По словам Никиты Хониата, «кесарисса Анна, негодуя на такую беспечность своего мужа, от ярости скрежетала зубами, как жестоко обиженная, и горько жаловалась на природу, немало обвиняя её в самых срамных выражениях за то, что её она сделала женщиной, а Вриенния мужчиной». Заговор был раскрыт. Но, по воле нового императора Иоанна II (решительного воина, но при том человека милосердного), никто из заговорщиков не был казнён или изувечен. Анне, по совету своего мудрого советника перса Иоанна Аксуха, автократор возвратил даже конфискованное имущество.
Император Иоанн обошёлся с заговорщиками на редкость милостиво, а Вриенния вскоре приблизил к себе, но для Анны как самостоятельного политика это был конец.
Последовали почти двадцать лет малоприметной жизни вдали от Большого дворца. Кесарисса всё больше времени проводила в основанном её матерью монастыре Богородицы Милостивой. Наконец, смерть мужа в 1137 (или 1136) году оборвала последнюю нить, связывавшую принцессу с её прежним миром. «Несчастья следовали одно за другим, удары судьбы постигали меня непрерывно, но самым тяжёлым горем, которое я испытала, была смерть кесаря», изливает жалобы честолюбивая Анна.
От разрушения к созиданию
«Вот тридцать лет, клянусь в том блаженной памятью покойных императоров, что я не видала и не принимала у себя никого из приближённых моего отца; многие умерли, многие удалились из страха, вследствие перемен в политике», подвела итог своей жизни Анна Комнина. Пережив крушение всех своих надежд, тридцатишестилетняя принцесса удалилась от двора, а после смерти своего супруга приняла монашеский постриг. Однако именно тогда, посчитав свою жизнь конченой, Анна Комнина и приступила к созиданию литературного памятника, обессмертившего её имя.
«Алексиада», по словам самой Анны, стала продолжением работы её супруга, человека умного, образованного и наделённого литературным дарованием. Будучи доблестным воином, он участвовал в царских походах и записывал те события, очевидцем которых ему довелось быть. «Кесарь и в тяжких трудах не пренебрегал литературными занятиями и написал различные сочинения, достойные памяти, пишет Анна. Но своим основным долгом он считал, повинуясь императрице, описывать всё то, что касалось моего отца, самодержца ромеев Алексея, и излагать в книгах деяния его царственности». Следуя по стопам мужа, Анна также посвятила остаток жизни увековечению славных деяний своего отца, стремясь при этом, как она утверждала, быть беспристрастной.
Нельзя сказать, что это удалось ей в полной мере: местами «Алексиада» грешит излишней эмоциональностью и явными преувеличениями. Тем не менее, Анна Комнина подошла к работе со всей серьёзностью, включив в документ не только то, чему сама была свидетельницей, но также свидетельства других очевидцев и ценные исторические документы. «Кроме устных рассказов она справлялась с императорскими архивами и списала там документы первостепенной важности; она внесла в свою книгу подлинный текст некоторых дипломатических актов, несколько документов из частной переписки; и забота её о подлинности текстов простиралась так далеко, что для истории Роберта Гвискара она пользовалась латинским источником, ныне утраченным», отмечает Шарль Диль.
Анна Комнина подробно описала в «Алексиаде» жизненный путь своего царственного родителя, поведав «о его деяниях после вступления на престол и о тех, которые он совершил до увенчания диадемой, находясь на службе у других императоров». Особый интерес представляет рассказ о Первом крестовом походе, написанный Анной, разумеется, с позиции Византии.
Союз василевса Алексея с латинскими войсками в борьбе за святую землю против мусульман в конце концов обернулся ожесточённой враждой из-за неподелённых территорий. Нарушив данную Алексею клятву верности и отказавшись признавать верховенство Византийской империи, крестоносцы присвоили земли, которые Византия считала своими по праву. Действуя как военным, так и дипломатическим путём, византийцам удалось вновь овладеть значительной территорией в Малой Азии. В 1097-1099 годах под власть Византии были возвращены Никея, Смирна, Сарды, Эфес, Филадельфия, острова Родос и Хиос. Анна подробно описывает сложную политическую игру своего отца, его войны и переговоры с «варварами» (которыми, между прочим, считались и сельджуки, и печенеги, и норманны, и «кельты»). Наконец, многолетняя война на Ближнем Востоке между мусульманами, европейцами и византийцами окончилась торжеством Алексея Комнина. В сентябре 1108 года крестоносцам пришлось уступить. Мирный договор отменял данную ими вассальную присягу, однако признавал верховную власть Византии над Антиохийским княжеством, что впоследствии способствовало подчинению нуждам империи государств, находившихся под контролем крестоносцев.
Воспоминания о днях былой славы её отца служили Анне Комнине подлинным утешением. «Историческое повествование служит надёжной защитой от потока времени и как бы сдерживает его неудержимое течение; оно вбирает в себя то, о чём сохранилась память, и не даёт этому погибнуть в глубинах забвения», размышляет она. Теперь уже с уверенностью можно сказать, что именно тогда «порфирородная» принцесса обрела своё подлинное призвание и встала на путь, уготованный ей самим Провидением. Слава земных царей меркнет, а слово человеческое живёт в веках и готовит благодатную почву для сотен грядущих поколений. «Это была женщина замечательная, один из самых удивительных женских умов, когда-либо бывших в Византии, женщина, стоявшая выше большинства мужчин своего времени», пишет Шарль Диль, и мы можем лишь присоединиться к его мнению. Покинув этот мир в 1153 или 1154 году в возрасте семидесяти лет, Анна Комнина осталась в памяти благодарных потомков и тем обрела бессмертие.
Кристина Пизанская
Средневековье. Эпоха, овеянная легендами, проникнутая духом куртуазной романтики и поэзии трубадуров, насыщенная философскими спорами и неразрешимыми противоречиями. Имена многих славных мужей того исторического периода сохранились в памяти человечества, но средневековые женщины по-прежнему являют собой загадку даже для профессиональных историков. Известный французский медиевист Жорж Дюби, посвятивший научному исследованию женщин Средневековья более пятнадцати лет, вынужден был признать, что изучил скорее средневековых мужчин и их восприятие женщин, нежели самих женщин, поскольку от них самих почти не сохранилось письменных свидетельств, и они так и остались «тёмными фигурами без формы, глубины и индивидуальности». Однако героиня нашего очерка являет собой ярчайшее исключение. Её голос звучал во всю мощь ещё среди её современников, а с приходом ХХ века и наступлением эпохи женской эмансипации вновь воспрянул из забвения, обретя новую силу.
Имя Кристины Пизанской, или Кристины де Пизан, хорошо известно среди учёных-феминистов и специалистов по гендерной проблематике, но не слишком на слуху у широкой публики и это непростительное упущение. Ведь во многом она стала первой. Французская средневековая писательница итальянского происхождения, среди женщин своего времени она первая профессионально занялась литературной деятельностью, внесла свой вклад в популяризацию имён античных и средневековых классиков и, главное, выступила в защиту своего пола, развернув вектор знаменитого философского «спора о женщинах», которому суждено было продлиться ещё четыре века