Он приучил Европу к русскому романсу и к народной песне. Его взлетом в этом жанре стало «Сомнение» Михаила Глинки и стихи Нестора Кукольника «Уймитесь, волнения страсти» Казалось, что он не поет, а рыдает при этом передает всю глубину глинковской мелодии, все ее переливы.
Притчей во языцех стала практичность Шаляпина. Он не забывал своего казанского детства и умел считать деньги. Не любил заниматься благотворительностью, постоянно заботился о выгодных контрактах и старался не платить налогов. Зато пристрастился жить по-барски, в замечательном особняке на Новинском бульваре со спуском к речке Пресне. Говорят, что, когда Николай II подарил ему золотые часы, Шаляпин огорченно пожал плечами: он уже привык носить более дорогие. «Бесплатно только птички поют», эту ироническую шаляпинскую поговорку в актерском мире до сих пор помнят все. В то же время, он с удовольствием и, конечно, бесплатно пел в кругу друзей. Такие домашние и дачные концерты певец ценил, считал, что там, среди музыкантов, писателей и художников он только и поет по-настоящему.
После спектакля, ужиная в ресторане с друзьями, Шаляпин имел обыкновение рисовать на листках бумаги, на манжетах, а иногда и на скатертях. Многие заведение десятилетиями гордились, что у них остались шаляпинские автографы. Но однажды в Праге хозяйка заведения не узнала знаменитого певца и, когда он собрался уходить, потребовала заплатить за «испорченную» скатерть. Шаляпин дал ей 10 крон, но и скатерть захватил с собой. Пока певец ждал такси, ей объяснили, что эту «мазню» можно было выставить на самое видное место и это была бы самая лучшая реклама для ее кабачка. Хозяйка догнала Шаляпина и с извинениями протянула ему 10 крон. «Простите, мадам, но эта вещь стоит 50 крон». Что делать? Пришлось ей заплатить эту сумму. Шаляпин твердо знал: деньги счет любят. Он не гнушался выступать и на званых вечерах, развлекая жующих гостей какого-нибудь миллионера. А иначе большого состояния не сколотить.
Народный артист республики
Любимец публики в те годы обязан был быть вольнодумцем, сочувствовать подпольщикам. А Шаляпин еще и с молодых лет дружил с «буревестником революции», Горьким. Писатель то и дело буквально принуждал прижимистого артиста материально помогать то большевикам, то эсерам. Правда, в политических сходках и митингах Шаляпин не участвовал. Но «Дубинушку» пел ярко, с пониманием каждого слова этой русской бунтарской песни. А какие многозначительные паузы держал:
Мало кого удивило, что после свержения самодержавия он, вспомнив традиции Французской революции, написал песню во славу свободу и стихи, и музыку:
Шаляпин много пел и при Керенском, и при большевиках. В белогвардейской прессе о нем писали презрительно. Ему благоволил нарком просвещения Анатолий Луначарский. Ученик сапожника, ставший первым певцом мира такого человека большевики не могли не ценить. Специально для великого певца неутомимый наркомпрос учредил звание народного артиста республики. Назначил его художественным руководителем оперы Большого театра, а заодно и директором Мариинского театра. Впрочем, в революционной суматохе должности мало что значили. Но Шаляпину даже позволили жить в собственном доме! И все-таки Луначарский прекрасно понимал, что обнищавшая Россия неспособна платить певцу на мировом уровне. А певческое время уходило, ему шел 50-й год! Еще несколько лет и заработать приличные деньги артист уже не сумеет В начале 1921 года Шаляпин попросился на гастроли в Штаты, где ему предлагали фантастические гонорары. Вопрос решался на самом высоком уровне.
Наркомы постановили отпустить товарища Шаляпина на гастроли в США с условием выплаты половины заработанных долларов в советскую казну. В июне 1922 года он снова отправился на американские гастроли как советский певец. На этот раз его путешествие по Штатам и Европе затянулось, но каждый месяц он заглядывал в советское посольство и отдавал часть заработков как обещал. Ему рукоплескал мир, но русская эмиграция всё еще относилась к «красному басу» без пиетета. Всё изменил один случай: Шаляпин отдал небольшую сумму на помощь русским детям, детям эмигрантов. В СССР это вызвало бурю: как же так, наш певец поддерживает белогвардейцев. 24 августа 1927 года Совнарком снял с Шаляпина звание народного артиста республики, а вскоре лишил и советского гражданства. Владимир Маяковский бушевал: «Вернись теперь такой артист назад на русские рублики Я первый крикну: Обратно катись, народный артист Республики!» А певец держался гордо, выпрашивать прощения не стал.
«Живи я сейчас в России»
Он тосковал по Родине, в каждом концерте непременно пел по-русски, в какой бы стране ни выступал. Шаляпин уже тяжко болел, когда ему довелось посмотреть советский фильм «Петр I». Он увидел знакомые места дворцы, музейные залы, увидел Неву. И актеры играли превосходно. Он произнес: «А все-таки жива Россия».
Много лет Шаляпин писал мемуары. Сначала с помощью Горького, потом почти самостоятельно, при участии журналиста Соломона Полякова-Литовцева. Писал и наговаривал историю своей жизни с той же неуемной силой, с какой пел. Субъективно и страстно, с бурными фантазиями. Он хотел, чтобы получилась «биография моей души и моего искусства». Шаляпин так и назвал книгу «Маска и душа». Ее сразу перевели на несколько европейских языков, выпускали и в СССР, правда, после смерти певца. Это и сегодня классика жанра.
Говорили, что Шаляпин, как в сказке, трижды разорялся, начинал с нуля и трижды ему удавалось снова схватить за хвост птицу счастья. Свой голос он не берег никогда. Любил ухарство напоказ это воспринимали как часть шаляпинского образа, который ухватили художники Борис Кустодиев, Валентин Серов. Певец смолил папиросы, в морозные дни мчался на тройках в шубе нараспашку. После 50-ти голос Шаляпина стал терять краски и звучность. Иван Бунин вспоминал, как однажды, в Париже, певец, пригласив писателя на завтрак, завел граммофон и «стал ставить напетые им в прежние годы пластинки и слушал самого себя со слезами на глазах, бормоча: Неплохо пел! Дай бог так-то всякому!» Жаль, что граммофонные пластинки особенно с годами всё хуже передают оттенки шаляпинского пения. А всё равно слышно несравненный артист оперы.
Памятник великому певцу в Москве
Он умирал не только от неизлечимой болезни крови, но и от тоски. Шаляпин уверял друзей: «Живи я сейчас в России, на даче, где пахло сосной, я бы выздоровел». В Париже, весной, 12 апреля 1938 года, он прошептал: «Тяжко мне Где я? В русском театре? Чтобы петь, надо дышать, а нет дыхания За что я должен страдать? Я пропадаю». Он столько раз прощался с жизнью на сцене, но эти, последние, слова произнес по-особенному. Тихонько, для себя самого.
После смерти певца в «Известиях» вышел бестактный некролог, который подписал солист Большого театра Марк Рейзен: «В расцвете сил и таланта Шаляпин изменил своему народу, променял Родину на длинный рубль. Все его выступления носили случайный характер. Громадный талант иссяк уже давно». А ведь Рейзен замечательный бас всю жизнь не без успеха копировал шаляпинские интонации. Но прошло несколько дней и газета извинилась «за выражения о творчестве Шаляпина, недопустимые в советской печати». Многие подозревали, что резкость Рейзен не пришлась по душе «лучшему другу музыкантов», и именно Сталин настоял на перемене официального отношения к Шаляпину. О том, что царь русской оперы умер в эмиграции, постарались забыть. В нем снова видели эталон актера и певца. И это навсегда. Кого бы сегодня ни называли «золотым голосом России», Шаляпина заменить невозможно. Он звезда, которая не погаснет и не потускнеет. Звезда ершистая, вовсе не смиренная, часто несправедливая. Но такие лицедеи рождаются раз в сто лет. Их игра выше самого образцового театра, Шаляпин можно воспринимать только в одном ряду с Пушкиным, с Мусоргским, с Суриковым