Его, как и предписано, продержали в морге при академии и третьего дня захоронили на окраине Шуваловского кладбища.
«Вот незадача!» подумал Пятровский. Но сомневаться в показаниях такого авторитетного человека, как Чустович, у него не было.
А одежда? Куда делись одежда усопшего и всё, что с ним было?
Одежда в камере хранения при морге. Там месяц её хранят она же не испортится. Да и мало ли что найдутся родственники. Сегодня вы в неё уже не попадёте, а вот завтра, часов с десяти вполне!
Игнат Тимофеевич поблагодарил Чустовича и решил, что завтра с утра изучит одежду убитого, а после направится в Департамент полиции, чтобы в архивах поискать похожие случаи. Но сегодня он решил ещё раз встретиться с женой Вайхомова и направился на Шпалерную.
Женщина сидела на деревянной лавке, низко наклонив голову, и совсем не проявляла интереса к происходящему вокруг. Лишь с появлением Пятровского она с надеждой вскинула было голову, но, увидев его, тут же опустила и произнесла тихим голосом:
Ну вот и всё
Игнат Тимофеевич присел рядом. Ему отчего-то было жаль эту женщину.
Я сейчас опишу приметы, а вы постарайтесь ничего не упустить и решить, о вашем ли муже речь, хорошо?
Она молча кивнула головой.
Статский советник начал медленно перечислять характерные черты усопшего, а Арина Александровна с каждым словом всё ниже и ниже опускала голову. Когда он закончил, она сказала:
Это он.
Пятровский встал и медленно прошёлся по комнате. Она была совсем маленькой и давила своими размерами на обоих.
Вы не хотите выйти на улицу?
Хочу, ответила убитая горем женщина.
Тогда ещё побудьте тут, я сейчас решу вопрос. А пока вспомните, во что был одет ваш муж в он осёкся Когда уходил из дома первого марта, хорошо?
Постараюсь.
Игнат Тимофеевич видел, что эта убитая горем женщина не представляет опасности для общества, поэтому ему не составило большого труда выпустить её из Дома предварительного заключения под свою ответственность и сопроводить домой.
На голове картуз. На шее шарф. Войлочное пальто тёмно-серого цвета, под ним холщовая рубашка, шерстяные брюки-галифе, кирзовые сапоги с портянками. Вроде бы всё
Статский советник, вспомнив описание следов на шее, запястьях и щиколотках убитого, понял, что картуз, шарф, сапоги с портянками навряд ли будут в камере хранения. Но на всякий случай всю эту информацию зафиксировал в своём блокноте
Наутро стояла премерзкая погода: снег с дождём и сильными порывами ветра. Гекка он отпустил за ненадобностью, а сам вновь явился в академию, чтобы изучить одежду Вайхомова. По предъявлении документов в хранилище его допустили без вопросов, показав полку с вещами убитого.
«Итак, как и предполагалось: холщовая рубашка, шерстяные брюки-галифе и пальто. Мало, конечно, но изучим» С этими словами он достал лупу и стал сантиметр за сантиметром осматривать вещи.
Рубашка оказалась самой обычной, а вот брюки-галифе Игнат Тимофеевич внимательно присмотрелся к швам на гульфике и наколеннике на правой ноге. Их явно зашивали заново, в нарушение мануфактурных стежков! Причём было видно сразу три узелка, не позволяющих нитям распускаться: штатные коричневые, потом тёмно-зелёные, а поверх них чёрные. То есть сначала шов распороли, потом зашили тёмно-зелёными, потом опять распороли и, судя по ширине стежков, наскоро зашили чёрными нитками!
С волнением охотника Пятровский достал перочинный нож и аккуратно срезал чёрные нитки на обеих частях брюк. В верхней части, в наколеннике, он обнаружил клочок бумаги, насквозь прошитой тёмно-зелёными нитками с трудно различимой без лупы записью. Статский советник уже понял, что этим способом скрывал что-то именно Вайхомов, а чёрными нитками наспех зашивали его убийцы, чтобы скрыть следы.
Найденный клочок он аккуратно уложил в портсигар. Сам он не курил, но использовал его для сохранения вещественных доказательств соответствующего размера.
А гульфик его удивил ещё больше. Всё бы вроде ничего, но на складке швов он увидел частицы ярко-жёлтого металла. Сомнений не было: это было золото.
Дальнейший, даже более тщательный осмотр рубашки и пальто не дал никаких дополнительных результатов. Стало понятно: преступники знали, где и что искать. Но если с золотом было всё более и менее ясно, то с письмом (так для себя назвал Игнат Тимофеевич клочок бумаги) оставалась загадка. Зачем грабителям письмо?!
«И фамилия редкая, интересная Вайхомов С Кавказа, что ли?!»
День клонился к закату. Нужно было время, чтобы всё обдумать, и Пятровский, положив в маленький бумажный пакетик частицы найденного золота для последующего исследования, добавил его к письму в портсигар и отправился к себе. Утро вечера мудренее
* * *
Проснулся бывший титулярный советник от лёгкого толкания своего кота. Рыжий, то ли замёрзнув, то ли с голода, то ли оттого, что ему нужно выйти на улицу, аккуратно лапкой толкал своего хозяина. С годами Игнат Тимофеевич определил три причины такого поведения своего кота и каждый раз, когда с этим сталкивался, в упор смотрел на него и спрашивал:
Гулять? Спасть? Есть?
На одном из этих слов кот облизывался, и тогда становилось понятно, что же он хочет на самом деле.
Так они и жили.
В этот раз кот намекнул на прогулку. Обычно для бывшего титулярного советника всё это заканчивалось сопровождением кота к парадной и открыванием двери, чтобы тот выскочил на улицу. Но сегодня он почему-то решил выйти с ним на улицу. Рыжий рванул к двери, но, увидев, что хозяин не уходит, а стоит в проёме, и даже больше! вышел за ним, очень удивился и, глядя на него, решил не уходить далеко и тут же, возле дома, стал справлять свою кошачью нужду.
А Пятровский вышел лишь подышать и посмотреть на погоду. Вечером его пригласили на ежегодное заседание ветеранов судебных следователей, дабы подготовиться к ежегодному празднованию образования оных. В этот раз планировалось отметить тридцать первый год.
В прошлом, юбилейном, от празднования было решено отказаться вследствие невозможности прогнозирования последствий на подготовку и издание «Положения о губернских и уездных земских учреждениях 1890 г.»[3]. Тогда этот, как считали некоторые либералы, «контрУказ» свёл на нет все старания Александра II, и, в целях избежать возможных несогласий и протестов, праздник было решено перенести. А потом и отменить. Поэтому в этом, 1891 году его проведение планировали на широкую ногу.
Игнату Тимофеевичу не хотелось идти на это собрание. С каждым годом истинных ветеранов, его сверстников становилось всё меньше и меньше, а «молодёжь», выходившая на пенсию, уже была совсем не той, с которой Пятровский мог легко общаться.
У них были совсем другие интересы и взгляды на общество и жизнь в целом. Они взахлёб обсуждали путешествие цесаревича по Востоку.
Вы слышали? Николай Александрович в конце января покинул Цейлон и отправился в Сингапур! говорил один.
Право, любезнейший! У вас устаревшие сведения! Он уже побывал на острове Ява и направился в Бангкок для встречи с королём Рамой V! оспаривал происходящие события второй.
Вы совсем не отслеживаете путешествие цесаревича! От Рамы он уже получил местный орден и кучу подарков и сейчас направляется в столицу Китая, Нанкин! утверждал третий.
Такие разговоры-сплетни-домыслы никак не интересовали бывшего титулярного советника, но что было, то было Обсуждали что угодно, кроме профессиональных вопросов. Ему было скучно. Он не хотел туда идти
Ну что, тигра? Пойдём домой? Тебе же поесть надобно! после традиционного «кис-кис» негромко проговорил Игнат Тимофеевич, завлекая кота домой.