Перебрав десятка три имен без всякой реакции со стороны собеседника, Хэл, в конце концов, выдохся и потерял терпение.
Ты такой вредный, даже имя свое назвать не хочешь! А вот я сейчас возьму и-и украду твою корзинку!
И прежде, чем мальчик успел среагировать, Хэл вскочил, схватил корзинку и побежал, лавируя между деревьями и хохоча во все горло. Триумф длился не больше пары минут одна крепкая рука сцапала его сзади за ворот рубашки, а вторая выхватила корзинку.
Все-все! Хэл поспешно поднял руки ладонями вверх, все еще смеясь. Ты победил, признаю! А скажи-ка, как тебе удается бесшумно ходить по лесу? Научишь меня?
Они стояли лицом к лицу, тяжело дыша. Только тут Хэл осознал, что мальчик значительно выше него пришлось приподнять голову, чтобы взглянуть в возмущенно сверкающие темные глаза.
Слушай, ну я же извинился за тот раз! Почему бы нам не стать друзьями? Дружить со мной очень даже выгодно! Я знаю все рыбные места на реке и ловушки, где можно разжиться куропаткой. Ну как, друзья?
Нет.
Мальчик обогнул Хэла, но тот ловко преградил ему дорогу и хитро подмигнул.
Научу тебя играть на флейте! Ты же хочешь научиться?
Мальчик чуть помедлил, но все же ответил:
Нет.
Знаешь, очень обидно, когда тебе вот так раз за разом отказывают! заявил Хэл. Не боишься, что я как-нибудь ночью проберусь к твоему дому и
Он сделал драматическую паузу, но тут же вспомнил собак и понял, что угроза лишена всякого смысла.
Мальчик снова чуть заметно усмехнулся, как человек, одержавший победу без особых усилий. Развернулся и, зажав корзинку под мышкой, скрылся в густом кустарнике. И снова ни одна веточка не хрустнула, и даже не было слышно звука удаляющихся шагов.
Все равно подружимся, никуда не денешься! крикнул ему вслед Хэл, достал флейту и с улыбкой повернул к деревне, наигрывая веселый мотив.
Впервые за много дней на сердце у него было легко.
Начало сбора урожая Хэла отчасти даже порадовало. Работать в поле нелегко, зато риск столкнуться с Майло сводился к нулю.
Как назло, погода испортилась окончательно, собранные овощи приходилось относить в сарай и на чердак, раскладывать на просушку, прежде чем убрать в погреб. Спину ломило, руки распухли и потрескались от постоянной возни в холодной влажной земле. Но Хэл не жаловался привык.
Да и посмотрел бы он на того, кто начал бы жаловаться в их семейке!
Пол приболел, несколько дней переносил лихорадку на ногах, но, в конце концов, все-таки свалился, что вызвало у Майло такой приступ ярости, словно несвоевременной болезнью отец нанес ему личное оскорбление.
Теперь, отработав в поле, Хэл занимал пост у постели отца придерживал, когда тот метался в бреду, давал напиться, обтирал прохладной водой пылающее лицо. Но Майло словно припекало на третий день он велел матери оставаться с отцом, а Хэла прогнал в лес собрать можжевеловых ягод для отвара от лихорадки.
Понять брата было невозможно и тем более невозможно было ему угодить. Что не сделаешь все не так. Но сейчас Хэл не думал об этом, тревога за отца гнала его вперед. За время своих одиноких блужданий он хорошо изучил лес и сразу направился туда, где можно было нарвать ягод.
Низкое небо хмурилось. Листва только-только начала желтеть, но в лесу было мокро и так холодно, словно зима началась прямо без перехода, минуя осень. Хэл подобрал полы великоватого ему плаща и почти бегом устремился сквозь чащу.
Охваченный тревогой, он не смотрел под ноги и чуть не споткнулся о человека, который, стоя на коленях, с остервенением рвал траву.
Темный бы тебя эй, да это ты!
Человек мгновенно выпрямился и отскочил назад с уже знакомым проворством. Хэл ухватился за ствол дерева и перевел дух. За бесконечными осенними заботами он не забывал о новом знакомом, но сейчас все мысли занимал отец, и Хэлу было не до веселья.
Прости, я тебя не заметил рассеянно произнес он и только тут обратил внимание на внешность мальчика.
Тот тяжело дышал, проступивший сквозь смуглую кожу румянец казался багровым. Черные глаза ярко блестели, взгляд блуждал, словно искал что-то. Ни плаща, ни куртки, лишь рубашка и поверх короткая шерстяная жилетка, распахнутая на груди. Рукава рубашки закатаны по локоть, руки перепачканы в земле.
Ты чего? удивился Хэл. Случилось что-то?
Мальчик посмотрел на него измученным взглядом.
Нет. Голос у него был хриплый и как будто сорванный.
Кто-то тебя обидел? Бен и Нат?
Нет.
Все это выглядело более чем странно, но, увы, у Хэла не было времени разбираться..
Слушай, отец заболел, я наберу ягод и назад. Не могу болтать, здорово, что повидались, давай!
Он прошел мимо, отодвигая с дороги мокрые ветки. На миг показалось, что сейчас ему на плечо ляжет рука, но мальчик не пошевелился и не издал ни звука.
И Хэл поспешил к кустам можжевельника.
Ближе к вечеру отец пришел в себя.
Накрапывал дождь, монотонно шелестел за окном, словно шептал что-то. Он навевал сон, но Хэл усилием воли отгонял дремоту. Клод и Себастьян уже спали, утомленные днем, полным тяжкого труда, мать возилась на кухне. Она постоянно пребывала в движении, словно только работа придавала ее существованию какой-то смысл.
Голова Хэла все тяжелее давила подбородком на подставленную ладонь, и тут он заметил, что отец открыл глаза и смотрит на него.
Как ты? прошептал Хэл, оглядываясь на полосу света под дверью и мысленно умоляя Всемогущего, чтобы тот задержал Майло в деревне подольше.
А еще лучше чтобы Майло поскользнулся где-нибудь на своем костыле и сломал шею.
Отец погладил его по руке и чуть опустил веки. Осунувшееся лицо казалось моложе, чем обычно, его можно было принять за старшего брата Хэла.
Рассказать тебе что-нибудь? Может, хочешь попить?
Пол слегка качнул головой.
Нет. Посиди со мной.
А я и так здесь, никуда не денусь!
Хэл бережно поправил волосы отца, прилипшие к влажной шее. Встал, чтобы принести новую свечу прежняя уже догорала, и тут входная дверь скрипнула, впуская постукивание костыля.
В груди Хэла привычно похолодело, он невольно задержался в комнате, чтобы Майло его не заметил. Тот прошел на кухню, но резкий голос разносился по всему дому:
Слыхала, что во Вьене-то случилось?
Мать что-то прошелестела в ответ, и Хэл невольно поморщился. Майло относился к матери с еще большим презрением, чем к отцу, совсем ее не замечал. Хэлу казалось, что он и упоминает-то ее только как предлог для попреков, мол, шляешься, не помогаешь
Но новость, как видно, жгла Майло язык, и, когда он заговорил, Хэл, собиравшийся проскользнуть в кладовку за свечой, застыл на месте:
Жену корзинщика должны были казнить мужа порешила. И подумать только, пока ее везли на площадь, собралась преогромная толпа, споры пошли, да раздоры, виновна она или нет. Мол, муж-то ее изрядно поколачивал, и она лишь защищалась, за что же жизни лишать? Слово за слово, начали ее отнимать, Свершителю голову разбили, одна половина народа с другой схлестнулась. Визг, крики, кровища рекой течет! Весь город ходуном ходил, такая была драка! Патруль, стражу всех разметали! Во дела, а?
Мать что-то спросила, и Майло продолжил, задыхаясь от волнения:
А Темный ее знает, то ли сбегла, то ли затоптали. Мальчишка Аганнов вот только из Вьена вернулся, говорит, боялся ехать, город, как котел, бурлит! Свершителя даже прибили, вот оно как! Лекарь к нему ни в жисть не сунется, помрет, как пить дать. А когда теперь нового-то сыщут, глядишь, много времени пройдет. Какое-никакое, а все же послабление, повезло нам!
«А нам-то чего? с досадой подумал Хэл. Можно подумать, мы разбойники какие».
И тут же понял, почему сын Свершителя был сам не свой видимо, уже знал о несчастье с отцом.
Хэл не успел додумать эту мысль, как свеча у кровати Пола мигнула и погасла. В тот же миг дверь приоткрылась, и в светлом проеме возникла перекошенная фигура. Хэл невольно попятился.