Да нет, Ленусь я про другое мы по этой путевке можем поехать вдвоем, если
Если что, Драбкин? она уже знает ответ, и сердце колотится все сильнее, но гордость заставляет по привычке задирать нос и выпячивать нижнюю губу. Лена знает, что так превращается в настоящую уродину ну и пусть.
А Петька как слепой, все гладит ей руки, склоняется к самому лицу и шепчет:
Если быстренько подадим заявление в ЗАГС да, формально нас вместе поселят только после регистрации но Андрей Витальевич сказал, что без проблем, что обо всем договорится в ЗАГСе они нас распишут хоть завтра.
Сердце начинает дрожать и, кажется, вот-вот остановится. Ленка набирает в грудь воздуха, как перед прыжком на глубину, и выдыхает вместе со словами:
Я не собираюсь выходить за тебя замуж. Ни за тебя, ни вообще я не для этого столько сил на поступление в универ угрохала.
Петька слегка щурится, и Лене кажется, что у него под ресницами прыгают солнечные зайчики хотя никакого солнца и в помине нет, зимние сутки коротки, на улице уже прилично стемнело.
И что ты будешь делать, Ленусь, вместо замужа?
Заниматься наукой!
Всю жизнь?..
Этот простой вопрос ставит ее в тупик. Она и в самом деле никогда не задумывалась, насколько хватит научного энтузиазма, и что будет через несколько лет, после защиты диплома аспирантура, диссертация, хорошо ну а дальше? Преподавание, статьи престижных научных журналах, переводы на иностранные языки, симпозиумы, зарубежные поездки Просто чудесно. Вот только почему все это чудесное будущее блестящего ученого ученой меркнет в сиянии Петькиных глаз, и почему ей хочется, до неприличия хочется, целовать его губы?.. Аааах, и чтобы его нахальные и нежные руки еще раз стиснули грудь.
Лена делает над собой усилие («Девушка должна быть гордой, и нечего свои руки длинные совать куда нельзя!») и отворачивается. Расфокусированный взгляд блуждает по палате, натыкается на пакет, отброшенный Петькой на соседнюю кровать: мандарины и яблоки высыпались, раскатились цветными пахучими шарами по байковому одеялу.
Что? Почистить? Петя ловит ее взгляд, и, конечно, опять попадает в цель, со снайперской точностью: он же знает, как она любит мандарины. Громадные, оранжевые, с мягкой волнистой кожурой. Новогодние просто теряет волю, и штук десять может слупить за один присест. Нет, так не годится это неприлично, и незачем снова демонстрировать Драбкину свои слабые места он о них и так знает слишком много.
Нет, не хочу Дай лучше яблоко. Только помой как следует!
Есть, командир, Петя усмехается и отдает честь.
К пустой голове руку не прикладывают, бурчит она и прячется за обложкой книги так удобнее наблюдать.
Старший лейтенант послушно нет, скорее, молодцевато встает, выбирает из фруктовой груды парочку яблок, красное и розово-желтое, идет к раковине, деловито и очень тщательно моет каждое, вытирает салфеткой и еще немного греет в ладонях: яблоки холодные, с мороза.
Держи, Ленусь. Лена придирчиво выбирает: красное или розовое с желтым? Наконец берет оба, нюхает и морщится:
Где ты это покупал?
На рынке, на Черемушкинском здесь, недалеко Петька выглядит немного растерянным. А что?
Ну они же совсем не пахнут!.. Гипс какой-то и жесткие! Фуууу, забери, не буду.
Что, правда, не нравятся?.. теперь он расстроен, забирает яблоки, сам подносит их к носу и сопит, как мальчишка. Да вроде нормальные. Я пробовал!
Пробовал! ее охватывает какое-то дурацкое, нежное умиление при виде его опрокинутого лица, но она держится, и выговаривает ему с прежней суровостью:
Петь, ты как маленький а еще милиционер! Ты что, грузин этих не знаешь, на рынке первый раз? Они тебе дали попробовать одни, а подсунули другие кислятину, даром, что снаружи красивые. Эх, Драбкин, Драбкин
Лена откидывается на подушку, заводит руки за голову так Петьке будет лучше видно грудь и обреченно соглашается:
Ладно, раз яблоки несъедобные чисти мандарин пока Федоровна не вернулась!
Сердце снова частит, и Лена опять едва дышит, когда Петя, содрав кожуру с самых крупных мандаринов, подсаживается к ней и по одной кладет в рот полупрозрачные дольки, полные золотистого сока. А она каждый раз чуть прихватывает губами его пальцы, и слушает, как сбивается у парня дыхание, и храбро не опускает глаз под его горящим взором.
Вот в Крыму были яблоки в Гурзуфе в саду у тети Софы помнишь, я тебе рассказывала, куда мы ездим каждое лето?
Помню, Ленусь, я ж потому и предлагаю тебе расписаться да в Крым махнуть но не к тете Софе, а в дом отдыха наш, ведомственный
«Ведомственный»! Лена фыркает, делая вид, что Петькины авансы на нее не производят никакого впечатления. В гробу я все это видела, Драбкин я что тебе пенсионерка, по путевкам отдыхать ездить?.. Вот у тети Софы дом как вилла настоящая, тридцать метров от моря, и сад яблоневый роскошный вот там яблоки пахнут, как в раю, и на вкус такие же!.. Ты понял, Драбкин?
Да понял я, понял Петя мертвеет лицом, губы сжимаются, и он встает со своего места как раз в ту секунду, когда отворяется дверь палаты, и в нее бочком протискивается Фёдоровна
Ну что, ребята, наговорились? лукаво усмехается соседка, «вернувшаяся с процедур». Ладно, хорошенького понемножку Вам, товарищ милиционер, пора на выход, а нам с Леночкой на ужин! Ведь так, Леночка?
Лена сдержанно и важно кивает, смотрит сурово как будто между ногами у нее не печет, огненно-влажно, и грудь не ноет в сладкой тоске по Петькиным пальцам, и на губах не дрожит проклятие вездесущей Фёдоровне:
«Ну что тебя принесла нелегкая, ну что ты лезешь всюду, надоедливая старая дура!»
Ладно, Ленусь, пойду я до встречи. Петя тоже неловко кивает и выходит в коридор.
До свидания, Драбкин но ее прощальная фраза падает в пустоту.
Фёдоровна, как обычно, пристает к ней с разговорами и расспросами, и, конечно, хватает красное яблоко, смачно откусывает, громко хрустит и чавкает, нахваливает:
Ах, что за яблочки! Вкусные, сладкие чистый мед! Крымские небось, рыночные
Лена не слушает, кое-как встает с кровати, проклиная гипс и тугую повязку на ребрах, ковыляет к окну, и, спрятавшись за занавеской, смотрит, как старший лейтенант Драбкин, в шапке и в милицейской шинели, идет через широкий больничный двор к выходу с территории идет не сутулясь, четко, с прямой спиной, подтянутый идет и ни разу не оборачивается.
Глава 2. Метель
Третий день над Москвою вьюжит, метет новогодняя голубая метель. Елки и туи на территории больницы стоят в боярских снеговых шапках, сугробов намело до середины окон на первом этаже
Лена стоит у окна, смотрит на снег, на ели, на машины, припаркованные на стоянке, на соседний корпус детского отделения, на маленькое приплюснутое строеньице с серыми стенами, где расположен морг На душе у нее холодно и смутно. Огоньки праздничных гирлянд, мигающие тут и там, в окнах домов напротив больницы, не веселят, вызывают лишь раздражение и зависть. В этом году праздники длинные, целых четыре дня, и люди не спешат, веселятся на полную катушку. Едят оливье и мандарины, пьют шампанское. Ходят друг к другу в гости, по очереди. Дети объедаются конфетами и пирожными на Новый Год можно, хвастаются подарками от Деда Мороза. Из магнитофонов льется мурлыкающий тембр Лаймы Вайкуле, французский шансон, итальянское диско Пары танцуют в круге оранжевого света, обнимаются, целуются, признаются в любви. Это так хорошо признаваться в любви в самые волшебные зимние дни, шансы на взаимность сразу же возрастают.
Они с Петей тоже могли бы танцевать под берущий за душу медляк, обнявшись, тесно прижимаясь бедрами, и на самых красивых проигрышах Драбкин ловил бы ее губы в сладкий, глубокий поцелуй украдкой тискал за грудь и даже за попу пожалуй, она бы разрешила даже чуть-чуть больше. Предложение руки и сердца, после танцев, рядом с пахучей елкой, с колокольчиками и зеркальными шарами, в струях серебряного «дождя», прозвучало бы не сумбурно, скомкано, а как полагается. По крайней мере, старший лейтенант Драбкин точно понял бы, без всяких разночтений, что она согласна стать его женой и не обиделся бы из-за дурацких яблок.