Не знаю, ответила удивлённая практикантка первокурсница Медицинской Академии. Летом студенты проходили практику в лечебных центрах, ухаживая за больными.
Жара стоит. И чему бы прогулка может повредить? Последнее желание смертника закон, как бы пошутила мама. Мне неодолимо хочется ощутить ступнями траву и песок. Мне станет легче. Я чувствую.
Она собиралась на свою несостоявшуюся прогулку как на свидание. Даже большую брошку в виде аметистового ириса прицепила к груди
И позже Ксения убрала драгоценность в её гробовой контейнер, как просила мама. Зачем? Рецидив язычества или вера, что маме было так нужно? Первый подарок отца, он был испепелён в подземной плазменной печи вместе с окоченевшим и безжизненным телом мамы
Отцу сообщение передали сразу же, но он отчего-то решил дочь до времени не тревожить, не будить, понимая, что уже ничего нельзя изменить. Оттягивал страшное известие, жалел её, хотя чего уж
Сам же, прежде чем отправиться в медицинский Центр, помчался в степи, где располагались космодромы. У него был ответственный инструктаж экипажу, отбывающему через несколько земных недель к звезде Магниус, к планете Трол или Паралея. Так называли её местные жители. Там находилась военная база особого типа, в которой помимо исследователей обретались также провинившиеся в том или ином проступке земные космические вояки, где они служили свой исправительный срок. Ещё на Земле они могли отказаться от штрафной командировки сроком в два земных года при условии навсегда покинуть космическую структуру.
Но Радику никто подробностей не открывал. Для него подлинный статус военной секретной базы являлся закрытой информацией, поскольку сам он стал объектом мести со стороны отца Ксении. Радик возомнил себя героем-космодесантником, наделённым ответственным заданием освоения дальних миров. Так оно и было, но лишь наполовину, а на другую половину по-другому.
Ксения не сразу решилась его спасти, объяснив про ловушку. Сначала молилась, пропади! Распылись в вакууме! Расшибись при жёсткой посадке с последующим испепелением! Выбор был не простым. С одной стороны, любящий отец-лжец, с другой стороны изменник возлюбленный. И тот, и другой пропахали её жизнь как гусеницами инопланетного вездехода, вывернув ровную и нежную, изумрудную луговину ухабистой и вязкой чернотой наружу.
Отмечая, что независимо от её лихорадочных сборов, идёт в ней поток размышлений о маме, вызванных собственной утренней забывчивостью о том, что мамы дома нет, а показалось, что она тут, Ксения ничего ещё не знала о внезапной её смерти.
Она будто улавливала колебание воздуха, производимое маминым любимым домашним платьем, похожим на кимоно с картинами, буквально рядом за своей спиной и, оборачиваясь, никого не видела, что было и естественно. Но кто-то вдруг зазвенел чашками на кухне, а робот был введён в спящий режим, чтобы не путался под ногами, наводя никому не нужную чистоту. И чашки, две, так и валялись там с кофейным осадком на дне.
Мамочка, я сразу, как только. К тебе, моя ласточка, подожди. Я же понимаю, что зовёшь. Но, он же идиот! Бежит в приготовленную ловушку, как к торжественному финишу. Да! Награда ждёт своего героя.
Вызвав общественный аэролёт, Ксения нажала навигатор, задав координаты назначения. В салоне валялись освежающие конфеты, женская сломанная заколка в виде перламутрового аммонита, похожего на ту самую дыру-аттрактор, засасывающую её во сне. Плохой знак! Кто-то уже подбрасывал ей зримые и вовсе не пустяковые, а именно знаки судьбы. Стоял запах резкого мужского дезодоранта от пота. У Рудольфа никогда не было столь безвкусных и резких средств от пота, хотя его подлинный запах был для неё самым изысканным из всех запахов на свете. Родным, ароматом любви. Ксения ощутила, что её качнуло вниз всем существом, словно некий люк без дна открылся под ногами. Но нет! Аэролёт дурил, раздолбанный и старый.
Внизу открылась причудливая живая картина. Облака зелёного массива переливались в струях остаточного утреннего тумана, испаряющегося на глазах и оставляющего после себя скупые прозрачные слёзы на безмолвных травах. Выцветшие до серебристого оттенка на вершинах деревьев и насыщенные, почти чёрные в непроглядных нижних ярусах, ровные гряды окультуренного леса у границ мегаполиса рассекались шнурами пешеходных троп. Жадное буйство кратковременного русского лета поражало глаза своим растительным изобилием.
Возникла россыпь цветников, они окружали искрящийся на солнце фонтан. Искусственные миниатюрные водопады, созданные с определённой периодичностью между ними, с учётом холмистой местности, превращали неширокую речку в стеклянную подвижную лестницу если смотреть сверху. Посреди живописного Эдема распласталась разноцветными лучами огромная звезда. Здание Центра продления жизни, оно так и называлось Утренняя звезда. Каждый луч как кристаллическое щупальце. Фиолетовое щупальце аметист. Золотистое под цвет топаза. Голубое это аквамарин. Ярко-синее сапфир, зелёное изумруд. Ксения перечисляла про себя название камней, чьим подобием казался ей искусственный материал, из которого создали сей архитектурный шедевр. Мама лечилась в изумрудном ответвлении. Но Ксении казалось, что её там нет, и мама дома.
Центр называли на сленге РОУ райская обитель умирания. Горько и цинично, безжалостно и правдиво. Отсюда редко кто возвращался в мир человеческой суеты. Но сколь прекрасной она казалась, пыльная и бестолковая часто суета, тем, кто там гулял в своих райских тенистых лабиринтах. Этот рай был фальшивкой.
Мамочка, обратилась Ксения к райским кущам, жди, я скоро. К тебе, родная.
Сердце сжалось, защемилось предчувствием, что всё будет неудачно, бесполезно, бессмысленно. Безотрадным виделся ей начинающийся ликующий летний полдень, будто пришёл он в этот мир для кого-то другого, но не для неё.
Она стала дышать глубоко, медленно, чтобы снять невротическую боль в том месте, где билось её двадцатилетнее сердце. Она представила тело-глыбу отца, его лысый череп, безжалостные, обманчиво добродушные глаза, давно утратившие к ней снисхождение, считывающие её ложь всегда, проницательные, переставшие её жалеть и прощать. Ненавидя Рудольфа, он стал с ним заодно в его безжалостности к ней, в его презрении.
Что творят другие, всё им прощается, всё сходит с рук. Но стоило ей соскользнуть, подвернуть не туда занесённую ногу, неловко оступиться лишь однажды, мир уподобился несущемуся навстречу наземному экспрессу, что курсирует между жилыми мегаполисами по пространствам, где сажают сельхозкультуры, и никто не живёт, кроме работающего вахтовым методом персонала. И вот махина-молния сшибла её с ног в низину, в овраг и умчалась вдаль, утащив за собою прежнюю ослепительную её юность, обещавшую только счастье.
Она чувствовала себя одной из тех, кто бродил, шаркал, тосковал в том РОУ, у кого всё позади. А впереди что? Ксения представила, как она бросится к нему при всех, при отце, повиснет, не пустит! И при всех, ну их! Будет кричать о своей уникальной любви, данной на всю жизнь, данной свыше. Вцепится намертво, сорвёт подлый отлёт, утащит в дышащие подлинным травяным дыханием степи за пределами космодрома. И они упадут в травы, заполняющие бесконечные просторы под синим небом, в душистые щекочущие метёлочки, чтобы целоваться и прощать друг друга. Любить и прощать. И ветер утащит все их взаимные обиды в древние скифские пространства.
Мамин Бог глянет через своё синее окно-небо и, Милосердный, даст им шанс всё вернуть. Удалит ещё совсем короткую память о глупых и совсем нечаянных грехах.