Группу Бельского расформировывали, большую её часть уводил с собой Ладеев, которому предложили возглавить научное направление в академическом институте. Неретину определённо нашлось бы там достойное место, например, заведующего лабораторией, но он всё сомневался, всё не говорил да.
Его не оставляло ощущение, будто по отношению к Бельскому свершается несправедливость!
Феоктист Владимирович более двух месяцев находился в больнице (никто ничего официально не объявлял, но ходили слухи, что у него онкология), и решение о роспуске его группы выглядело как-то подло. Создавалось впечатление, будто у него завёлся влиятельный недоброжелатель, решивший воспользоваться ситуацией.
«Перестань придумывать! говорил Леониду Ладеев, принявший руководство проектом. Подумай сам: мы свою задачу выполнили, исследовательские работы завершены, если испытания пройдут успешно, какая надобность будет в нашей группе?»
Да, теперь пора: испытания прошли отлично, нужно делать выбор!
Нет, Андрей, я останусь Дождусь Бельского, а там поглядим
Дождёшься Бельского? во взгляде Ладеева отразилась немая жестокая правда. Смотри, парень, решать тебе!
Феоктист Владимирович Бельский ещё застал указ о присвоении ему звания Героя Социалистического Труда, но к тому времени, когда в Кремле состоялось вручение наград, он уже покинул этот мир.
Незадолго до своего ухода он сказал Ариадне, держа в руке её ладонь.
Ты была самым главным человеком в моей жизни!
Но я не сумела тебя уберечь ответила ему жена и, теряя голову от горя, попросила: возьми меня с собой
Куда? он слабо улыбнулся. Туда, где ничего нет? Атеистам грустно умирать
Его звезду Героя и орден Ленина вручили Ариадне.
Она осунулась, стала сухой, лёгкой, а глаза сделались тихими и тёмными, как бездны. Какой-то печальный покой овладел Ариадной, и жесты её, раньше порывистые, были теперь медлительны, округлы
От прежнего человека остались лишь оболочка и имя.
«Бедная Ариадна!» думал каждый, невольно (и по обыкновению) примеряя чужое несчастье на себя и с собой же пытаясь договориться: нет, сегодня я об этом думать не буду, сегодня праздник!
Вторым в коллективе Героем Соцтруда стал Ладеев. Остальные члены группы, все без исключения, были награждены орденами и медалями. Конечно же не обошлось без обид, о которых говорил Ладеев и предсказать которые было нетрудно, ибо среди награждённых всегда находятся те, кто считает недооценёнными свои заслуги.
Неретин получил орден Трудового Красного Знамени и был вполне доволен.
А вскоре ему выделили новую жилплощадь, и они с Леной и сыном переехали в просторную трёхкомнатную квартиру на Ленинском проспекте!
Как и намечалось, Неретин остался на прежнем месте, а Ладеев обосновался в одном из институтов Академии наук СССР.
Оставаясь в своём НИИ, Леонид, конечно, понимал, что, с одной стороны, он слишком молод для какой-либо солидной должности, но, с другой за его спиной работа в легендарной (уже ставшей таковой) группе Бельского, признание заслуг
И всё-таки он не ожидал, что его назначат так высоко заведующим отделом!
Леонид даже растерялся, поскольку эта должность обязывала быть не столько учёным, сколько руководителем.
Он вспомнил, как возглавлял бригаду грузчиков на картошке (единственный случай, когда ему довелось быть начальником), и вдруг взбодрился! Не боги горшки обжигают!
Это стало началом пути, по которому шли все выдающиеся учёные-практики, поскольку добиться прорыва в какой-либо области без умелой организации научно-производственного процесса невозможно.
Первым делом Леонид принялся подтягивать к себе людей незаурядных, с которыми был дружен, знаком или когда-то пересекался.
Вскоре в отделе появился и его старый друг Гена Завьялов человек, несомненно, талантливый, но зачахший в своём институте приборостроения на должности старшего инженера.
Так мало-помалу образовался костяк отдела. Теперь можно было смело идти на приступ давно маячивших на горизонте научных «крепостей».
* * *
Сомов прервался.
Елена Тихоновна, у меня тут ещё несколько страниц в том же духе. И написанное мне, честно говоря, не нравится. Во-первых, я не очень представляю, чем они там занимались, а вы мне не даёте никакой конкретики. Во-вторых, сам я ничего домыслить не могу, потому что не знаком со спецификой работы в научно-исследовательском институте. И в третьих, это же было время удач, позитива, так ведь? А писать о хорошем чрезвычайно сложно! В общем, получилось несколько страниц воды
Елена Тихоновна рассмеялась:
Понимаю вас, Арсений! Литературе нужны драмы и трагедии, а много ли можно написать о счастье? Ну или просто о благополучии? Встал человек утром, улыбнулся солнцу, пошёл на любимую работу, вернулся вечером к обожаемой жене Тоска!
Ну есть, конечно, способы Солнечное утро, например описать; героя по пути на работу окунуть в воспоминания о детстве, а вечер сдобрить эротикой, мол, неспроста жена им так обожаема Рассказ не больше На повесть не рассусолишь. В общем, у меня там, если всю воду вылить, останется, что Леонид Васильевич успешно руководил отделом, потом стал заместителем директора института, директором, доктором наук Я его до перестройки довёл.
Всё правильно. И да, мы жили спокойной, размеренной жизнью, растили сына, были здоровы, полны сил. Ничего особенного: в каждой семье, наверно, бывает такой период процветания.
Мне читать?
Не стоит. Надеюсь, вы льёте воду тем же отменным слогом, что и всегда.
Боюсь, вы преувеличиваете мои способности
Сомов выдержал конфузливую паузу, потом сказал:
Я тут в архиве Леонида Васильевича копался и вот что нашёл.
Он достал фотографию полковника Вересова.
Это кто?
Арсений Ильич испугался, потому что в следующее мгновение Елена Тихоновна превратилась в изваяние. Из её потемневших глаз ушла жизнь, и помертвело, заострившись, лицо.
Елена Тихоновна осторожно позвал Сомов. С вами всё в порядке?
Не сразу, но она очнулась, глубоко вдохнула, глаз её посеребрился одиноко прилетевшей искрой.
Это Лёня, прошептала она.
Простите, я не очень понимаю Кто?
Елена Тихоновна окончательно пришла в себя.
Это коллега моего мужа, он был прикомандирован к группе Бельского от министерства обороны, полковник Леонид Вересов. Погиб, попал под машину.
Под машину? А вот тут сказано
Сомов протянул Елене Тихоновне листок с рапортом.
Она торопливо надела очки, и взгляд её стремительно побежал по строчкам.
Потом она заплакала. От обильных слёз даже стёкла очков сделались мокрыми.
Да что с вами?! Успокойтесь! Ну же упрашивал Сомов, осмелившись мягко теребить её за плечо.
Он совершенно не был готов к метаморфозам.
До сих пор он общался с почтенной матерью семейства, а теперь вместо матроны перед ним сидела объятая горем девочка.
Сейчас, сейчас, я успокоюсь, сейчас, обещала она, останавливаясь, всхлипывая и снова заливаясь слезами.
Наконец она вымолвила:
Про машину мне Леонид сказал А его убили Эта была моя любовь, мой любимый мужчина Муж и любовник тёзки Занятно, да?
Сомов оказался окончательно сбит с толку:
Но вы же говорили
Я неправду говорила! Помогала вам создавать миф!
Как же так?..
Елена Тихоновна неспешно протирала шёлковой салфеткой очки и с вызовом смотрела на Сомова.
Снова метаморфоза! Невозможно представить, что в этой немолодой женщине с гордой осанкой и долгой, как таяние айсберга, красотой он только что видел несчастную девочку!
Леонид мне лгал И лгал намеренно! голос её был жёстким и спокойным, каким обычно вещают о возмездии. Вам, Арсений, нужно будет разобраться в этом, она протянула ему листок с рапортом. Все ваши усилия и расходы я оплачу. И главное: расследование должно быть строго конфиденциальным!