Боюсь, что да, резюмировала Верочка. Наконец-то джентльмены закончили партию Джентльмены, поднимайтесь к нам! закричала Карлина.
Барон, помахав рукой, скрылся из вида, а Эрик, высокий, стройный, с ослепительной улыбкой, легко взбежал по ступенькам и элегантно упал в предложенное кресло.
Вы новичок? сразу же спросил он меня.
Я гость.
О, вот как? А с кем вы? Ведь гость может прийти лишь в сопровождении действительного члена клуба, заинтересовался Эрик.
Он здесь по желанию нашего благородного друга, протараторила Верочка.
Он изучает жизнь и деяния его высочества наследного принца Оранского, не упустила случая вставить словечко Карлина.
Значит вы русский. Ведь только русские интересуются великими деяниями нашего принца, а не его проделками.
Да, я русский, дорогой Эрик, и ты должен помнить меня.
Я? Вас? Извините, но не помню.
А Сильвию?
Здесь произнесено женское имя? Мы её знаем? затрещала Верочка.
Посторонних дам вы обязаны обсуждать в другом месте, джентльмены, заявила Карлина.
Но потом сами всё расскажете нам! Обещайте, джентльмены, вставила Верочка.
Кажется, наш гость собирается похоронить безупречную репутацию всеми уважаемого кандидата в члены клуба, веселилась Карлина.
Честное слово, джентльмены, мы ждём скандала, поддакнула Верочка. Начинайте же, мы ждём!
Может лучше встретиться в другом месте? Эрик взял себя в руки. Скажите, какой ресторан вам удобен, и я буду ждать вас в семь вечера.
Вечером я иду в театр, ответил я.
Прекрасно, давно не был в театре и с удовольствием составлю компанию. Я возьму билеты в ложу.
В таком случае, вечером в семь в городском театре, в Стадсшоубурге, назначил я встречу.
Что же там дают? Может, и мы пойдём Мы с радостью составим вам компанию, дружно обрадовались подружки.
Сегодня будет «Тартюф» Мольера.
Фи, какая скука! Там будут только пенсионеры, расстроилась Верочка.
Идите сами, а завтра нам расскажете, вставила Карлина.
Особенно о скандалах, не забудьте, завершила Верочка.
Мои милые сопровождающие дамы позволили нам с Эриком встретиться с глазу на глаз. Мы раскланялись, и под треск зелёных попугаев я отбыл домой, чиститься, гладиться и скрестись перед посещением любимого Мольера, нечастого гостя на голландских подмостках.
II.
Моё знакомство с Сильвией началось именно с Мольера в августе восемьдесят девятого года. Тогда в антракте «Тартюфа» в МХАТе в Камергерском ко мне подошла пожилая пара.
Вы едете в Голландию? без предисловий спросила дама.
Я вздрогнул от предчувствия необыкновенного.
Да, сударыня, собираюсь отбыть через две недели, на три месяца до конца ноября, ответил я.
Вы не удивляйтесь моему вопросу. Москва такая маленькая, что все мы знаем друг о друге. Мы преподаём в консерватории, у нас есть общие знакомые, и мы хотели бы попросить вас о небольшом одолжении.
Тут прозвенел звонок, и мы разошлись, уговорившись встретиться по окончании спектакля. Играл, злодейски священнодействовал великолепный Любшин, заставляя зал до изнеможения стонать от смеха. То был любимый, знакомый с детства мир театра, далёкий от повседневного бытия, мир интриг и заговоров, благородства и злодеяний, высоких чувств и грехопадений. Добродетель у Мольера торжествует, и потому тем более в МХАТе на его
спектаклях меня никогда не покидало предвкушение финального разоблачения обманщика. Этот мир существует лишь в театре, и потому мы вновь и вновь стремимся под его кров. Всё было, как обычно прекрасные актёры, великолепная постановка и даже маленький оркестр, придававший преставлению особый, старомодный шарм.
Мольер закончился привычными бисированием и чествованием славного актёрского ансамбля, и затем с новыми знакомыми я прошёлся по Тверской.
Ещё в театре, сразу после знакомства, я догадывался, что, поскольку пара консерваторская и интересуется Голландией, то речь пойдёт о пианисте-беглеце Юрии Егорове, обосновавшемся в Амстердаме и умершем там год назад.
Отчасти, так и случилось. Старики близко знали виртуоза, победителя конкурса Чайковского, по годам его учёбы в стенах «консы» и, насколько было возможно в то время, внимательно следили за его зарубежной карьерой, радуясь каждому самому маленькому известию о своём ученике, но не позволяя себе высказываться вслух. Для многих Егоров был богом, новым мессией, и там, за границей, на чужбине, умер молодым, в расцвете сил, от неизвестной нам болезни, которой в скором времени дадут название СПИД. А через полгода после его смерти границы нашей страны раскрылись миру, и мои новые знакомые сразу же поехали в Амстердам, чтобы посетить захоронение ученика.
Всё это мы обсуждали, неспешно поднимаясь по Тверской. Когда я упомянул о концерте Егорова с голландской скрипачкой, тоже финалисткой конкурса Чайковского, записанным голландским телевидением незадолго до смерти пианиста, то старики остановились и вскричали, перебивая друг друга:
О, то был концерт с Эми! С Эми!.. Ведь мы очень хорошо её знали. Эх, какая была бы пара И мы не могли покинуть Голландию, не побывав на её концерте, и потому, увидев её имя на афише, поехали в Утрехт, это далеко, за тридцать километров от Амстердама. А входные были столь дороги, что нам оставалось лишь наблюдать за счастливчиками, неспешным потоком вливавшихся в концертный зал. И вдруг
Нет, Толя, подожди, расскажу-ка лучше я, прервала мужа дама. Вы только представьте себе. Из дверей выпархивает очаровательнейшее создание в длинном чёрном концертном платье с двумя билетами в руках. Моё сердце ёкнуло, и я бросилась к красавице, вцепившись ей в руку и крича дурным голосом: «Ай эм фром Москау! Консерватория Москау! Ойстрах! Рихтер! Коган! Третьякоф!»
Боже, ты напугала её до смерти великими именами, язвительно произнёс супруг.
Видимо, да, отозвалась дама довольным тоном. Мои вопли произвели должное впечатление. Девушка замерла и уставилась на меня, словно поражённая, а затем схватила нас за руки и потащила в вожделенное нутро зала. «Пойдём! Быстро! Это хорошо!», приговаривала она по-русски.
А я закричал, чтобы она сразу знала о нашей финансовой несостоятельности: «Мадам, но мани! Но ма-ни Денег нет!», весело добавил мой новый знакомый. «Деньги не нада! Не нада Идём быстро Я была в консерватория. Скрипка. Коган. Великий человек Третиакофф! Великий человек В прошлый год. Москва красивая. Идём»
Мы слушали Эми из третьего ряда и оба плакали, продолжала дама. Она исполняла Мендельсона, как когда-то играла в консерватории, когда Ойстрах целовал ей руки, представляя москвичам. Только вот не было нашего Юрочки
Не забудь упомянуть о Сильвии, вмешался супруг.
Сильвия! Наш юный ангел-спаситель тоже играла, и не в оркестре, а соло вы ведь, конечно же, знаете сонату фа-минор с сольными адажио и кодой? Так вот, эта девочка отыграла так, что у зала остановилось дыхание.
Да, это была серьёзная голландская скрипичная школа. Вы ведь слышали голландцев? Кого? с вдохновением спросил меня Анатолий Георгиевич.
Я признался, что из голландских скрипачей знал лишь Эми, поскольку та выступала у нас, записывалась и даже промелькнула на голубом экране с Ойстрахом, и за три коротких визита в Голландию четыре раза был на её концертах. Она по-особому воспринималась мною, не только блестяще вышколенной исполнительницей, но и некоей современной секс-звездой очень бойкой рыжей, веснушчатой длинноногой девицей, самозабвенно отдающейся своему миру прекрасной музыки.
Вот-вот, тем более. Тем более вам понравится Сильвия! вскричала дама. Ведь даже Эми пресная рыба в сравнении с красоткой Сильвией. Ах, как она играла