улыбнувшись княгине, я поцеловал пьянящую мой разум руку её и проговорил: «Благодарю вас, Вероника Романовна, за приятную поездку! С удовольствием принимаю ваше приглашение посетить вас на даче». Моими словами я дал понять князю, что встреча в поезде была нечаянной, а ей, что был безмерно счастлив рядом с ней.
***
Как вам удалось, Егор Иванович, взять билет в одно купе с нами? был первый вопрос Вероники Романовны, когда мы остались наедине в день нашей первой встречи на её даче.
Это было несложно. В кассах служат молодые прелестницы подруги моих друзей.
Вот как!? с некоторой искрой ревности в глазах, проговорила она, но тут же подхватила меня под руку и повела на выход из дома.
Приглашения на вечер были розданы ещё в Петербурге много раннее отъезда Ардашевых на дачу, князь предполагал, что его примут не все в виду отдалённости от столицы или по каким-либо другим непредвиденным обстоятельствам, что было естественно даже в самом городе, но это было не так. Был разгар летнего сезона и приглашение приняли почти все, что сказалось на наполненности большого центрального зала дома Ардашевых приглашёнными. Зал оказался заполнен людьми очень плотно, гостям приходилось прижиматься к стенам, чтобы не мешать танцующим. Однако после двух первых танцев зал как-то сразу и быстро опустел. В него внесли столы с шампанским, пирожными, печеньем и другими сладостями, за которые уселись дородные матроны со своими извечными разговорами о болезнях и моложавые дамы с вечно скучающими лицами. Их важные мужья ушли в игровой зал, где пили коньяк, курили сигары и играли в карты, а беззаботные сыновья и дочери разбежалась по укромным местам. Всё это позволило нам Веронике Романовне и мне незаметно для всех покинуть дом и уйти вглубь сада.