Кто под ногами? Ты о чём, Лариса?
Крестик говорю, как же Леонид Самойлович будет без него? Боюсь, как бы чего плохого не случилось!
Что плохого может случиться? Не замечал за Леонидом суеверий.
А у меня что-то в груди защемило, как будто беда какая случилась.
Ничего плохого случиться не может. Вот если бы он потерял крестик, тогда, конечно, да! А если подарил, то это в благость ему и тому, кто примет этот дар. Крестик это к добру, к счастью! Выбрось из головы мрачные мысли, всё будет хорошо даже если крестик и переподарен. От матери, говоришь хм удивился Реваз, дорогой подарок ценный честно говоря, не знал хотя много раз видел этот символ христианской веры на его груди и вот только сейчас это впервые услышал от тебя.
Удивительно, а я думала, ты знаешь.
Вот, как видишь, не знал. Помню, говорила, что заезжал с фронта в Омск, проведал тебя и Раису Николаевну, но чтобы ты говорила о крестике, не припоминаю. И как же ты могла его видеть на груди его? Он что раздевался при тебе?
Не говори глупости, Реваз. С дороги он, умывался под рукомойником, вот крестик и выбился из-под воротничка мундира. Я тогда ещё сказала, что красивый он крестик-то массивный видать старинный. Он и ответил, что крестик подарок от матери его, а ей он достался от её матери, а той от отца её прадеда Леонида Самойловича. А не говорила, потому что запамятовала, разве ж упомнишь всё, о чём говорили в тот день. А вот сейчас ты сказал, я и вспомнила Нынче день как год. Разбои, крестьянские смуты, по ночам выстрелы, а по утрам на улицах ограбленные, изнасилованные и убитые. Даже тот день, когда Леонид Самойлович принёс в мой дом тяжёлую весть о гибели отца, слегка сгладился временем, а сейчас вдруг всё так резко всплыло из памяти, как будто это было вчера, но уже не со мной, а с той далёкой девушкой Ларисой.
Редкостного благородства был князь Пенегин Григорий Максимович. Добрую память оставил о себе всем, кто знал его.
Кроме того подлеца, который убил его, ответила Лариса, утерев рукой повлажневшие от слёз глаза. Князь, княгиня Когда это было! Сейчас за одно это слово могут расстрелять.
И без всякого суда и следствия, потому забудь своё прошлое Помни лишь легенду свою из пролетариев ты. Колчаковцы расстреляли родителей твоих в Омске, ты бежала в Барнаул, где тебя приютили Филимоновы. А титулы Бог с ними с титулами, не в них дело, а в борьбе нашей с большевизмом. Придёт наше время, всё возвратим. Сатанинский век короток. Хотя борьба с ним будет долгая. Реваз тяжело вздохнул, недолго помолчал, затем резко, как отрубил, проговорил, что в данный момент его волнует не столько сам Парфёнов, а жена его Мария. За Марию Ивановну беспокоюсь.
Что? с тревогой в голосе проговорила Лариса. Беспокоишься за Машу? С ней-то что? Переживает, понятно, так в доме же своём с матерью и детьми.
Ежели бы так Видишь ли, решила проводить Леонида. Пришла вместе с братом своим на берег, а там как вцепилась в мужа: «Никуда, сказала, не отпущу одного! Вместе жили, вместе и умрём!»
Как это так умрём! тревожно воскликнула Лариса.
Образно сказала, ответил Реваз.
Фу ты, Господи! выдохнув тяжесть из груди, более спокойно проговорила Лариса. А я уж было подумала, беда приключилась.
Не беспокойся. Нет никакой беды. Глупость с её, да и с его Леонида стороны. Прижалась к нему, как влилась, так и вошла с ним в лодку. А он и не против. Такими их и провожал прижавшимся друг к другу, пока не скрылись в темноте. Благо, тихо всё прошло, без громких рыданий. Оно хоть и сумерки уже были, но мало ли что народ-то он разный кто-то в постель укладывался, а кому-то в благость время тёмное! Там лишние уши страсть как не нужны были, тайно всё делали, и опытный глаз мог запросто определить, что неспроста в ночь уходит лодка с людьми. Вот и говорю, время нынче беспокойное. Провожал, тихо было, а как там дальше одному Богу ведомо!
Вот и будем молиться Богу, чтобы дорога у них спокойной была. А то, что с мужем поехала, так то правильно сделала. Знаю, любовь их крепка, вот и ниточка та, что связала их, крепкой будет.
Может быть и верно. Вдвоём-то оно спокойнее и легче! И дорога веселее. Да и Ромашов с товарищами рядом, все воины славные, не дадут в обиду, костьми лгут, а их сохранят. Фёдор Ильич-то, сама знаешь, с первого дня с Леонидом, дружба у них крепче братской не по нынешним временам, когда брат брата зубами рвёт
А как же их сынок Петенька? Как он-то будет сразу без отца и матери? с тревогой в голосе проговорила Лариса.
Мария крикнула, когда уже лодка отчалила от берега, что с матерью своей Серафимой Евгеньевной обо всём договорилась. Пока с ней поживёт Петя, потом, как обживутся на новом месте, заберут. Просила Петра Ивановича брата своего, чтобы позаботился.
Так и мы, считай, не чужие, всем поможем, у нас и паёк аж два и всё остальное Я у Серафимы Евгеньевны, почитай, как родная дочь жила, ни в чём заботы не имела.
Это как положено! Какие тут разговоры!? Всем поможем, ответил Реваз. Завтра хотя уже сегодня днём схожу к ним. Поинтересуюсь, может быть, всё же передумала и возвратилась домой. Проводила на том берегу, да и возвратилась. А пока устал что-то нынче давай спать
Узнай, Реваз! Обязательно сходи! Чувство у меня какое-то тревожное, ответила Лариса, всматриваясь в лицо мужа, освещённое оловянным светом луны, льющимся из окна на супружеское ложе. В этом бледном свете ночного светила лицо Реваза, вроде бы спокойное, было сродни облику сатаны, смотрящему на мир людей со злобой, ненавистью и презрением, на это чётко указывал его орлиный с горбинкой нос, выдвинутый вперёд подбородок и шрам на лице, резко очерченный лунным сиянием. Таким Лариса ещё никогда не видела мужа, это напугало её, и вызвало в душе тревогу.
Боже, какой страшный у него профиль, сатанинский! подумала она и тотчас перед ней, как наяву, возник Леонид Парфёнов. Он лежал на земле, и из его груди сочилась кровь. О-о-о! застонало сердце Ларисы. Почему Марии, а не мне Ты дал первой встретить Леонида? Сейчас бы он был со мной и никто никто не посмел бы тронуть его даже пальцем! Я сберегла бы его от всех невзгод! Одновременно с этим шли и другие мысли. Но, когда я впервые увидела его, мне было всего восемнадцать лет, а он уже был женат и у них с Марией был сын. Ну, всё равно, громко крикнула её душа, мог бы и подождать! Не обязательно было жениться на ней!
Ещё раз взглянув на спящего мужа, Лариса вздохнула и повернулась к нему спиной.
Как я ошибалась в нём! Ведь я никогда не любила его! Как же поздно я это поняла! Бедный Олег. Он один любил меня, а я Я предала его! с такими жгучими сердце и разрывающими душу мыслями, с повлажневшими от слёз глазами Лариса погрузилась в тревожный сон.
Ей снилась маленькая девочка, лет двенадцати, приглядевшись, она узнала в ней себя. Маленькая Лариса в светлом платьице, по ткани которой разлетались полевые ромашки, раскинув в стороны руки, кружила в многоцветном разнотравье бескрайнего поля, и ей с нежно зелёного неба улыбалось сказочное солнце, вобравшее в себя цвет луговых васильков. Рядом стояла бабушка, на ней была красивая розовая шляпка с широкими полями и белой лентой на тулье, кончики ленты трепыхались на лёгком ветру, отчего казались Ларисе, смотрящей на эту чарующую картину, пролетающую в кружении, белыми бабочками, а подол платья кремового цвета волнами, плывущими по радужному полю. Бабушка улыбалась глазами и говорила всем стоящим подле неё людям, какая красивая у неё внучка. Лариса услышала бабушку, ей были приятны её слова, отчего вдруг стала очень лёгкой, такой лёгкой, что взмахнула руками и полетела в зелёную даль неба. Все смотрели на неё и махали руками. Неожиданно откуда-то издалека до Ларисы долетел короткий, но резкий звук, как щелчок кнута, которым злобный кучер погоняет лошадь. Небо тотчас окрасилось в красный цвет, полил кровавый дождь. Капли его обходили стороной летящую в грозовом небе Ларису, но нещадно поливали Реваза, неведомо откуда появившегося на поле, расцветающем алыми маками. Лариса вскрикнула и проснулась. Открыв глаза, посмотрела на спящего мужа, на его лицо падал розовый луч, отражение луча луны от рубина, вправленного в кольцо лежащего на комоде.