Знаете, мы познакомились с дождем. Необычное явление. Первый дождь в моей жизни мне очень понравился. Веселые капельки тарабанили по моему телу. Чудесный, освежающий массаж! Я очень вырос после него. Дождь дал попить дереву, и оно накормило нас вкуснейшим нектаром. А был на моей памяти один очень страшный дождь. Сначала почернело небо, мы решили, что наступила ночь, но это было не так. Ветер, обычно ласковый и нежный, стал порывистым, жестким, злым, колючим. Мы так привыкли, что ладони ветра такие трепетные, бережные, дарящие любовь, но в этот раз он бил наотмашь, без сожаления, жестоко и зло. Будто не любил никого и никогда. Когда мы спросили, почему он встал не с той ноги, ответа не последовало. Он только рычал, и сбивал с ног прохожих. «Бог устал нас любить» подумал я и зажмурился. Начался ливень. Косой, сильный, беспощадный. Он хлестал по нашим телам крупными тяжёлыми каплями. Казалось, что над головой разверзлась водяная бездна. Громыхало, искрило, ворчало, вспыхивало, клокотало небесное нутро. Многие не выжили в ту ночь. Мы с моей маленькой подружкой пытались переплестись друг с другом, я хотел защитить ее. Но ветер и дождь не давали нам этого сделать. Я мысленно попрощался с ней, но в этот миг, реле, переключающее настроение мироздания, резко сменило положение. Ливень исчез, как не было. Будто кто-то стирательной резинкой удалил все кляксы на небе. Оно засияло яркой голубизной. И в этот миг Бог явил нам чудо! Из конца в конец небесного пространства был воздвигнут разноцветный потрясающей красоты мост. Мы, готовящиеся к смерти, увидели дивное творение Господа. И, поверьте, это было в моей жизни, наверное, самой сильной эмоцией после влюбленности
Дни шли за днями. Я был счастлив. События и впечатления накапливались. Я пытался их сортировать. С каждым днём становилось солнечнее и жарче. Бывали дни, когда мы просыпались от безумной жажды. Тельце моей подружки утратило серебристый пушок, стало ярким и упругим. Я наслаждался, глядя на ее красоту. Я тоже вырос. Моя ножка теперь толстенькая и крепкая, и более выразительно прописались жилки на руке. Мы заметили, что ночи со временем стали длиннее и свежее. Раньше они проносились мгновенно. Любимая вздрагивала от озноба в темноте. Ей не хватало тепла и света. Небо все чаще становилось прохладным, распахнутым и наполнялось равнодушием. Солнце здоровалось с нами все реже. Экономило ресурс. Личико моей подружки покрылось странными суховатым корневыми пятнышками. А бока стали желто-золотистыми. Но она по-прежнему была фантастически красивой. Пятна не портили ее. Но ей было трудно свыкнуться со своим новым образом. Очень переживала, что возможно заболела. Девчонки странный народ! Я твердил ей, что она прекрасна, что я по-прежнему люблю ее, и что иметь веснушки очень мило. Но она морщила носик и не всегда верила.
Со мной тоже стали происходить непонятные вещи. Я понял, что утрачиваю хлорофилл. Изумрудная зелень моего тела сменилась блекло-болотным окрасом, а узорчатые краешки выжелтели. Я стал более жилистым, язвительным, требовательным. Меня перестали радовать привычные вещи. Я стал скуп на эмоции. Меня все раздражает. Что со мной? Иногда я боюсь сам себя. Картина мира тоже изменилась. Появилось буйство красок вокруг. Самый яркий цвет жёлтый. Есть бордо и коричневый. Только сосна, стоящая недалеко от нашего дерева, была по-прежнему зелёной и самодовольной. Пышность цвета не радовала, во мне зрело пресыщение и равнодушие. Я сражался как мог, но оно внутри меня захватывало все новые территории. Настроение стало созерцательным. Все больше хотелось дремать. Смех моей любимой все реже радовал мой слух. Ей тоже было тревожно. Но, все равно, каждый раз, засыпая и просыпаясь под вой, ставшего почему-то малодружелюбным, ветра, под холодным по-иезуитски плюющимся дождем, я говорил ей, что всегда рядом и люблю ее.
Мы потеряли многих наших друзей. Они, видимо, были более ранимыми и меньше держались за эту новую жизнь. Ветер отрывал их от веток и уносил в неизвестность. Они не сопротивлялись. Им было все равно. Я, наконец, понял смысл слов моей подружки «Ты улетишь однажды, но тебя это не обрадует». Она все знала заранее.
Если бы нас с любимой не было двое, мы бы тоже сдались, наверное. Но у нас был смысл жить. Мы не были готовы расстаться и держались до последнего. Я молил только о том, чтобы ветер оторвал нас одновременно. И тогда я смогу показать ей дальние страны и места. Ведь, по сути, мы нигде и не были. И в этом случае это будет не смерть, а приключение. Захватывающее и может быть даже веселое. Мы будем нестись, гонимые ветром, и радоваться всему новому, что встретится нам на пути.
Ну вот, пришел и мой час. Сегодня как-то особенно знобко. Свинец неба, ледяное дыхание ветра, иней на нашем дереве. Живы только мы. Я и любовь всей мой жизни. «Я улечу сегодня», прошамкал я ей. Оказывается, мужики слабее. Последние дни я разнюнился. Силы были на исходе. Она подбадривала как могла. Я очень хотел, чтобы равнодушие, заполонившее почти все мое нутро, проникло во все оставшиеся клетки. Тогда мне будет наплевать. Я стану невесомым, перестану цепляться за ветку, за мою сморщенную коричневую подружку и вознесусь. Будет обидно, если ветер не унесет меня подальше, и я останусь мертвым грузом под деревом, как многие мои собратья. Хотя, с другой стороны, мне рассказали, что если дереву будет тепло у корней зимой, то весной родятся новые листья. Значит, я буду полезен и мертвый. Не знаю, что лучше.
Как же хочется спать. Я устал. Жизнь была такой короткой. Один сезон. И такой длинной одновременно. Все, сейчас открою глаза, посмотрю на любимую последний раз и отпущу ветку. Дерево было совсем голым. Я остался один. Она улетела, не сказав мне ни слова!!! Как ты могла!! Где ты, отзовись!!! Я разжал пальцы. Ветер подхватил меня. Я лечу. Наверное, это прекрасно. Остатком сохраненного сознания я пытаюсь уцепиться за воспоминания. Я скрючен, я свободен, ее смех, я влюблен, девочка, радуга!
Я упал недалеко от нашего дерева. Человек с метлой сгребал наши останки в большой пластиковый мешок. Знаю, что ты уже там. Я иду к тебе, любимая. Я хочу рассказать тебе свой сон.
***
Я рассказываю только правду. Но в его огромных карих пуговичных глазах отсвечивает элемент недоверия. Он выслушал много историй, наверное, просидев всю жизнь на этом подоконнике.
Понимаешь, я забрасываю на него ногу. У него потрясающее мускулистое тело. Очень жесткое. С него рисовал Леонардо Витрувианского человека. Но моей ноге почему-то удобно. И свернуться на его груди кошкой удобно. И подмышкой у него, уткнувшись носом куда-то между ребрами тоже удобно. И дышать им вкусно. И молчать комфортно. И ходить в ногу, и танцевать в такт, и петь в унисон. Любую мелодию. И вокально, и телесно. Синхронно получается. Борода? Борода сбреется. Или нет. Глаза умные, пальцы тонкие. Исчезло твое мое. Есть наше. Одно. Общее сердце, душа, мироощущение. И тела смешались. Мое толстенькое, рыхлое и его фактурное. Что вышло в результате, сам черт не разберёт. Но ясно одно что-то очень счастливое. Он шепчет мне на ухо, но очень отчётливо: понимаешь, ты навсегда поселилась в моем сердце. Я верю. Верю, и поэтому спрашиваю, а как отнесётся к этому твоя будущая жена? Жена? Он вскидывает брови. Темно, я этого не вижу, но знаю наизусть каждый жест, любую мимическую реакцию. Это ваши бабские разборки. Улыбается. Сами как-нибудь. Меня это не касается. Я тоже улыбаюсь. Ему также не видно. Но он считывает. Я не узнаю о том, что будет через время на другой стороне земли. Но я твердо уверена, что меня не выковырять никому и никогда. Поэтому и разбираться не стану. Он это также прекрасно осознает и гладит меня по голове. Наша задача успеть При всей невозможности сделать это. Успеть за ближайшие шесть месяцев прожить вместе целую жизнь