Ноах проводил их взглядом. Его руки, свисавшие вдоль тела, были напряжены, словно вот-вот перехватят мяч. Интересно, подумал я, каково это жить с такой проблемой.
Кажется, тебя зовут Ари?
Арье, ответил я и поправился: Сокращенно Ари.
Откуда ты?
Из Бруклина.
Круто. У меня друзья на Лонг-Айленде. Знаешь там кого-нибудь?
Кое-кого, уклончиво ответил я, уверенный, что у нас ноль общих знакомых.
Я был в лагере с Бенджи Вертхаймером. Знаешь его? спросил он, стараясь завязать разговор. Нет? Потрясающий разыгрывающий защитник.
Я покачал головой.
А Ефрема Стерна? Окей, Наоми Спитц? Ширу Хаар? Она из Кингс-Пойнт. Ее все знают, она закатывает вечеринки в Хэмптонсе, очень красивая. Он рассмеялся. Не говори моей девушке, что я это сказал, доверительно произнес он и указал на бассейн.
Не скажу.
Где ты учился?
В Тора Тмима.
Тора Тмима?
Ага, смущенно проговорил я.
Никогда о ней не слышал. Она новая?
Нет. Вообще-то нет.
А, значит, фрум[51]. Штетл[52]. Черные шляпы.
Как же мне было неловко. Должно быть, Ноаху, чья жизнь, по всей видимости, состояла из спортивной славы, пляжных домиков и летних вечеринок, я показался степенным учеником раввина, забредшим не в тот мир или, по крайней мере, не в тот двор, то-то смеху. Мне не привыкать быть чужаком. В прошлой своей жизни я был чужаком, но таким, который понимает, что законы, управляющие всеми сферами жизни как жениться, как думать, как завязывать шнурки, неизменно продиктованы представлениями о морали. Теперь же, с Ноахом, я тоже был чужаком, но другим тем, кто пытается спрятаться у всех на виду, не понимая, какие здесь действуют законы. Здесь притворяться своим будет еще труднее, чем в Бруклине, подумал я.
В общем, да, ответил я.
Он рассмеялся.
Тут все немного иначе. У нас здесь соблазнов побольше, чем в Тора Как там дальше?
Тмима.
Да. Точно. Там ведь наверняка учатся одни парни?
Я скривился: как же быстро он меня раскусил.
К сожалению, признался я, стараясь сохранить хотя бы подобие самоуважения.
Я бы в такой школе не выжил. Чокнулся бы, точно. Он потер бицепс. Идем, я тебя познакомлю.
Я нервно подошел вслед за Ноахом к краю выложенного мрамором бассейна. К нам подплыли две девушки.
Дамы, сказал Ноах, знакомьтесь, это Ари Иден. Ари, это моя девушка Ребекка Надлер, а это не моя девушка, София Винтер.
Рад познакомиться, произнес я.
Привет. Ребекка подплыла ко мне, чтобы пожать руку. Ноах бросил на нее предостерегающий взгляд, она остановилась и, не растерявшись, помахала мне рукой. Она была высокая, спортивная, с волнистыми каштановыми волосами, большими зубами и крупными чертами лица. Но я не отрываясь смотрел на Софию, которая молча двигалась к бортику, темные волосы, молочно-белая кожа, острый, чуть угловатый нос, тонкие, но сильные руки, небесно-голубые глаза.
Ноах хлопнул меня по спине: я слишком долго таращился на Софию.
Откуда ты приехал? Ребекка смотрела на меня с любопытством.
Из Бруклина.
В Нью-Йорке замечательно, правда?
Я едва не ляпнул, что моя жизнь в Нью-Йорке была какой угодно, только не замечательной, но вместо этого, повинуясь правилам приличия, кивнул.
Здесь чересчур жарко. Я ужасно хочу переехать на север, хотя и знаю, что Ноах никогда не расстанется с родителями. Да ведь? Она схватила его за руку и утащила обратно в бассейн.
Ноах со смехом плюхнулся в воду. Они вынырнули, Ребекка обхватила его сзади за шею. Я смущенно наблюдал, как они обнимаются. Вода касалась краев моих брючин, мочила мои новые черные кроссовки Нью Бэланс, но отойти я не решался. Я выдавил милую улыбку.
Ничего, привыкнешь. София подошла ближе. Они все время обнимаются. Пока она говорила, я не мог отвести взгляд от ее небесно-голубых глаз, и меня бросало в пот сильнее, чем от палящего солнца Флориды. Я вдруг поймал себя на том, что слишком часто моргаю и стою раскрыв рот. Они вместе с шестого класса.
Давно.
Да, но мы-то с ней дружим с четвертого. А это значит она выдержала театральную паузу, что все эти годы я пользуюсь славой третьей лишней.
Да, беда, мы никак не можем от нее избавиться. Ноах набрал в рот воды и фыркнул в Ребекку. Та в ответ тоже плеснула в него водой. Может, сплавим ее тебе?
София смущенно улыбнулась, убрала мокрые пряди со лба и, переступив с ноги на ногу, устремила взгляд на зеленое поле за изгородью. В глазах ее мелькнула тень.
Ты же не против? Она ведь такая красивая. Ребекка лежала грудью на спине Ноаха. Правда, Ари?
Я вспыхнул. Да, хотел ответить я, да, она очень красивая, я в жизни не видел никого краше. Вместо этого я пробормотал что-то неразборчивое, пристально разглядывая грязь на кроссовках. Подняв глаза, я заметил, что София смотрит на меня.
Так ты к нам присоединишься?
Не могу, по-дурацки ответил я. Плавки не захватил. Да и нам уже пора возвращаться мы еще вещи не разобрали
Она снисходительно рассмеялась.
Я так понимаю, в Бруклине одноклассники и одноклассницы вместе не плавают. Она отбросила волосы за спину, скользнула ко мне и, с вызовом глядя на меня, протянула руку. Я моргнул, помедлив, взял ее за руку и помог ей вылезти из бассейна, стараясь не думать о том, как возмутительно близко ее тело, как вода капает с ее подбородка, шеи, живота, бедер прямо мне на одежду, я отчаянно силился не глазеть на Софию, которая подошла к шезлонгу, взяла полотенце и принялась вытираться, и уставился на золотой браслет с гравировкой из скрипичных ключей, охватывавший ее левое запястье.
На ее шезлонге лежало Бледное пламя. Мне на лето задали ту же книгу.
Нравится? спросил я, стараясь увести разговор от моей вопиющей социальной неполноценности.
Общаться с тобой? София вытерла лицо полотенцем. По-моему, не очень-то интересно. Или ты так не считаешь?
Набоков. Я указал на книгу.
Она явно удивилась, что я вообще произнес эту фамилию.
А ты о нем разве слышал?
Прочитал месяц назад. Так что да.
Странное совпадение.
Вряд ли. Мне в школе задали.
В какой школе?
Коль Нешама.
Я думала, ты в двенадцатом.
Так и есть.
Она набросила полотенце на плечи, как плащ, поправила черный купальник.
Академия не берет новичков в двенадцатый класс.
Кстати, да, подал голос Ноах. Помните Стиви Гласса? Он хотел перевестись к нам в двенадцатый, его не взяли. А он парень умный.
Я пожал плечами. Представил, как приеду в первый день в школу и выяснится, что произошла ошибка, на самом деле меня не взяли.
Меня вот приняли.
София по-прежнему вытиралась, оборачивала талию полотенцем, выжимала волосы. Я уже понимал, что навсегда запомню ее лицо.
И как тебе это удалось?
Подал заявление.
Я догадалась.
Наверное, им понравилось мое сочинение.
Переводился я просто: подал заявление, указал свои данные, в общем, ничего особенного, но вот дополнительное задание оказалось интересным: «Ни один человек не выбирает зло ради зла. Он лишь ошибочно принимает его за счастье и добро, к которым стремится» (Мэри Уолстонкрафт). Раскройте тему на 210 страницах. Прежде я сочинений не писал, и мне понравилось. Я отправил восемь страниц под заголовком Бессмертные желания: страсти человеческие в литературе и в Гемаре Брахот Ламед Амуд Алеф.
София не скрыла изумления.
То есть ты хочешь сказать, что не просто ухитрился поступить в Коль Нешаму, но и записался на продвинутый курс по литературе?
В Бруклине я плавал мало, ответил я, зато очень много читал.
София подбоченилась. У меня екало сердце всякий раз, как она поджимала губы.
Ну ладно. И как тебе Бледное пламя?
Ноах ухмыльнулся:
Ты посмотри на этих умников.
Странное, ответил я. Но мне понравилось.
Правда? Потому что оно какое-то натужное. Я не люблю, когда книга вдалбливает очевидное, Кафка не в счет. По-моему, это признак того, что автору не хватает воображения. Да и в целом, по-моему, это вуайеризм. Я понял, что София недвусмысленно пытается поставить меня на место. Может, я оценила бы ее лучше, если бы прочитала Тимона Афинского.